Эта фраза становится семейной легендой и определением любых жизненных невзгод
Как же так получилось, думает Сергей, глядя на ставшую ему чужой дочь. Кто виноват? Он? Жена? Дочь? Или жизнь, расставившая все согласно каким-то своим приоритетам? И что теперь уже совсем-совсем ничего не поделаешь?
Я не поеду с ней! категорически заявляет Таня. Ты ей обещал, вот и выполняй обещание. А мне ваш круиз нужен, как кролику Виагра.
Татьяна! ахает Сергей.
Ну что «Татьяна»! взрывается дочь. В гробу я этот ваш круиз видала. В белых тапках! И ее тоже!
Сергей хватается рукой за сердце. В комнату вбегает жена, которая подслушивала за дверью.
Ты что делаешь, мерзавка?! шипит она злобно на Татьяну. Тебе отца совсем не жалко? Ты его в гроб вогнать хочешь?
Танино лицо белеет, но становится еще более упрямым.
Да отстаньте вы от меня! Целый год меня изводили. Дайте хоть летом отдохнуть по-человечески! Без вас!
Сергей слышит в ее истеричном крике близко подбирающиеся слезы и обреченно встает. Поговорю с дочерью потом, решает он. Нет, ну вот зачем жена вмешалась?! Как будто нарочно, ну честное слово! Если бы она не вошла, он смог бы как-нибудь еще убедить Таню. Но сейчас Это же, как красная тряпка для быка.
Сергей машет рукой и выходит из комнаты. Руки дрожат, и он никак не может набрать воды из кулера, чтобы запить таблетки, которые пьет украдкой от жены.
А из комнаты слышатся крики, кромсающие на неровные лоскуты тишину и мирный покой вечера.
Ты!.. Дрянь!.. Неблагодарная!.. Да мы для тебя!..
Достали!.. К черту!.. Подавитесь!..
Звук пощечины, от которого Сергею становится нехорошо. Потом рыдания Тани. Хлопает дверь. Выбегает разъяренная жена.
Я так больше не могу. Я сойду с ума, плачет она и бросается на диван. Ее плечи вздрагивают.
Сергей выходит на широкий балкон, прижимается затылком к прохладной кирпичной стене и замирает, невидяще глядя на скопление вечерних огней. За что это ему? Господи, ну вот за что ему это все? Впрочем, нет, он знает за что. Он слишком хорошо знает это. Слишком хорошо.
ГЛАВА 12. Сергей. Разговор
Мимо проходит стайка о чем-то весело галдящих испанцев. Они едва не задевают облокотившегося на бортик Сергея.
Сорри!
Сергей подвигается, чтобы пропустить их, смотрит им вслед и наконец открывает телефон. Пробегается по разным чатам, не особо вчитываясь в сообщения и просто пытаясь этим ненужным действием оттянуть момент, ради которого он и пришел сюда: подальше от криков у бассейна, от людского гула и веселой музыки поговорить с дочерью. Сергей находит номер телефона Тани и звонит. Эта обязанность, которую они с женой по очереди исправно выполняют каждый день, не то чтобы тяготит его ведь они реально переживают за оставшуюся в Москве дочь, но все-таки исторгает из глубины души от самого себя тщательно скрываемый вздох.
Чаще всего Таня дает односложные и неохотные ответы, превращая их диалоги в некое подобие дежурного рапорта. Поела? Поела! Умылась? Умылась! Здорова? Здорова! Все нормально? А то! И стул, кстати, папочка, тоже нужной консистенции.
Иногда отвечает с длинными паузами и невпопад, что сразу же приводит к провалу резидента: Таня явно играет на компьютере и не желает тратить ни одной драгоценной секунды компьютерного времени на общение с «любимыми» родителями. Но в ответ на прямой вопрос тут же замыкается, не желая сдавать явки и пароли.
Пару раз Сергей нарывался на прямое хамство и грубость и выныривал из пучины разговора, задыхаясь от злости и с бьющейся у виска жилкой. Ему хотелось расколошматить о палубу телефон, перенеся на него свой гнев, но вовремя подключалось рацио, и он только раздраженно убирал в карман ни в чем не повинный гаджет.
Сергей даже пытался обижаться и заменял разговор по телефону сухим общением в мессенджере, но подобные уловки не срабатывали. Таня по полдня игнорировала его сообщения, хотя посиневшие галочки и указывали, что послания дошли до адресата и были успешно прочитаны. И тогда снова приходилось звонить и этим обрекать самого себя на Сизифов труд: тащить в гору тяжеленный камень отцовской любви, надеясь, что он когда-нибудь достигнет вожделенной вершины ответной ласки и внимания, однако снова и снова с горечью видеть, как камень рушится вниз, в черную пропасть безразличия и неблагодарности.
Таня взяла трубку тут же, как будто ждала звонка, и пока звучало ее привычное «Привет, па!», Сергей попытался угадать по интонации, по какому из сценариев будет развиваться сегодняшний диалог, не смог этого сделать и удивился. Танин голос звучал непривычно мягко, чуть ли не ласково.
Танюш, у тебя все в порядке?
Секундная задержка.
Да, у меня все хорошо.
Однако Сергею что-то не нравится в этом искусственно бодром голосе дочери. Он хмурится.
Ирина приходила?
Да, конечно. Холодильник скоро треснет от еды, которую она мне наготовила.
Сергей улыбается. Да, с Ирой им повезло. Она и в самом деле относится к Танюшке с участием и вниманием.
Бабушка навещает?
Конечно. На дачу уговаривает ехать, но что мне на даче делать? Тут у меня друзья, занятия по фотошопу и вообще
Сегодня Таня находится в каком-то необычно размягченном состоянии, и Сергею хочется и дальше лепить податливый разговор, но он не знает, что сказать, настолько давно они нормально не общались.
А чем ты занималась сегодня?
Да ничем, чувствуется, что дочь пожимает плечами. Па-а-ап
Что?
Слушай Я тут от скуки захотела пересмотреть наши семейные альбомы. Нашла все, начиная со школы, с первого класса. Но почему-то не вижу совсем детских. Когда я маленькая была.
На лбу Сергея, несмотря на иссушающую жару, вдруг выступает пот.
Па-а-ап
Да-да, Танюш, извини. Я не понял. Какие альбомы?
Ну, фотографий. Ты разве не фотографировал меня, когда я была совсем маленькой? У всех такие есть. Всякие там мимимишные младенцы в соплях с выпачканными лицами. Колясочки-фигасочки, игрушки-погремушки. Дитё на горшке в фас и в анфас. Встреча из роддома. И все такое, несмотря на пренебрежительный сарказм человека, считающего себя безумно взрослым, в голосе Тани звенит странное нервное натяжение. Я нашла фотки только с первого класса. И где более ранние? Я посмотреть хотела.
Сергей мнется. Мозг лихорадочно придумывает, что сказать. Если честно, Нютка первый раз спрашивает его об этом, и Сергей не знает, что говорила ей на этот счет жена, поэтому боится попасть впросак.
Па-а-ап?
Извини, Нютка, тут ходят всякие, разговору мешают.
Сергей нервно косится на проходящего мимо стюарта и переводит взгляд на дальний горизонт, где искрящееся море как будто испаряется прямо в голубое небо.
Ты знаешь, начинает он осторожно, это давно было, поэтому я толком не помню. Когда мы переезжали из старой квартиры в эту, часть коробок грузчики потеряли. Мы тогда это не сразу обнаружили. Пока распаковывали коробки, пока вещи разбирали, много времени прошло. Короче, кое-чего по мелочам не досчитались. Предъявлять претензии было уже поздно, да и некому. Сами виноваты, что проморгали.
Удачно придуманная ложь окрыляет его, и он уже более уверенно продолжает.
И самые первые альбомы, кажется, тоже там были. Твои дошкольные. Но я не уверен. Ты у мамы спроси. Она, может, лучше помнит, как дело было. Ты ей позвони и спроси.
Ладно. Потом. А почему я не помню переезда? Совсем не помню.
Ты? Сергей стирает рукой пот со лба. Да ты же тогда в больнице лежала. Не помнишь, разве?
Да, помню, задумчиво соглашается Таня. Помню. И старую квартиру помню. Там окна на институт выходили.
Точно, вздыхает с облегчением Сергей. Ты тогда в больнице лежала, а мы переездом занимались. А после больницы повезли тебя сразу же в новую квартиру. Мама тебе пирог испекла. Мороженого тебе накупили, игрушек. Ты помнишь?