Но всего не знает никто – ни я, ни сам Энрик. Это несчастный случай. Как в тот раз, когда у него остановилось сердце.
Марио немного успокоился. Проф сейчас вытаскивает меня, не хочет, чтобы охранники смотрели на меня как на чудовище. Но, может быть, это не поможет. И правильно. Я и есть чудовище.
– Я позабочусь, чтобы такие вещи не повторялись, – добавил он, чтобы утешить Марио. И я, и проф знали: вряд ли здесь что то можно сделать.
На некоторое время я отключился, не слушал, о чем говорят проф и Марио, а с ностальгией вспоминал о тех временах, когда мои мелкие проказы и шалости спокойно игнорировались, а за серьезные проступки следовало оговоренное наказание. Теперь не всё так просто. «Включился» я, когда Марио уже ушел.
– Вы, надеюсь, не дали ему выходной?
– Нет, ты же слышал, – удивился проф. Я покачал головой:
– Я отключился.
– Понятно.
– Я же сам себя предупреждал, что это может произойти! И даже всё правильно понял!
– Как это, сам себя? – удивился проф.
– Мне приснился сон, – пояснил я.
Проф наклонил голову: я тебя слушаю.
– С катаной за спиной, – начал я, – я иду по какому то пустому освещенному коридору… – Я рассказал всю эту сказку до конца. – И я именно так и сделал: захотел управлять. Так что я действительно сын дракона.
– Тебя выпороть, чтобы ты вспомнил, чей ты на самом деле сын? – вежливо поинтересовался проф. Так, наверное, шутят под обстрелом. Страшно, весело – и можно умереть в любую секунду.
– Обязательно, – серьезно ответил я, – вдруг поможет.
Проф мотнул головой: не смешно.
– Тебе придется научиться контролировать свои способности. Если, конечно, ты не собираешься становиться каким нибудь харизматическим диктатором вроде Чингисхана или Гитлера.
– Не ет, – простонал я, – я же тогда всё правильно сделал, и ответил правильно – во сне. А вот в реальности… О, Мадонна!
– Вот и запомни: ты носишь в руке обнаженный меч. Очень большой и острый. У всяких там Гитлеров и Чингисханов были просто маленькие ножички. А историю ты знаешь. Соответственно, если ты захочешь во всё это поиграть, погибнут даже не миллионы, а пожалуй что миллиарды людей.
– Я не хочу!
Еще никогда в жизни мне не было так страшно.
– Тогда обзаведись ножнами.
Я кивнул:
– Это образ. А как на практике?
– Если бы я знал… Только ты сам можешь сказать, что ты при этом чувствовал.
– Я не понял. Я просто рассердился, что от меня что то скрывают. То, что я хотел узнать.
– Значит, не сердись. Не дави ни на кого. Не прорывайся на тяжелом танке, а получи то, что ты хочешь, умом и хитростью. Или не получи – если тебе не хватит ума.
– Ясно. А почему вы решили хранить в тайне от меня эту историю?
– Теперь ты давишь на меня?
– Нет. Там был прямой приказ. И это, кажется, обязательно. А перехитрить вас я уже давно не надеюсь.
Проф ухмыльнулся:
– Ну, раз ты уже знаешь, разумнее сказать тебе всё. А то ведь ты и впрямь полезешь мстить.
– Угу. Это слишком личное.
– В общем, так. Он – наиболее вероятный наследник своего брата.
– Э э э, как это?
– У синьора Каникатти пять дочерей и ни одного сына. А он сам и его жена уже не в том возрасте…
– Пф! Берется фриландский репликатор… Всё просто, как апельсин.
– Да, пока твои клетки достаточно молодые и здоровые… А клонирование человека запрещено законом уже лет восемьсот. И за этим все очень зорко следят. Подпортить жизнь конкуренту, да еще на галактическом уровне, никто не откажется. Так что ребенка – можно, клон – нельзя.