Он прошел шагов пятнадцать, заметил пару засветок, но даже не стал останавливаться судя по тускло-зеленоватой окраске пятен, это были мелкие осколки с ноготь величиной, ушедшие в лед на полуметровую глубину. Выковыривать их оттуда означало тратить время и силы.
Ко всем стэлменским мадоннам это дерьмо! бормотал Брем, налегая на скобу «рамы». Мне нужна болванка. А лучше две. Или три. Хотя три я замудохаюсь тащить Но это будет плюс пятьдесят, «пенка». А если болванка с начинкой, то можно взять и плюс семьдесят
Брем любил считать прибыль. Эти расчеты успокаивали его и грели душу. Если уж ты родился на Нижних ярусах города, известного в прошлом как Большое Яблоко, и у тебя не было ни малейшего шанса получить образование, чтобы стать менеджером, инженером или пойти в силовые структуры, учись считать и запоминать. Математика и хорошая память еще никого не подвели. Ни одного человека. И когда твой босс при оценке хабара насчитает тебе к базе тридцать два процента «пенки», а ты скажешь: «Извините, сэр, но тут произошло недопонимание. Моя доля плюс сорок восемь, потому что вот, вот и вот», и увидишь, как вытянется и побелеет лицо у этого гладкого ублюдка тогда ты в полной мере оценишь фразу, сказанную кем-то из древних: «Математика царица наук».
Или полей? буркнул Брем и скривился, как от зубной боли.
Скривился потому, что на самом деле его отличная память и умение считать в уме, складывать и умножать четырехзначные цифры, вычислять проценты от сложных дробей и прочее не столько помогали, сколько мешали.
Брем уже три года работал скрапером, побывал на двух десятках астероидов и спутников «больших парней», но нигде подолгу не задерживался и в итоге оказался у «папы Базиля» вот тут, на Тритоне. На выселках Солсиса. А все из-за «царицы наук».
Просто никто не любит, сказал Брем, когда кто-то умнее тебя. А особенно если этот кто-то гребаный ярусник.
На экране «рамы», закрепленном над скобой, коротко полыхнуло алым. Брем остановился, внимательно разглядывая разноцветные пятна. Желтая засветка фона, коричневые овалы скальных выходов на глубине, розовая «морковка» азотного интрузива видимо, тут прорывался к поверхности криовулкан, да так и не прорвался, навечно застыв в толще метанового льда.
И чуть в стороне от «морковки», на границе с бордовым массивом замерзшей воды, тихонько пульсировало кроваво-красное пятнышко. До него было буквально три десятка шагов в сторону.
Брем посмотрел на голубую стену Нептуна, медленно ползущую над ним, и усмехнулся.
А вот это уже интересно, сказал он и полез в грузовой отсек «рамы» за вибробуром.
* * *
Откалывать плоской насадкой вибробура куски льда работа легкая. Синеватый титан насадки легко входит в слоистую массу замерзшего метана и дробит его на длинные, похожие на коричневые щепки куски. С азотным льдом мороки несколько больше, он крошится на мелкие кубики, но сложнее всего с углекислотой насадка вибробура там легко уходит в ледяной массив, но отколоть ничего не получится, углекислота не колется в принципе, и ее нужно ковырять банальной лопатой, а в скафандре это делать, мягко говоря, затруднительно.
В этот раз Брему повезло под ним был обычный метан, и он ворочал блестящий цилиндр вибробура, откалывая лед кусок за куском. В наушниках в такт урчанию ротора звучала свежая песенка «Спайс-киттен»:
Ни хао, май бэьи, ни хао!Ай сей ю май дарлинг: «Вань ань!»Туморро ай куэшенн: «Шанг хао!»Ин найт сей, май ханни: «И луп хин ань!»Вибробур подал сигнал плотность материи под насадкой изменилась. Это означало, что объект оказался гораздо ближе к поверхности, чем рассчитывал Брем.
Вот и славно, сказал он, отложил вибробур и, опустившись на колени, принялся выгребать из ямы ледяные осколки и горстями отбрасывать их в сторону.
* * *
Вычистив яму от кусков льда, Брем включил налобник и внимательно вгляделся в мерцающую ледяную толщу. Метановый лед даже в очень сильно разреженной атмосфере Тритона начинал интенсивно испаряться, и поэтому его верхний слой был всегда похож на губку, а вот чем глубже, тем прозрачнее и чище он становился.
Брем наклонился совсем низко над ямой, едва не прижавшись визором скафандра ко льду, он никак не мог понять, что за боеприпас нашел. Атрибутирование находок было важной частью работы скрапера, далеко не все «боевое железо» Первой корпоративной имело функцию дистанционной деактивации, и частенько приходилось, аккуратно обколов снаряд или бомбу, долго возиться с нею, снимая взрыватель или сажая на ноль встроенную батарею, чтобы разрядить электродетонаторы.
Это «оэска», что ли? разглядывая через толщу льда темный продолговатый предмет, бормотал Брем. А почему тогда перьев хвостовика не видно? Он что, носом кверху лежит? Так не бывает Или это «зэшка»? Тогда почему такая короткая?
«Оэсками» скраперы называли орбитальные снаряды ОС-2М, их использовали штурмовики для зачистки поверхности небольших планет, спутников и астероидов. Главной отличительной особенностью ОС-2М было активное оперение, четыре треугольных стабилизатора с миниатюрными реактивными движителями по краям. Они срабатывали после выстрела и закручивали снаряд, удерживая его от уклонения при заходе на цель.
Совсем иное дело «зэшка», ракета Z-CH производства Восточноазиатского союза. Трехметровая труба, начиненная компонентами, образующими после разрушения корпуса боевой части ракеты коллоидную систему вещества, заполняющую в любой среде объем сферы диаметром в пятнадцать-семнадцать метров. Находящийся в хвостовой части детонатор подрывал это фиолетово-лиловое облако, и следовал взрыв, уничтожавший все живое и разрушающий все неживое. «Зэшки» обычно использовались против живой силы и техники противника на поверхности планетоидов и выпускались с борта орбитальных платформ так называемыми пакетами, по тринадцать штук разом, накрывая большие площади.
И «оэска», и «зэшка» были желанной добычей для любого скрапера, стоили они пусть и немного, но были легки в подъеме, разряжении и транспортировке.
Нечего думать, расширяться надо, сказал Брем и взялся за отбойник. План его был прост не мучиться с атрибуцией, а попросту достать находку. Для этого требовалось увеличить яму, чем он и занялся, включив погромче музыку в наушниках.
Следующие полчаса прошли у Брема под знаком тяжелого физического труда. Он дважды «закипал» и останавливался, чтобы включить кондиционер, а еще ужасно хотелось пить, но в его скафандре обе трубки питьевой системы были отрезаны и наглухо заварены предыдущим владельцем, неким Торрешем, скрапером от бога, но двинутым на всю голову выходцем из Гран-Рио. Торреш помимо прочего считал, что мочепринимающая система и питьевая система скафандра связаны между собой напрямую, и обезопасил себя от «уринотерапии», как он это называл.
Этот тощий «цветняк» окончательно сошел с ума на третий день после прибытия Брема на базу группы Базиля. Он стал видеть стэлменов, проходящих сквозь стены, демонов Оорта, жрущих камни, и Леди-в-разбитом-скафандре, предлагавшую ему заняться любовью в шлюзовой камере.
По приказу Базиля Торреша вырубили, упаковали в криоконтейнер и отправили с попутным беспилотником на Ганимед, в госпиталь Окси-сити, а его скафандр, не старый еще планетник «Квант», достался Брему.
А ведь пить не придется, пока «глушняк» не закончится, сказал Брем. Проклятье, как же я не люблю уколы
* * *
Отколов приличный кусок льда, претендующий на то, чтобы зваться красивым словом «глыба», Брем отложил вибробур и начал очищать раскоп. Он здорово устал и работал теперь как хумас не очень быстро, но основательно. Мерные, четкие движения: нагнулся, взял осколок льда, выкинул из ямы и снова нагнулся, взял, выкинул. И опять.