Во втором письме от 15/25 марта Лефорт сообщает о получении с великой радостью письма Петра от 7 марта. Сам он живет помаленьку, не без кручины. Как увидит Петра, забудет несчастливые дни, потерянные в Амстердаме в разлуке. Ф.А. Головин, «товарис моё», как называет его Лефорт, хочет покидать его и ехать в Англию согласно царскому указу. Вести из Польши получше: король достиг Данцига. В заключение письма Лефорт благодарит Петра за то, что достал ему арапов, и после подписи делает еще приписку: «пужалесте ад мене скажи солобит ваша компанья и не забевати про наша питии воистене некали забеваём; кодь питья здешнее не добро. Вчерась я уженал у Туртон. Девице добре про твоя здорова пили великой стакан: ани рады твоя милось видатсь»[153].
Ф.А. Головин в первом из своих писем, помеченном 11 марта, уведомлял Петра, что «с Лефортом приезжим», т. е. с Яковом Лефортом и с его племянниками, поехавшими в Англию, отправил ему письмо, написанное по их просьбе, вероятно рекомендательное. Посылку письма таким путем он считает дерзостной и просит за нее прощенья: «И я, государь, с ними писал по прошению их к тебе, милостивому государю, и в том на меня, раба своего, гневу не имей, что так дерзостно учинил.
Толко, как поехали, не знаю; а пришли прощаться и просили о том писме, и я, при них написав, вручил им». Тексты договора о табачной торговле посланы 4 марта: здесь, в Амстердаме, о договоре еще никто не знает. Вероятно, на обращенный к нему вопрос Петра Головин отвечает по поводу договора: «конечно, государь, надобно, как зделано будет, послать указ с подтверждением о сем к Москве при положенных статьях»; об этом деле он может обстоятельнее донести при личном свидании. Письма, полученные из России накануне, 10 марта, а также копия с письма новгородского воеводы П.М. Апраксина к ним, послам, посылаются царю с этим письмом. Если Брекель объявится здесь, в Голландии, то что с ним делать? держать или отпустить к Петру? Головин касается далее, очевидно, уже ранее сообщенного Петру листа тайного русского агента в Вене Стиллы-Швейковского, полученного послами 18 февраля, с известием, что в Вену приехал из Польши некий ксендз, поляк, который говорил, что в Москве произошли великие бунты, царевна Софья взята из монастыря, возведена на престол, «за государыню и правительницу обрана», ей присягнули бояре, воинство и весь народ, она призвала из Сибири Голицына, который теперь присутствует в совете. Стилла прибавлял, что в Вене по всему городу только и говорят что об этих слухах. Послы от 1 марта отвечали Стиле, прося донести цесарю, чтобы ксендз, виновный в разглашении небылиц, был подвергнут наказанию: «в государстве его царского величества сохраняется добрый порядок и управление», и не только никто из подданных таких вещей мыслить не может, «но и посторонние неприятели так великого монарха и славно военного царя боятся»[154]. Петр, знакомый с истинным положением дел в Москве по постоянным письмам оттуда, не придал известиям Стиллы никакого значения; хотя надо думать, что эти известия могли в значительной мере подготовить раздражение, овладевшее им позже, при известии о подлинном бунте, создавая у него ожидание смуты. Головин в разбираемом письме доносит, что он говорил еще архиепископу Анкирскому, прося его от себя написать в Вену по этому делу, на что тот ответил, что писал уже о том дважды. Подписав письмо, Головин прибавил еще просьбу вызвать его в Англию, если царь думает еще побыть там некоторое время; очевидно, накопились дела, требующие личного доклада царю и его решения, тогда как дела, которые надо было исполнить в Голландии, приходили к концу: «Умилосердися, мой милостивой государь, если изволишь еще мешкать в Лондоне, пожалуй меня, раба своего, повели быть. Я хотя на почте, не явно, быти могу. А здесь, государь, уже дела немного гораздо». Головин прибавляет далее, что уже по написании этого письма получил царские письма от 1 и 4 марта. Распоряжения Петра об отправлении обоза посольства в Вену будут приводиться в исполнение; о предстоящем путешествии великих послов будет сообщено секретарю цесарского посольства, чтобы тот дал знать в цесарские пограничные города и в Вену для соответствующих приготовлений. Вновь Головин напоминает Петру о Крюйсе, вопрос о найме которого все еще не получил окончательного решения; вновь просит пожаловать его чином вице-адмирала и велеть сыну секретаря адмиралтейства де Вильде отписать относительно Крюйса к отцу. «Ей, замечает при этом Головин, без такова человека у нас флот в добром состоянии не будет; и в том, как воля твоя, милостивого государя, моего». Петр писал послам по поводу упреков, делаемых ему в том, что он не часто пишет, и объяснял, по-видимому, что послы ошибаются, что дело не в редкости его писем, а в том, что почта задерживается противными ветрами. Головин просит в том прощения, заявляя, что писал с упреками от душевного соболезнования. Так, кажется, можно понимать не совсем ясное место его письма: «Что изволишь, мой милостивой государь, батка, писать ко мне милостивно, что мы пеняем и пишем, что вы не изволите писать часто, а удерживаютца почты за ветром, и то делаем, не рассудя. И Бога, государь, свидетеля, милостивой мой, представляю о совести моей, что писал не для чего иного, токмо, как кому о ком душевно болезненно, забудет церемониально выписывать и другое рассуждать, в чем милостивого прошу прощения». Письмо заканчивается фразой, которая также не может быть понята без ключа к ней, находившегося, несомненно, в утраченном письме Петра к Головину: «А писма, государь, своею рукою, которые я к милости твоей, государю, писал, все по русски, и переводчиков у вас много: в том не изволте отговариватца»[155].
В Амстердам приехал 13 марта из Англии и явился к послам лекарского дела ученик Иван Левкин, присланный «от валентеров», т. е. от Петра, «с указом и поизволением: кто из них, великих послов, похочет побывать в Лондоне для настоящих дел, тот бы ехал»[156]. Так записан этот приезд Левкина в «Статейном списке» посольства. Но Петр вызвал в Англию собственно только Головина, за которым и был прислан Левкин с особой яхтой. Им привезены были Головину письма царя от 7 и 10 марта. «Премного тебе, милостивому государю, благодарен, отвечал Головин от 14 марта, за присылку Левкина с яхтою и о всех наказанных от милости твоей, государя, ко мне делех. Увидев твои, милостивого государя, очи, сам могу донести, дай боже, в счастии. Люди, государь, наши отпустятся после сего числа в восми днях. В делех, государь, врученных мне от милости твоей, государя, кажетца, за помощию Божией управлено. Как тебе, милостивому государю, угодно ли будет. И с Креусом, государь, я виделся по принятии писем твоих, милостивого государя. Малое, государь, нечто покупки осталося, и то вручил Прокофью Богдановичю, и уже сторговано. Нижайший слуга и богомолец pop Fetka. Marta w 14 die[n]»[157].
Когда Петр в Портсмуте 24 марта читал только что приведенное письмо Ф.А. Головина, последний плыл уже, направляясь к берегам Англии. С появлением Левкина в Амстердаме ускоренным темпом пошли сборы посла в дорогу. У Ивана Тессинга были взяты английские деньги[158]. Закупались припасы. «Выдано, читаем в «Расходной книге», для аглинской поездки второго великого и полномочного посла на всякие харчевые покупки и конфекты 64 ефимка, в том числе и за бочку пива, взятую в дорогу». «Заплачено по росписи винкоперу Гериту Гохейту за два анкерка мушкатного и прямого ренского, и за пошлину, и за бочки, которое куплено в дорогу в Англию второму великому и полномочному послу марта в 16 д.». Взято было «для аглинской поездки 3 фунта свеч вощаных»[159]. Изготовлен был также, должно быть, в связи с путешествием в Англию, золотых дел мастером Юрием Нордерманом «ковалерской золотой крест», надо полагать, знак какого-то пожалованного Головину, вероятно английским королем, ордена[160]. Выдавались деньги некоторым лицам из тех, которые должны были сопровождать Головина. С ним ехали, вероятно, ввиду приближавшейся Страстной недели священник Иоанн Поборский (ему было выдано на платье 60 золотых)[161]; далее 6 человек остававшихся в Амстердаме волонтеров во главе с князем А.М. Черкасским, 11 человек солдат: Алексей Петелин, Игнатий Озорник, Семен Воронков, Данило Ухватов, Никифор Басманников, Карп Соколов и др., часть имен, как видим, из того отряда солдат, который был оставлен в Пилау еще в начале путешествия для обучения морскому делу. Собственно свиту посла составляли один дворянин (Ульян Синявин), двое пажей (Томас Книппер и Иван Вейде, брат Адама Вейде), двое толмачей, один слуга. С Головиным ехал также подьячий Иван Чернцов, везший небольшую соболиную казну и сундучок с делами[162]. Сохранился и список дел, захваченных Головиным с собой в этом сундучке. Здесь исторические документы для справок: «списки с выписок о пересылках с англинскими короли» и «статейные списки аглинских посолств князь Петра Прозоровского и Василья Дашкова», это те документы, которые дают московскому дипломату XVII в. точку опоры в открываемых переговорах, служат материалом для ссылок на прецеденты. По ним посол готовился к исполнению своей миссии. Далее, Головин вез с собой бумаги, касавшиеся того дела, для которого он именно и вызывался, проекты табачного договора: «списки с договорных писем о табаке». Захвачена была также для представления государю сметная роспись деньгам, необходимым для того дела, которым занимались послы в Амстердаме: