Ладно, я спать, вымотал меня денек, да и сил не помешало бы набраться, мало ли что нас ждет завтра.
Волк уснул спокойно и быстро, остальным же ночь представилась очередным испытанием. Нирвана бормотала во сне, крутилась и дергала ногами наверное, видела ужасы, подаренные ночью. Борис спать и не пытался, он просто курил свою синюю трубку, наблюдая за медлительными завихрениями дыма. А Гордофьян все глядел на догорающие угли, которые вскоре полностью истлели и превратились в темные камни. Тревожные мысли вкупе с множеством вопросов: «Как?.. Зачем?.. А может быть?.. Кто?.. Что?.. Почему?..» никак не давали ему уснуть. Ответов не было, лишь масса вероятностей, предположений, они менялись, сливались между собой, превращаясь в нечто бредовое и тягучее, словно болотистая трясина, из которой невозможно было выбраться. Это была та странная середина между сном и бодрствованием: мозг не спит, воспринимает мирской шум, работают тактильность и обоняние, но разум влипает, тяжелеет, а потом ловит сам себя на несуразном слове или мысли, взявшейся неизвестно откуда и не принадлежащей к текущему рассуждению, тогда-то и приходит осознание, что виснешь где-то между. Ощущение малоприятное, после такого сна не высыпаешься, напротив, чувствуешь еще большую усталость.
Длина ночи истекла, и друзья продолжили путь. Они вышли еще затемно, земля едва ли приобрела цветовые оттенки и перестала быть иссиня-черной. Четверо миновали спуск с горы и теперь уже брели в тени перелеска, свернув с привычной тропы в сторону. Волк шел впереди, его ничего не пугало и не останавливало, он был мягок и уверен в своих телодвижениях, двигался словно хищник, ведомый ярким обонянием. Звериные глаза горели желтизной, от них не ускользало ни одной детали, он видел всё: вмятые травяные скопы, изломы веток, рельефы почвы, скрывающие старые следы с еще чуть-чуть подрытыми краями.
Сюда! вдруг крикнул он. Видите это?
Следы, констатировал Борис.
А знаешь, чьи это следы?
Время молчал.
Я знаю, вмешался Гордоф. Это следы брежистальских сапог, такие выдают солдатам из крепости.
Все верно. Не знай я человеческой натуры, удивился бы, хотя все равно странно не думал, что этот след тут обнаружу.
Да не напали бы они сами по себе, в Брежистале знать не знают об острове Росс, да и не наделали бы они тут таких разрушений. Гордоф пытался хоть как-то выгородить свой род.
Ну почему же? Ты ведь знаешь может, и они узнали, может, и от тебя Волк был настроен недоброжелательно.
От него они ничего узнать не могли, Волк. Да и прав он: люди не смогли бы даже войти на остров без посторонней помощи.
Никто не смог бы сюда войти без посторонней помощи, очень могущественной помощи, присоединилась к разговору Нирвана. Печати сняты, такое могли сделать лишь главы Талар-Архаси.
Не спеши с выводами, не только они, мир гораздо больше, чем тебе кажется. Кто знает, что творится там, где нам не довелось побывать.
Волк неизменно двигался вперед.
А вот это уже кое-что пострашнее брежистальских сапог, гляньте-ка.
Демоны Банджабада, сказал Время, едва взглянув. Так я и думал, плохо дело.
Да уж, рявкнул Лютер Волк, надо бы спросить у Алишхет, как там обстоят дела в тюрьмах Банджабада. Интересно, не теряла ли она из виду парочку демонов, а с ними и пару десятков своих веселых вампирят, которые, по всей видимости, и украли ее дочь. Пока Алишхет в гневе уничтожала всех непричастных, причастные под шумок освободили демонов из тюрем думаю, двоих или троих, но этого вполне хватило чтобы уничтожить весь остров Росс.
Алишхет Авади Темная Королева, или королева Банджабада, одна из глав Талар-Архаси со стороны темных несвычных. Банджабад отдельное государство, состоящее из девяти островов. Семь островов Банджабада населены людьми и несвычными темных кровей вампиры, мастера зельеварения на темный манер, как правило тоже обращенные в вампиров, темные маги и непрактикующие некроманты. Восьмой остров выполняет больше стратегическое значение, а именно отделяет мирный Банджабад от тюрем и, соответственно, от демонов Банджабада, которые ранее, задолго до прихода королевы Алишхет, владели Банджабадом, но были свергнуты и заперты на родной земле.
Да-а, думается мне, в Банджабаде сейчас не лучшая обстановка, судя по тому, что вы рассказывали об Алишхет. Гордофьян встречался с Темной Королевой, но только однажды, вид у нее был ну очень суровый. Он знал, что она превосходный правитель, особенно в комбинации со своим мужем Абадоном Авади, которого все уважали прежде всего за то, что он мог сдерживать пыл жены. Но еще Гордоф знал, что если кто-либо касается того, что дорого королеве, то она убивает, и не двух-трех существ Алишхет была способна на истребление целых армий, мирных деревень и даже городов.
Она найдет предателей, сказала Нирвана, она найдет каждого из них и убьет. Они украли ее дочь, и поверьте мне, знали, что, совершая подобное, подписывают себе смертный приговор. Интересно только, к чему такое самопожертвование? А если окажется, что к этим делам причастны люди из большого мира или же кто-то из светлых несвычных начнется война. Алишхет кровожадная и совершенно неуправляемая, ей не место в союзе Талар-Архаси.
Нирвана Веда ненавидела Алишхет и не скрывала этого. Вот только откуда взялась эта ненависть, никто не знал, а что было известно всем, так это то, что Нир еще не лишила жизни Алишхет только потому, что не хотела распада древнейшего союза темных и светлых несвычных под названием Талар-Архаси. В случае смерти Алишхет Авади, являющейся одной из глав союза, от руки Нирваны Веды, тоже являющейся главой Талар-Архаси, альянс бы точно был разрушен, а это сулило потерю мира между темными и светлыми несвычными и, следовательно, войну между несвычными расами. А единственное, чего Веда желала больше смерти Темной Королевы, это мира.
Лес остался позади, как и раннее утро. Теперь был день, и четверо стояли на пороге, шагнув за который им предстояло лишь падать в темноту собственных переживаний. Долинный полдень не звал своих гостей к обеду и отдыху в тени густых крон деревьев, напротив, разразился громом, но только не небесным, это скорее был адский раскат из пламенных недр земли, вся неизведанная чернь и смрад которых вырвалась на поверхность, осквернив ее. Деревня жизни сегодня предстала в ином образе, она тихо рыдала, облачившись в черное траурное платье. Все было мертво, эти места будто поразила страшная болезнь, строения пожрал огонь, их деревянные фасады сгорели и теперь были как обглоданные молью угольные конструкции. Прежняя прочность родных кому-то домашних стен теперь ослабела, превратилась в хрупкость, разрушаемую легким дуновением ветра. Остатки одиноких жилищ и безостаточные жизни, некогда в тех жилищах обитавшие, обратились в пустые серые частицы, пыль и прах.
Нирвана, надев тяжелый широкополый капюшон едва волочилась по мертвой земле. Тело ее потеряло былую ловкость и стать, стало обмякать, таять, как лед на жарком солнце, спина согнулась, а голова повисла. Лютер Волк хотел было взять ее на руки и отнести подальше, но Нирвана отказалась, небрежно и медленно махнув рукой.
Давай просто сойдем с тропы. Отведи меня к чистой земле, хочу прикоснуться, тут что-то есть, что-то живое.
Гордоф и Борис ушли далеко вперед, но, заметив, что вторая половина группы отстала, притормозили и теперь стояли в ожидании.
Идите! Мы скоро вас догоним! крикнул Волк, перед тем как свернуть с тропы.
Борис кивнул, и они продолжили свой путь.
Что это с ней? с переживанием поинтересовался Миронов.
Она веда, вот что с ней. Все светлые провидцы болеют и истощаются, когда вокруг так много смерти, да еще такой неестественной, темной. Они чище других несвычных, ранимее, никогда не касаются мертвых и не смотрят на них, иначе могут сойти с ума. Впитывают все, как губки, а назад это выпустить не могут, и все те страх и боль, что человек испытал перед смертью, остаются в них, отравляют. Считается, что высшие провидцы могут слушать рассказы как мертвых, так и живых, многие простаки пытаются освоить этот навык, и получается у них это довольно легко. Как бы это объяснить Освоить-то они освоили, взяли на себя чужую ношу, а справиться с ней не смогли, умом двинулись, а после и вовсе погибли. Видал я таких умалишенных, и Нирвана видела, еще по молодости, их называют поцелованными смертью. Тетка моя от такого поцелуя погибла, жутко было, вся чесалась, по полу ерзала, и так она кричала, так вопила, что в ночи порой я до сих пор вспоминаю этот крик.