К морю спускался седобородый рослый старик. Его кудри метались. Это был великий писатель, отправлявшийся за Солнцем, как аргонавт за руном24.
Древнегреческое руно находится хоть и очень далеко, но все же в определенной точке земного пространства (Колхида). Руно-солнце Белого вне земной географии, оно ведь небесное светило, которое манит, исчезает (закатывается) и вновь является, что вызывает в душах аргонавтов драматические переживания:
В древнегреческом мифе путь к руну долог, но все же заканчивается выполнением поставленной задачи. Путешествие аргонавтов Белого это «путь к невозможному» (так озаглавлено одно из программных стихотворений «Золота в лазури»). В нем важно экзистенциальное стремление к возвышенному и недостижимому идеалу:
Изменилась и причина, заставившая аргонавтов пуститься в путь. Если греческие герои выполняют поставленное перед ними Пелием задание, то герои Белого действуют в силу внутренней потребности света, из‐за присущей их природе устремленности к будущему, из‐за, можно сказать, врожденной тяги к идеальному и вечному:
О Солнце мечтали дети Солнца28;
Мое желание солнца все усиливается. Мне хочется ринуться сквозь черную пустоту <> построю себе солнечный корабль Арго. Я хочу стать аргонавтом (Белый Метнер. Т. 1. С. 244)29.
Цель древнегреческих аргонавтов не только привезти золотое руно, но и самим вернуться домой. Цель аргонавтов-символистов противоположна. Они стремятся покинуть грешную землю навсегда, чтобы обрести новую, идеальную родину, которая и есть Солнце. Потому аргонавты ощущают и именуют себя «детьми Солнца»:
Поют о Солнцах дети Солнца, отыскивают в очах друг у друга солнечные знаки безвременья и называют жизнью эти поиски светов. <> Среди минут мелькают образы, и все несется в полете жизни. Дети Солнца сквозь бездонную тьму хотят ринуться к Солнцу30;
И огненное сердце мое, как ракета, помчалось сквозь хаос небытия к Солнцу, на далекую родину31.
И наконец самое, на наш взгляд, главное. Превратив золотое руно из бараньей шкуры в небесное светило, Белый изменил траекторию движения аргонавтов. Если они плывут по морским просторам, то не в Колхиду, но исключительно «за черту горизонта» (Белый Метнер. Т. 1. С. 218)32. Однако чаще они вообще не плывут, а летят по воздуху, вверх, в небо33, в «голубеющий бархат эфира» («Бальмонту»)34:
Вследствие этого корабль «Арго», предназначенный для того, чтобы перенести символистов-мечтателей к солнцу, оказывается не мореходным судном, но летательным аппаратом. «Арго» крылатый корабль, и отправляется он в путь не из морской гавани, а, к примеру, с вершины горы:
Крылатый Арго ринется к Солнцу сквозь мировое пространство38;
Арго взмахнул крылами. Арго помчался в голубую вышину39.
1.3. «Аргонавты идеала»: Андрей Белый Фридрих Ницше Семен Франк
Подобная трансформация древнегреческого мифа в миф московских символистов была обусловлена не столько безудержной фантазией юного Белого, сколько кругом его актуального чтения. Из кумиров того времени особенно сильно на создание аргонавтического мифа повлиял Ницше40. На это сам Белый указывал в уже цитировавшемся выше письме Метнеру от 26 марта 1903 года:
<> собираемся учредить некоторое негласное общество (союз) во имя Ницше союз аргонавтов <>; цель эзотерическая путешествие сквозь Ницше в надежде отыскать золотое руно <> чувствуете Вы, что звучит в этом сочетании слов, произнесенном в XX столетии русскими студентами, аргонавты сквозь Ницше за золотым руном!! (Белый Метнер. Т. 1. С. 218)
Увлечение Ницше Белый датирует рубежом XIX и XX веков: «<> Ницше влечет меня все сильней и сильней; Заратустра производит теперь лишь головокружительное впечатление (я и прежде читал его, но он не действовал)», вспоминает он декабрь 1899‐го (МБ. С. 53). В записи за январь март 1900 года Белый отмечает влияние Ницше на стиль своей первой симфонии и подчеркивает, что Ницше для него «в то время недосягаемое совершенство». В 1901‐м происходит знакомство Белого с Эллисом, «сходящим с ума при чтении Ницше» (МБ. С. 61; март). «Вторичным увлечением Ницше» ознаменован 1902 год: «<> я впервые читаю Заратустру в подлиннике; и упиваюсь ритмами его» (МБ. С. 77; июнь август).
В «Ракурсе к дневнику» Белый называет конкретные произведения, им прочитанные: «Читаю с бешеным увлечением Ницше (Происхожд<ение> трагедии, Заратустру, По ту сторону добра и зла, Веселую науку, Странник и его тень)» (РД. С. 333; декабрь 1899); «Продолжаю углубляться в Ницше. <> Пристально изучаю книгу Шестова, посвященную проблеме зла у Толстого и Ницше» (РД. С. 334; март 1900); «Продолжающееся увлечение и чтение Ницше <>» (РД. С. 334; май 1900); «<> новый, пристальный пробег по сочинениям Ницше (Генеалогия морали, Против Вагнера, Помрачение кумиров и т. д.)» (РД. С. 336; сентябрь 1900); «<> новый вспых увлечения Ницше: пристально перечитываю Also sprach Zarathustra (по-немецки)» (РД. С. 343; май 1902), «Новый интерес к Ницше» (РД. С. 344; октябрь 1902).
Из перечисленных Белым книг особого внимания заслуживают «Так говорил Заратустра»41 и «Веселая наука»42. Именно из «Веселой науки», как отмечено А. В. Лавровым, позаимствовал Белый само слово «аргонавты» в актуальном для молодых символистов смысле43. Ницше называет так новых людей «еще недосказанного будущего», «чья душа жаждет пережить в полном объеме все те ценности и желания, которые до сих пор были у людей, и объехать все берега этого идеального средиземноморья», желающих «почерпнуть знания из приключений своего собственного опыта, как <> люди, завоевывающие и открывающие идеалы»44:
И теперь после того, как мы, аргонавты идеала, были в дороге, <> несмотря на довольно частые кораблекрушения <> мы как бы в награду за все перенесенное имеем перед собой еще неоткрытую землю, границ которой еще никто не осмотрел, которая лежит за пределами всех стран и уголков идеала, известных нам до настоящего момента <>. Перед нами другой идеал, удивительный, искушающий, полный всяких опасностей идеал <> идеал духа <>45.
В «Веселой науке» Ницше использует выражение «аргонавты идеала» в весьма значимой конечной позиции: перед эпилогом последней, пятой книги. Тем самым весь ход предшествующих размышлений о новых людях приводит автора к выводу о том, что они и есть аргонавты.
Привлечь внимание Белого к этому определению могла не только сама книга Ницше, но и ее разбор в статье С. Л. Франка «Фр. Ницше и этика любви к дальнему», где анализируется «совершенно своеобразный смысл ницшевского аристократизма», в котором «знать и противопоставляемая ей чернь <> суть не социально-политические, а лишь моральные категории»46. Для пояснения своей мысли Франк цитирует слова Заратустры:
«Знать» Заратустры это избранные люди совсем иного рода:
«О мои братья, я освящаю и заповедую вам новую знать
Не откуда вы происходите, а куда вы идете, да будет впредь вашею честью. Ваша воля и ваша нога, стремящаяся вперед, за пределы вас самих, это да будет вашею новою честью!..
О мои братья, не назад должна смотреть ваша знать, а вперед! Изгнанниками должны вы быть из страны отцов и матерей ваших.
Страну детей ваших должны вы любить: эта любовь да будет вашею новою знатностью!»47
Потом переходит к обобщению, составленному из монтажа цитат:
«Знать» это все те, кто перерос окружающую среду, кто разорвал связь с «страной отцов своих» и стремится к «стране своих детей», кто освящен любовью к дальнему и смело идет вперед, «расточая великую душу» и распространяя, как дар, свое влияние на людей. Знать это герои, «высшие люди», которые, «подобно высоко парящему соколу, озираются вниз на толкотню серых маленьких волн и воль и душ» и стремятся к образу сверхчеловека, предвозвестниками которого на земле они являются48.