Томми, хватит. Заткнись, иначе я набью тебе морду.
Томми имел рост выше среднего, но казался ниже из-за мускулистого тела, делавшего его похожим на медведя. Он увлекался тяжелой атлетикой,
обладал черным поясом по каратэ и в колледже считался первоклассным игроком в бейсбол.
- Хорошо, Поляк, если ты меня хорошенько попросишь, может, я и отстану от тебя. Но приказывать мне ты не можешь - понял?
- Я приказываю тебе, - сказал Поляк. - Вали из моего бара и не смей появляться, пока не научишься прилично себя вести,
Томми поставил на стол бокал с пивом “Миллер Хай Лайф”, поправил футболку с изображением Брюса Спрингстина и спросил:
- Ты хочешь вышвырнуть меня из своей забегаловки?
- Да, - ответил Поляк, - именно это я и хочу сделать.
Он снял фартук и вышел из-за стойки. Все расступились. Совсем некстати из музыкального автомата зазвучала старая добрая песня Кола Портера
“Давай-ка станцуем”. Томми принял боксерскую стойку и принялся подпрыгивать на носочках, пытаясь достать противника кулаками. В школе для
малолетних правонарушителей он считался хорошим средневесом, и может быть, стал бы профессионалом, если бы не связался с мафией. Впрочем, речь
сейчас не об этом.
Поляк стоял неподвижно, опустив руки. Томми нанес ему мощный удар в лоб, но Поляк устоял, шагнул вперед и наступил Томми на ноги огромными
желтыми башмаками. Томми взвизгнул - то ли от боли, то ли от неожиданности - и согнулся пополам. Поляк ударил его по затылку обеими руками, на
этом драка и закончилась.
Еще долго жители Саут-Лейка судачили о том, где Поляк научился таким приемам. Одни утверждали, что он в свое время был профессиональным
борцом сумо в японском квартале Варшавы. Но ведь все знали, что при коммунистах в Польше не существовало профессионального спорта. В конце
концов Джо Дагган, водитель тяжелого девятиосного грузовика, рассказал, что когда-то видел фотографию Поляка в старом номере журнала “Солдат
удачи”. Тогда Поляк удостоился почетного титула - “Наемник месяца”.
Спрашивается, что он делал в штате Нью-Джерси за стойкой бара в Саут-Лейке? Никто этого не знал. Да никто и не спрашивал.
Повинуясь желанию выпить еще, которое редко посещает равнодушных к алкоголю людей, Блэквелл залпом опрокинул вторую рюмку двойного бурбона,
усилием воли подавил подступившую к горлу тошноту и знаком заказал третью. Поляк подошел с бутылкой, но наливать не стал.
- Послушай, Фрэнк, - сказал он с шипящим польским акцентом, - это, конечно, не мое дело. Но, по-моему, тебе станет плохо.
- А я не хочу, чтобы мне было хорошо, - ответил Блэквелл.
- Мне жаль Клэр. Прими мои искренние соболезнования, Фрэнк.
- Спасибо, Поляк.
Они замолчали. Лучи заходящего солнца, висевшего в мареве промышленных испарений заводов Нью-Джерси, пробивались сквозь грязные окна бара,
бросали блики на красное дерево отделки. В золотистых полосках света плясали радиоактивные пылинки.
- Это правда, что ты был наемником? - спросил Блэквелл.
- Да, - ответил Поляк, - я был наемником.
- Ну и как?
- Вначале мне это нравилось. Но потом стало все труднее находить хоть какое-нибудь оправдание тому, чем я занимался. Нам приходилось
убивать слишком много людей, вся вина которых заключалась в том, что они встречались на нашем пути.