Наталья Веселова
Милая Мила
Ночь долгая. Под одеялом у Бабушки густое и душное тепло. Они с Милой всегда спят на одном широком диване так уж повелось с самого начала, с того дня, что Бабушка взяла Милу жить к себе. Того дня? Она едва ли понимает, что такое тот день Ну, просто день что-то почти знакомое: это когда за окном становится светло-светло, и Бабушка грузная, как узел с бельем, в одной длинной-предлинной рубашке, с растрепанной светлой косичкой через плечо, выбирается из уютной постели, пошире раздвигает тяжелые шторы и задумчиво говорит: «Ну, вот и еще один день пришел». Тогда Мила тоже выпрыгивает из постели, бросается к окну, тревожно смотрит в их скудный дворик, никого там не видит и начинает изо всех сил толкать Бабушку головой, вопросительно заглядывая ей в глаза:
М-м? М-м? громко стонет она.
Это Мила хочет спросить: «Кто? Кто пришел?» но говорить ей так и не удалось научиться, сколько она ни старалась. Со временем она, правда, поняла, что «День пришел» означает, что за окном стало светло, и он, этот День, будет здесь до тех пор, пока не стемнеет, и тогда придет Ночь. И станет хлопать от сквозняка вечно открытая форточка, а в тревожных ночных отсветах наискось помчатся тучи больших белых бабочек. Миле их не достать, этих ледяных бабочек. Правда однажды, когда Бабушки не было в комнате, она ухитрилась взобраться на подоконник, оттуда кое-как дотянуться до форточки и одна бабочка села ей прямо на нос! Села и сразу укусила ее маленький носик мгновенным холодом! А потом пропала Нет, это оказалась совсем не такая бабочка, которую однажды посчастливилось поймать, когда во дворе было тепло-тепло, как у бабушки в кровати, и Мила часами просиживала у открытого окна. Бабочка долго летала перед ней жирная, белая и дразнила, дразнила Милу своей наглой легкостью. А Мила не будь дурой: напряглась и хвать! Сильными пальчиками сжала белую пленницу намертво и отправила в рот даже не поняла, как это получилось: ведь хотела только рассмотреть Она не успела оценить вкусно ли ей, когда в комнате откуда-то появилась Бабушка, всплеснула руками и кинулась к Миле с криком:
Что ты делаешь! Выплюнь! Плюнь сейчас же! Скажи: «Тьфу»!
Мила любила делать все наоборот не по своей воле, а просто так выходило, поэтому она, как могла крепко, сжала челюсти и тогда Бабушка принялась раскрывать ей рот насильно, запрокинув несчастной голову и зажимая ей нос.
Какая гадость! приговаривала она. Какая гадость! Это же бабочка! Как ты только можешь! А если она какая-нибудь ядовитая?!
Зато так Мила узнала, что все белое и легкое, что летает днем и ночью, в жару и в холод, мимо их окна, называется «бабочка»
Ночь скучная. Когда Бабушка спит, играть с ней нельзя, нельзя даже ее трогать: если ее разбудить, то она станет злая-злая и может даже больно и звонко шлепнуть Милу по попе. А Миле почему-то именно ночью не хочется спать. Она выпрастывает голову из-под одеяла и с тоской смотрит на недоступных бабочек, мчащихся в квадратике открытой форточки. Бойко и ритмично щелкает большая, злобная круглая штука под названием «будильник» Мила его ненавидит и все время норовит бросить на пол, но в Бабушкином присутствии этого делать нельзя: сразу получишь «по попе». Зато когда Бабушки нет в комнате, и Мила сталкивается взглядом с хищной мордой будильника она с наслаждением швыряет его на пол и топчет, топчет а он все не замолкает. После этого главное успеть отбежать подальше и, как ни в чем не бывало, усесться в кресло перед телевизором, чтобы Бабушка не знала, что это Мила скинула противную штуковину, а подумала бы, что она сама спрыгнула на пол Но та все равно откуда-то знает, что произошло, как будто стояла рядом и все видела. Мила совершенно не понимает, как такое возможно!
Ы-а! кричит она. Ы-э! ей хочется сказать, что это не она, не она, но, как всегда, стоит раскрыть рот и оттуда вместо таких понятных ей человеческих слов вырываются странные гортанные звуки.
Не ты, говоришь? отлично понимает ее Бабушка. А кто еще, интересно? Вот я тебе сейчас
Мила стыдливо отворачивает голову, и женщина сразу смягчается:
Ах ты, бедная моя девочка И чем только тебе мой будильник не угодил?
Ее теплая ладонь ложится Миле на лоб:
И какая же ты всегда горячая Надо будет опять врачу показать тебя и спросить нормально ли это? И ведь, вроде, здоровая Бегаешь, вон, дай Бог каждому
Ночь тягостная. Звуки ее одновременно приманчивы и враждебны. Тысячи шорохов, стуков, вздохов, колебаний воздуха все это слышит Мила, ведь она не умеет только говорить, зато все остальное делает лучше многих! Ей тревожно, сладко, мучительно, словно откуда-то доносится соблазнительный дремучий зов пойти бы ему навстречу, но куда, куда? Да и страшно, тесно где-то внутри Мила боязливо заползает обратно под одеяло, приваливается к теплому Бабушкиному боку. Тут безопасно, родной запах обволакивает чуткие ноздри Спит Мила. Сладко спит, пока опят не приходит этот которого зовут День.
Они с Бабушкой не всегда бывают только вдвоем. Иногда приходят другие Бабушки, и тогда все сидят за столом, едят, пьют и разговаривают. Мила тоже сидит за столом со всеми, у нее есть свой личный стул, который никто не трогает, она внимательно слушает, стараясь уловить смысл слов: не опасно ли что-нибудь для нее? А может быть, наоборот, хорошо? Другие Бабушки тоже иногда к ней обращаются, в основном, предлагая что-то съесть, и Мила иногда соглашается, а иногда нет, по настроению. Но ни одна из Бабушек, кроме ее собственной, ее не любит это очень понятно. Да они этого и скрывать не собираются! Вот одна от нее нестерпимо несет цветами, почти как от огромного красного веника, который однажды принес Бабушке ее Друг (который вообще-то хороший, но в тот раз Миле было не продышаться даже все остальные запахи надолго пропали) так вот, эта чужая Бабушка спрашивает Бабушку настоящую:
Слушай, зачем она тебе? и откровенно показывает на Милу. Такой ужас
Действительно, поддерживает ее другая. Ради чего ты ее взяла?
Очень жалко стало тихо говорит Милина Бабушка. От нее племянница моя отказалась. Мужика себе нашла, а он ей вот как ты сейчас: «Какой ужас!». Говорит, мол, либо она, либо я В какой-то там приют ее сдать хотели А я как в глаза ей посмотрела Ей два годика тогда было уже, и такая домашняя Ну, как ее в приют! Совсем с ума посходили люди! Не позволила сдать и ни разу не пожалела Говорю ей: пойдешь ко мне жить? Буду твоей бабушкой Уход за ней минимальный Ну, шарахаются некоторые с непривычки А потом ничего Привыкаешь ведь. Мы большие друзья, да, Мила?
Кстати, насчет глаз это правда, неожиданно соглашается до того молчавшая самая маленькая Бабушка. Просто васильки! И разрез такой красивый Если б не всё остальное
Бр-р Я лично никогда не привыкну, упорствует та Бабушка, что вонючая. Хотя она у тебя уже сколько? Лет семь, кажется? Ну, тогда недолго осталось такие ведь, наверно, много не живут?
Еще как живут! При хорошем уходе! испуганно восклицает настоящая Бабушка, прижимая Милу к себе: Не слушай ее, не слушай, хорошо? Ты проживешь еще долго-долго, ясно? Мы всегда будем с тобой вместе и к подруге: Хоть бы при ней помолчала! Она же все понимает! И теперь начнет мучиться!..
Иди ты! принужденно смеется та. Понимает Какие у нее мозги Она даже не понимает, что такое жить А уж умереть и машет огромной рукой с длинными коричневыми когтями.
Напрасно она так думает. Мила прекрасно знает, что такое жить. Это когда ты просто есть. И рядом Бабушка. И приходит День. Творог со сметанкой на тарелочке Смешные непоседливые пятнышки на спинке кресла ты пытаешься их поймать, но они всегда убегают. И еще ты обнимаешь Бабушку, когда вы вместе смотрите телевизор это такое окошко в коробке, где все мелькает, мелькает Интересно Жить это еще когда пахнет курочкой, и тебе сейчас дадут попить теплого бульону А потом День куда-то уходит, и вместо него откуда-то появляется Ночь. И это тоже неплохо, только по-другому. Это тоже жить. Волноваться. Хотеть чего-то непонятного. То проваливаться во тьму, то выныривать туда, где ровно дышит Бабушка и летят белые бабочки Однажды вынырнуть и увидеть, что День уже пришел Без тебя. А умереть это, наверное, просто не вернуться из тьмы Нет, Мила хочет всегда возвращаться Она обязательно будет возвращаться Тьма никогда не возьмет ее себе навсегда. Ни ее, ни Бабушку