Ну что, отогрелся, соколик? с едва заметной улыбкой спросил тот. Тон его хрипловатого голоса показался Родиону каким-то нестрогим, не казённым. Глядишь, может и пронесёт, мир не без добрых людей.
Да, уж с этим у вас порядок, Родион кивнул головой на тихо дышащий теплом обогреватель. Человек немного постоял, молча поизучав его взглядом, затем вошёл в проход и уселся на скамью, напротив.
Тебя как звать то? спросил он, сняв с головы фуражку и пригладив ладонью негустую с проседью шевелюру.
Родион я, Иванов сын, ответил Родион, стараясь перевести разговор в шуточно-дружелюбное русло, а вы, батя, кем будете?
Незнакомец помедлил с ответом, глядя в тёмное окно.
Афанасий я. Проводником здесь.
Немного помолчали. Родион, справившись о должности нового знакомого, ждал неприятных вопросов о билете и прочей казённой ерунде.
От кого тикаешь то, Иванов сын? с улыбкой спросил проводник, пристально заглянув в глаза Родиону.
Грех, сказать, батя. От долгов. Доигрался я.
Хм-м, Афанасий немного нахмурился, Сказать то не грех, а вот от долгов бегать дело не богоугодное. Равно как и судьбу на удачу пытать. Ну, это ладно, со всяким бывает. Я ведь и сам не без греха, не мне, стало быть, судить. И много ли задолжал?
Было б мало, я б не побежал.
Родион ненадолго опустил глаза в пол, затем, вновь устремив их к собеседнику, продолжил:
Я работу еду искать, Афанасий. Не присоветуете ли чего? И куда вообще поезд-то идёт? Я ж и того не знаю.
Афанасий задумчиво почесал правой рукой щетину. На пальцах его Родион заметил старые, расплывшиеся, синие татуировки.
Поезд следует по расписанию, до конечной станции. А на счёт работы, отчего ж не присоветовать. Это, пожалуй, можно. Подумать немного надо Чаю хочешь?
Не отказался бы, взбодрился Родион.
Сейчас сообразим.
Афанасий сунул руку за пазуху и извлёк оттуда некое средство связи. По виду это была обыкновенная телефонная трубка, какие висят в таксофонах, со свисающим снизу кончиком обрезанного витого провода. Афанасий приложил её к уху и, постучав костяшками по микрофону, громко приказал:
Анфиса! Чайку мне в девятый, два стакана. Погорячей, да покрепче. Да! И коньячка, пожалуй, прихвати.
Сию минуту, Афанасий Глебович, раздался из трубки женский голос.
Афанасий сунул трубку обратно за пазуху. Услышав о коньяке, Родион одарил Афанасия благодарным взглядом и нетерпеливо заёрзал по скамье.
Оно, конечно, на работе то не полагается Да где она, работа-то? усмехнулся проводник, обводя глазами пустой вагон, Да и праздник, чай, на носу. Посидим душевно, путь короче станет. О! А вот и наш чай!
Дверь в конце вагона отодвинулась, из-за неё выкатилась тележка с подносом, на котором поблёскивала какая-то посуда.
Давай сюда скоренько, сказал кому-то Афанасий, махнув призывно рукой. Родион удивлённо вгляделся в темноту: вслед за тележкой, подталкивая её рожками, в вагон вошла коза. Она, дробно стуча копытцами, прокатила тележку до адресатов и остановилась. Коза была чёрной масти с белой отметиной на груди. Густая, ухоженная шерсть её переливчато поблескивала в тусклом свете плафона. Склонив немного на бок голову, она как-то изучающе уставилась на Родиона своими жёлтыми козьими глазами с чёрными точками зрачков. Родион, справившись с удивлением, дружески улыбнулся козе и подмигнул правым глазом. В ответ коза дружески подмигнула ему левым. Рот Родиона приоткрылся сам собой. Проводник расхохотался, вслед за ним несмело засмеялся Родион.
Молодца, молодца, почёсывая козе за ухом, сказал Афанасий, ну, иди, голубушка, иди.
Он наклонился к её уху и что-то прошептал. Коза развернулась и не спеша зацокала по проходу. Оглянувшись напоследок перед раскрывшейся дверью тамбура, она скрылась в темноте, дверь за ней задвинулась.
Шапито на гастролях, не иначе подумалось Родиону. Он оглядел стоящий на тележке поднос. На нём источали ароматный пар два стакана чая в серебристых подстаканниках, возвышался полулитровый графин с золотистой жидкостью, под которым поблескивали две рюмки на тонких ножках. Середину подноса украшало внушительных размеров блюдо с плотно уложенными на нём бутербродами с красной и чёрной икрой и два блюдца поменьше, на каждом из которых красовался большой кусок отварной осетрины. А с краю приютилась небольшая деревянная шкатулка, по виду старинной работы.
Я же не рассчитаюсь, Афанасий, сказал Родион, глотая слюну, Нечем мне.
Не изволь волноваться, ужин за счёт заведения, ответил проводник, хлопнув Родиона по плечу. Он закатил тележку в проход между скамьями, Садись, бери вилку.
Он взял с подноса графин и наполнил рюмки. Взяв свою, поднёс к носу.
Армянский сегодня, туркменский вчера закончился. А ты какой предпочитаешь?
Да я собственно, один от другого и отличить то не сумею, ответил Родион, принюхиваясь к содержимому рюмки.
Ну, тогда давай! С наступающим! и Афанасий небольшими глотками отправил рюмку в рот.
И вас с новым счастьем, сказал Родион и выпил свою порцию.
На пару минут разговор прервался: собеседники, позвякивая вилками, дружно работали над закуской: Афанасий не спеша, слегка оттопырив мизинец держащей вилку руки, Родион немного быстрее.
Повторим? спросил Афанасий, наполняя рюмки. Родион, не отрываясь от трапезы, утвердительно кивнул. Повторили. Наконец, когда челюсти собеседника стали работать менее активно, проводник откинулся на спинку и скрестил руки на животе. Родион, покончив с осетриной, вытер рот рукавом и приступил к чаю.
А вы, Афанасий Глебыч, случаем в цирке не работали? спросил он, осторожно пригубив горячий напиток.
Случаем и там доводилось, правда в несколько ином заведении, в кружке самодеятельности при нём, ответил проводник, Куришь?
Курю.
Афанасий протянул руку к шкатулке и нажал на кнопку на крышке. Раздался негромкий хлопок, крышка откинулась и из-под неё выпрыгнула фигурка смеющегося чёрта. В вытянутых руках он услужливо держал папиросу. Афанасий забрал её, захлопнул крышку и пододвинул шкатулку Родиону.
Теперь ты.
Родион нажал на ту же кнопку, фокус повторился. Приняв у чёрта угощение, Родион захлопнул крышку.
Теперь нажми на кнопку рядом, довольно улыбаясь, велел Афанасий. Родион выполнил. На этот раз чёрт выскочил с горящим факелом в руке. Родион, не сдерживая восхищения, прикурил. Прикурил и Афанасий, после чего опять загнал чёрта под крышку.
А теперь сюда нажми, сказал он, показывая пальцем на третью кнопку.
Родион нажал. На этот раз услужливый чёрт появился с красивой серебряной чашей в руках. Афанасий, польщённый произведённым эффектом, стряхнул в неё пепел с папиросы.
Занятная вещица, оценил Родион, как живой чертяка-то! Кучу денег, наверное, стоит?
Не знаю. Трофейная, сказал проводник, окутывая шкатулку облаком дыма. Заметив вопрошающий взгляд Родиона, продолжил: В восточной Пруссии дело было. Квартировался наш полк в одном старинном замке, фамильном, герцога какого-то. Хозяев в ту пору уже след простыл, герцог тот на какой-то высокой должности был в ихнем вермахте, драпал вместе со всеми. Картин разных, посуды, безделушек видимо-невидимо. Картины, конечно, нельзя было трогать, за раз под трибунал угодишь; а так, по мелочёвке, командир дозволил. Ну и давай мы с ребятами сувенирами отовариваться, кто ложку, кто часы, кто посудину какую, а я вот эту игрушку прихватил.
Родион недоверчиво смотрел на рассказчика. На вид то ему лет пятьдесят, как-то не катит на фронтовика. Пофантазировать, видать, совсем не любит. Он посмотрел на увенчанные синими татуировками кисти проводника и с лёгкой иронией спросил:
А это, Афанасий Глебыч, тоже с восточной Пруссии?