В одной из клоунад Макс прекрасно исполнял танец на обыкновенной лопате. Становясь на неё обеими ногами, проделывал невероятные па.
Ещё у него был номер с павлиньим пером. Он выдувал его из длинной деревянной трубки, оно поднималось высоко в воздух. Макс ловил его на кончик носа и балансировал. Перед публикой представал ловкий жонглёр
Высокинский в короткий срок вернул былую мощь цирку Пасторелли. Наконец они избавились от надоевших передвижных фургонов, от быта бродяг. У них теперь появились все шансы из замызганного рваного шапито перебраться в приличные губернские цирки.
Луиджи Пасторелли быстро обогатился. Снова поверил в себя, забронзовел. Его нос приподнялся, в голосе опять появились металлические нотки, не терпящие возражений.
Глава восьмая
Сезон в Екатеринославе подходил к концу. Надо было думать о будущем.
Макс! Mio caro! Дорогой мой! Печенью чую, скоро сборы совсем упадут. С каждым днём в зале всё больше пустых мест, а в кассе билетов. Пересидели в этом городе, пересидели. Погода, к тому же, не балует, будь она проклята! Да и программа, вижу, наскучила горожанам. Надо что-то делать, amico mio. Что-то неожиданное, грандиозное! Есть что в загашнике? Ещё бы один удар и можно сворачиваться. Всё, что могли, мы из этого города выжали.
Макс с прищуром выслушал горячую тираду сеньора Луиджи. Дела сегодняшнего дня волновали его не меньше. Он, безусловно, не рисковал финансово, как Пасторелли, тот заплатит так или иначе куда ему деваться. Но имя подчас стоит дороже. При нём и нет аншлагов! Это провал!
Высокинский внимательно посмотрел на директора. Задумчиво потёр подбородок.
Идея есть. Но надо всё хорошенько обдумать. Дайте пару дней. Предупреждаю придётся немного потратиться. И не только на новые афиши.
Макс встал, приподнял шляпу в прощании и растворился во чреве полутёмного цирка. Пошёл в гримуборную. Там, в уютной тишине и полумраке, к нему всегда приходили светлые мысли.
Он вспомнил недавнее событие. Вот так сидел, здесь же, и думал о будущем. У него были предложения из других цирков. Предстояло всё взвесить и выбрать. С Пасторелли он собирался вскоре расстаться. Душа рвалась в Туркестан. Его романтическая натура давно мечтала поработать в тех краях. Интересно. Да и гонорары были жирнее.
Всё чаще размышлял о синематографе как о средстве заработка. Он пока ещё был в форме, но уже стали появляться признаки скорого завершения карьеры. Высокинский в своём репертуаре использовал много акробатики. Вот тут-то и крылась причина переживаний болели руки, ноги, плечи
Неделю назад он также сидел, думал и вдруг услышал сначала плач, а потом смех. Он услышал себя! Исполнение точь-в-точь! Так делал только он Макс Высокинский! Это его визитная карточка!
Макс выскочил из гримёрной. Голоса слышались на манеже. Он туда. Притаился за занавесом. Любопытно
Он не поверил своим глазам. Его репертуар, в его манере исполнял двенадцатилетний маленький плут Якобино.
Высокинский давно заприметил этого одарённого мальчишку, непохожего в манеже ни на кого. Он даже прыгал свои сальто как-то артистично, грациозно, словно танцевал в воздухе. Успевал при этом заигрывать с публикой, та отвечала ему выкриками и аплодисментами. Имя его тоже необычно Якобино! Надо же кто-то так удачно придумал!..
Высокинский стоял, наблюдал. Улыбался. Потом громко заплакал, как делал это, выходя на манеж. Якобино с братом остолбенели, застуканные на месте преступления. Сжались, ожидая суровой кары.
Караул! Грабят! плакал Макс навзрыд. Воруют репертуар!
Потом вдруг так же, как и во время представления, звонко заразительно рассмеялся и стал обнимать Якобино.
Ах, ты мой дорогой! Ах, ты маленький бриллиантик! Дай я тебя расцелую! Ты прелесть, как хорош! Показывай всё, что умеешь
После оторопи и понимания, что гроза миновала, Якобино показал Высокинскому всё, чему втайне научился от него за это время. Плюс от себя добавил личные импровизации и обыгровки. Когда Высокинский увидел, как Якобино, послав перо под купол, сначала поймал его на лоб и стал балансировать, хохотнул. Похоже! Но когда Якобино второй раз поймал перо на прогнутую спину в районе ягодиц, замахал руками как крыльями, звонко закукарекал и «полетел» к форгангу, к кулисам, он смеялся в голос, повизгивая и смахивая слёзы. Высокинский аплодировал, кричал «браво». Удивлялся как же он не мог до этого додуматься! Побежал обниматься. Попробовал повторить трюк и ему это не удалось ни разу. Сей казус его озадачил и вновь рассмешил. Снова аплодировал и обнимал Якобино. Тот сиял начищенным медным пятаком и рдел от нахлынувшего счастья. Его хвалит и обнимает сам Макс Высокинский! Великий Макс!..
С того памятного дня они занимались по нескольку часов кряду ежедневно.
Глава девятая
Идея пришла на ум Максу сразу. Ещё в кабинете Пасторелли. Осталось только придумать ход, как вывести на манеж Якобино. То, что это должна быть точная его копия, понятно. Копия во всём в гриме, костюме, манере исполнения его антре и клоунад. А вот для чего, как, почему?
Высокинский смотрел в потолок, на стены, в пол, но никаких мыслей на этот счёт пока не было. Его взгляд упал на гримировальный стол. Там среди прочих вещей лежала старая книга, неизвестно когда купленная, но много раз читанная, «Машина времени» Герберта Уэллса.
Макс хлопнул себя по лбу: «Эврика! Конечно же! Перемещение из настоящего в прошлое. Иллюзионный фокус! Превращение. Я но только маленький! Маленький Макс! Сыграем на контрасте. Обманем публику это она любит»
Пасторелли даже не дослушал идею Высокинского, сразу замахал руками:
Бред! Delirante! Это будет грандиозный провал! Катастрофа! Fallimento! Disastro!!! Так нельзя заканчивать гастроли! Это город для меня будет закрыт навеки!..
Макс спокойно убеждал директора, что Эвальд и Якобино справятся. Их ждёт триумф.
Пасторелли паниковал, чуть не плакал.
С чём я их выпущу? У них своего репертуара, как у лилипута Пасторелли не постеснялся, прямо назвал то, что имел в виду. Я еле-еле вылез из долгов и опять в пропасть? Нет, сеньор Макс! Non sono pazzo! Я не сумасшедший!
Не волнуйтесь! Они отработают мой репертуар. Я помогу. Высокинский улыбался. Говорил спокойно, взвешенно.
Пасторелли бесился. Его голос сейчас гремел во всех уголках цирка:
Как какой-то мальчишка сможет целый вечер играть репертуар Макса Высокинского! Репертуар, который, как ни стараются, и повторить-то толком никто не может!
Я видел Филиппа в деле. Он лучше меня! Ярче, талантливей! Уверен, через несколько лет станет звездой. Теперь насчёт лилипута и его кхм Высокинский не употреблял крепких выражений, поэтому сделал выразительную паузу. Идея такова. Меня превращают в лилипута. Подмена. Через фокус. Вместо меня появится Якобино. На фоне Эвальда Филипп будет действительно выглядеть лилипутом. Это публике понравится. Вот увидите! Все примут за чистую монету. Я знаю, о чём говорю.
Предлагая Пасторелли немыслимое, Высокинский преследовал сразу две цели. Первое уехать из Екатеринослава чуть раньше, поскольку его уже ждали в цирке Тюрина, где обещали платить много больше. Второе помочь талантливому мальчугану и его брату, как когда-то помогали ему. Его карьера клоуна заканчивалась. Максу хотелось в ком-то продолжиться. По-настоящему. Он впервые видел, что может реализовать накопленное в этом мальчугане. Эх, ещё бы лет пять, и можно было не переживать за мальчишку! В том, что он придумал, риск, безусловно, был. Но Высокинский чувствовал: его идея должна сработать.
Своего репертуара ему было не жалко. Его и так растащили по стране не спросив. Придуманный когда-то псевдоним тоже перестал принадлежать только ему. Почти во всех цирках теперь работали свои Максы. Это стало скорее означать амплуа, чем имя. Его клоунады и антре исполняли бездарно, тупо копируя, не понимая смысла и сути. Единственный, кто был более или менее успешен, так это его ученик Альперов. Он колесил по стране под именем Адольф-Макс.