Замолчи! кричу я, хватаясь руками за лицо, ногти зло впиваются в кожу. Замолчи! Замолчи! Замолчи!
Он так жесток. Слова, словно лезвия режут медленно, нацелены на боль, а не на глубину пореза. Меня буквально разрывает на части от боли, обиды и злости. Я не в состоянии поддаться полностью мыслям о том, что поступила неверно, что обрекла многих на страдание и смерть.
Чем дольше остаёшься здесь тем хуже делаешь всем, в том числе и себе. Мне жаль видеть тебя такой. Я не хочу этого, но ты прекрасно знаешь, что происходит с комелями. Ты покинешь Явь и попадёшь в Навь. Правь лишила тебя божественности, но я могу помочь
Тогда почему Навь, находящаяся под вами, слепо верит, что на всё воля Воронвэ? Как вы можете винить меня и мою семью, когда это результат ваших решений? По какой причине мои родители решили, что их дочь будет в безопасности здесь? кричала я, смотря в пол и щурясь от злости.
Тишина.
В тот момент я поняла, что осталась в комнате одна. Лишь лёгкий ветерок тихо шепчет о нахождении здесь кого-то кроме меня в прошлом.
Воронвэ говорил о мире, в котором существуют не все. В который верят лишь знающие боги, Комели или жители других миров, посвящённые в веру. Земля, на которой росли мои дети, была другой. Исключением из бытия сего. И всё потому, что боги никогда не спускались на неё. А если и спускались, то не дарили людям веру, знание и уходили, равнодушно отводя взгляд от жаждущих сердец. Нет моей вины в том, что отец хотел подарить этой земле Бога и привести сюда Явь.
Я обрела новые ценности и перестала с теплом вспоминать о прошлом, наблюдая за отцом через камень памяти. Неподвижен. Снова. В плену тишины и одиночества. Опять его настигло что-то необъяснимое и могущественное. Как бы мне хотелось, чтобы он хотя бы на минуту оказался рядом.
Прости, это моя вина. Ты снова бездушен и твёрд, лишён возможности жить, как раньше, до моего появления. Я разозлила Воронвэ, в очередной раз наслав беду на обитель.
С тех пор всё изменилось, я многое потеряла и пыталась думать лишь о том, что обрела. Род болотного бога прерван, усыплён, закрыт от глаз всего живого, среди людей и богов. Никто больше не вспомнит о нас, никто больше не помолится Паэлиосу. И в этом виновата лишь я. Это сводит с ума. Или уже свело.
***
На тот момент Самбору уже исполнилось двадцать пять, а Волибору двадцать. Нас всё устраивало. Изо дня в день я понимала, что вскоре они все покинут дом и обретут свои семьи. Запечатаю их в памяти такими. Рвущимися из родного дома на волю. Всех, кроме Журри, которая с детства была больна моими грехами. Слепа, но чувствительна к звукам, она хвостиком бродила за мной по замку даже в свои пятнадцать. Никто не мог её излечить, эти прекрасные, как зеркало, глаза были широко открыты, но не могли увидеть мир. Она невероятно чувствительна, всё трогала и пробовала, иногда горько плакала. Отчего моё сердце разрывалось на части.
О, Журри, я нашла её в который раз в саду, плачущую. Моя долгожданная малышка!
Успокаиваю, глажу по светлым волосам, отчего она лишь сильнее и громче плачет. Я винила лишь себя во всём, что когда-либо происходило с моими детьми, и тучи сгущались над горой в знак печали. Опять. Опять кажется, что делаю что-то не так. Плохо. Это ежедневно терзает и режет.
В ту ночь я проснулась, задыхаясь и обливаясь потом. Унгал проснулся вместе со мной. Весь взволнованный, он взял мои руки в свои и попытался успокоить. Я вся дрожала. Перед глазами вспыхивали картинки, в которых угадываю верховную палату и статуи девяти главных богов, отца, мать. Всё там пропитано светом и теплом, между высоких колонн плывут безмятежно и сонно пухлые кружевные облака.
Что это значит? Я ведь уже стала никем, чего от меня хотят верховные? Почему я продолжаю бояться?
Бирель? беспокоился Унгал. Что случилось? Не молчи, слышишь?
Камень, которым наградил меня мой отец при рождении. Память тянула к земле и заставляла думать о прошлом, даже о плохом. Поэтому мы спустили его в подземелье и заперли. Но я никогда не забывала о нём и ежедневно спускалась, чтобы оставить воспоминания и взглянуть на дом. Это стало уже ритуалом.
Камень, прошептала. Покинул замок
Унгал резко встал и накинул на себя плащ. Его аура изменилась. Она стала чёрной, скользящей сквозь пространство, следуя следом, как зверь на привязи, готовый кинуться и разорвать.
Время словно остановилось. Я тяжело встала и подошла к окну.
Ветер шумел, шатал гибкие ветви деревьев и подвесные горшки с цветами в саду. Мир, к которому привыкла, сейчас, куда-то стремительно мчался, стараясь не опоздать, не остаться там, где вот-вот что-то разразится. Кажется, что даже природа предпочла бы в этот момент быть подальше от королевы болотной горы.
Что, если Воронвэ прав? И мне не суждено нести что-то хорошее в этот заброшенный мир? Я прекрасно понимала, о чём он говорил при встрече. Существует правило, по которому я обязана была подняться в верховную палату сразу же после рождения. Явления природы появляются на свет крайне редко и не поддаются воле верховных богов, но только если поступают на службу. По этому во мне столько гнева и силы, столько желания разрушать. Я просто-напросто не способна сдерживаться и рано или поздно не выдержу. Тогда я однозначно буду винить себя, но ничего не смогу исправить. Надеюсь, это удастся кому-то другому.
Через полчаса муж вернулся весь бледный и упал передо мной на колени. Но это не могло помочь. Это стало последним испытанием для меня в этом аду. Да, я наконец призналась себе, что всё происходящее огонь, который раньше лишь грел. Сейчас он сжирает до костей. Возможно, в тот момент мне нужна была помощь, кто-то должен был подать мне руку. Потому что это пламя ещё и ослепляло.
Я держалась лишь из-за возможности увидеть дом, родные болота, окутанные темнотой и сонливостью. И это было отнято у меня. Туман, холод навсегда окутает эту землю и год за годом будет всё больше поглощать города, страны, пересечёт море, горы, пустыни. Чужие руки украли камень, и чужие руки вернут его мне.
Я кричала так громко, что началась буря, и в замок ворвался ливень, сорвав с гардин шторы. Меня напитала ненависть, она же и сбила с ног. Замок наполнился тьмой. Ветер яростно кричал и заставлял биться хрусталь, рвал в клочья ковры и скатерти, уносил прочь всё то, что вставало у него на пути. Черный туман проникал в комнаты и подвалы, в башни, где испуганная прислуга пряталась под кроватями, в шкафах.
В ту ночь гора погрузилась в беспроглядную ночь и хаос. Болотный народ разжигал костры и пытался взобраться на гору, но все как один терялись в беспросветной темноте и лишь слышали крик. Крик, наполненный болью и отчаяньем, желанием прекратить мучения, обрести свободу.
«Отец, я хочу домой»
***
Самбор У-Танг.
Болотная гора.
Я вернулся с похода к морю и обнаружил болотную гору, объятую грозовыми тучами, туманом. Когда поднялся в замок, растворившись в попутном ветре, то не обнаружил слуг. Было необычайно холодно в комнатах и коридорах, повсюду металась жухлая листва. Это место являлось для меня ценным, где горел огонь в камине, и еда всегда горячая, где я мог чувствовать себя хорошо. Мама каждый раз встречает с улыбкой и украдкой вытирает слёзы, обнимая. Мою усталость она скрашивала песнями, расчёсыванием волос перед сном, тихим шёпотом о том, как любит меня и брата с сестрой.
Я один любил её так. Даже отец, уверен, никогда не знал маму настоящую. Это сложно объяснить, но Бирель У-Танг являлась частью меня, она существовала не только за соседней стенкой, но и в моей голове. Бродила по моим снам, говорила о странных вещах, колдовала, касалась далёких и запретных облаков. Плакала. Её мысли и душевный голос брели в темноте непонимания и находили отклик только в моей голове. Сколько себя помню, мама существовала в отдельном от нас мире, наполненном тёмными образами и далёкими воспоминаниями. И только я знал об этом. Только я знал другую Бирель У-Танг.