Человек С вашего позволения, Бессонов Павел Григорьевич
Я тебя, Бес, фамилию не спрашиваю. Что здесь делаешь?
На защиту Бессонова встал старшина:
Да местный он, на кухню прибился. Пришел кожа да кости. Сейчас хоть на человека становится похожим. В технике фору из нас любому даст, да и руки не из жопы растут. Разрешите, я себе его возьму.
Я не против. Что Мыртов скажет?.. Да и на довольствии он не стоит
Мыртов пусть диверсантов и шпионов ловит, а мне каждая пара рук на вес золота. Тем более такая. Старшина с удовольствием пожал руку «деду», потом притянул его к себе и обнял. Возраста и роста они были одного, разве что Хренов носил усы и по весу превосходил Павла Григорьевича раза в полтора.
С того времени они стали почти неразлучны. Вместе работали, вместе ели, в одной землянке спали. Старшина даже попробовал поставить его в строй за собой, но Бес (с легкой руки помпотеха эта кличка прилипла к «деду» намертво) твердо сказал, что «не достоин». Хотя старшина и был категорически не согласен, спорить не стал. От греха подальше. А не согласен Хренов был по той причине, что лучшего спеца по выверке и пристрелке вооружения в полку не было. Делал он это настолько грамотно и виртуозно, что лично комэски, не говоря о рядовых летчиках, находили и благодарили Бессонова за работу пулеметов.
Теперь «деда» можно было видеть не только рядом с самолетами, но и сидящим в их кабине.
В самолетики Бес играет, зубоскалили технари, глядя, как ходуном ходят закрылки и элероны.
Цыц, криворукие, тут же вступался Хренов, человек головой работает!
И это было правдой. Добился Бессонов внедрения своей идеи Хотели официально, но Руденко встал на дыбы: «Не сметь!». Вот они вдвоем втихаря и заменили заборник на командирском «Яшке». Одна проблема на земле не проверить. Бой не самое подходящее место для экспериментов. Где взять рискового аса?
Я бы сам мог, заикнулся однажды Бессонов, когда они по случаю нелетной погоды решили приговорить старшинские запасы «наркомовской».
Ты-ы? удивился старшина, занюхивая корочкой очередные сто грамм.
Не уверен, но попробовать можно, ковыряя ложкой тушенку, проговорил новоиспеченный летчик.
Забудь, а то Мыртов нам обоим голову снесет.
Алексей Михайлович, дорогой! Фашист на Волгу прет, Сталинград с землей ровняет, каждый день кого-то из истребителей хороним, а мы Мыртова боимся. Знаю, мы победим. Русь не такое видела! Но спросят меня Нет, я сам себя спрошу: «Что ты сделал для победы?» Смело и мужественно гайки крутил? Так?
А что ты имеешь против гаек? У Хренова от возмущения вздыбились усы. Без них ничего не шевельнется. На конях сегодня не больно-то навоюешь.
Алексей Михайлович, я тихонько, разгоню, утюжком проверю на виражах и сяду. Обкатаем «единицу», и ты с чистой совестью доложишь командиру о готовности.
Слушай, Бес, я вижу, ты мужик нормальный, но недоговариваешь. Где родился, крестился не помнишь, а по самолетам любого из нас за пояс заткнешь. Так разве бывает?
Еще как бывает, Алексей Михайлович
Во-во, я про это и говорю. Мы все тут по фамилии или, того хуже, по кличкам и позывным, а ты, мля, по имени-отчеству. В пажеском корпусе воспитывались, ваш благородь?
ОВШ, товарищ старшина.
Это что?
Офицерская воздухоплавательная школа, Гатчина, 1914 год. «Фарман», «капрони» мои кони! Их движки и сегодня с закрытыми глазами разберу-соберу.
И звание имеешь?
Штабс-капитан.
Воцарилась пауза. Нехорошая.
Чего примолк, товарищ старшина? Это я на той войне был штабс-капитаном. На этой еще до рядового не дослужился. Угостишь еще?
Хренов молча разлил по кружкам остатки водки. Бессонов встал, хотел вытянуться, но уперся головой в потолок землянки. Прокашлялся и заговорил сиплым голосом:
Фашист напал на мою Родину Я мог отсидеться в тепле и сытости Через неделю взвыл Готов был зубами грызть Считай, на пузе сюда приполз Делаю, что позволяют обстоятельства, но могу гораздо больше, поверь. Поможешь, спасибо. Отдашь Мыртову пойму. Но, выбирая свой вариант, помни, кому ты сделаешь лучше. За победу!
Бессонов выпил. Положил в рот маленький кусочек хлеба. Боднул седой головой так, что на обратном пути все же стукнулся головой о перекрытие. Хотел выйти.
Куда, ваш бродь? Постой, я еще своего слова не сказал.
Бессонов сел и внимательно уставился на старшину.
Ты закусывай, Павел Григорьевич. На войне недоесть и недоспать всегда успеем. Теперь так. Вижу, водка сильно тебе в голову дала. Про «ваш бродь» забудь. И про наш разговор. Не было ничего. Технику изучил и практику получил ты в ОСОАВИАХИМе, хотя бы в Балашихе. Не, лучше в Кишиневе, где и травмировался на всю голову. Понял, загорелый ты наш?
Понял, чего не понять
Ты мне не понякай! Понял, говорю?
Так точно, товарищ старшина.
Другое дело! Завтра посмотрим на твой «утюжок»
Спасибо! Клянусь честью
Пустое!
Для вас, Алексей Михайлович, понятие чести пустое?
Я не про это Да сядь ты! старшина достал кисет, скрутил не торопясь самокрутку, затянулся и на выдохе заговорил: Я на белом свете давно. Внуку пятый год Ты мог мне ничего не говорить, я в людях разбираюсь, подлость за версту чую. И твою офицерскую косточку рассмотрел давно, хоть ты и под дурачка работаешь.
Где я прокололся, Алексей Михайлович? Бессонов не поверил.
Это и осанка, и форма, пусть старая, но сидит как влитая, не то что у моих охламонов И еще как ты подрываешься, когда кто-то из укладчиц заходит в хату. Но это цветочки, а вот когда ты, увлекшись, начал говорить о двигателе и планере, у тебя на лбу было написано инженер! Причем еще имперского разлива. Это у доходяги-то со справкой сельсовета?! А что не стал врать молодец, Хренов поплевал на окурок и растер его о каблук. Задумался. Не торопясь продолжил: Я сам здесь потому, что не хотел отсиживаться в тылу, а рвался лично засвидетельствовать свое присутствие Гитлеру на фронте
Слушай, Алексей Михайлович, я сейчас себя поймал на мысли, что у тебя на лбу тоже не «слесарь» написано.
Цыц, Бес. Считай, что я книжки неглупых людей читал.
А быть у колодца и не попить это как? спросил Бессонов.
Ты про фрицев? С винтовкой в окопе от меня толку мало будет. Кто-то должен криворуких уму-разуму учить. А тебе, Бес, самому-то не страшно на незнакомом самолете?
Еще как! Только почему незнакомом? Я тебе с закрытыми глазами любой тумблер, любой флажок и рычажок найду, не думая. Можешь любой вопрос про устройство задать
Хренов, казалось, не слушал, а принимал очень непростое для себя решение. Потом твердо подытожил:
Разобьешь ты диверсант, я пособник. Расстреляют и как звать не спросят.
Алексей Михалыч, взлечу, а ты сразу на капэ, мол, без спросу, собака!
Чтобы тебя на земле конвой ждал?
Сяду, скажу, движок проверял, чтоб командира не подвести. Прорвемся, Михалыч.
На этом и постановим. А сейчас спать.
* * *
Утром к вертящемуся у самолета Бессонову подошел Мыртов.
Красноармеец, ко мне!
Вы меня, товарищ командир?
Ты еще кого-то рядом видишь? Иди сюда!
Бес подошел, вытер ветошью испачканные маслом руки и уставился на невысокого, широкого в животе чекиста.
Доложите по форме! практически взвизгнул Мыртов.
Извините, товарищ оперуполномоченный, я вольнонаемный. Премудростям устава не обучен.
Чего у самолета командира полка делаешь?
Он выполняет мои указания по обслуживанию борта номер один, как из-под земли вынырнул стармех Хренов. Могу объяснить конкретно, но для этого понадобятся технические знания. Они у вас есть? Слышал, у вас восьмилетка и ускоренные курсы по поимке шпионов.
Ты, старшина, не забывайся! А цыгана твоего чтобы я у самолетов не видел!
Может, вы мне поможете движки ремонтировать и пулеметы пристреливать? Вон роба лежит, переодевайтесь, для начала можно пулемет почистить.