Мне, главное, духом проникнуться, реальных деталей
набраться… А пока я ничего не понимаю, и зачем мы здесь торчим, тоже в толк не возьму…
— Конечно, — сказал Матадор — и вдруг вытянулся и заговорил в гарнитуру: — Здесь Матадор. Да, сэр. Нет, сэр. Нормально, сэр. Хорошо он себя
ведёт, не рыпается. Но Зона учит. С «дурой», например, познакомился. Да, верховая «дура», долго летает. Откуда ж её выпустили, неужели с высотки в
Припяти? Нет, стрельбы не слышно… Да кто сюда сунется, сэр? До связи.
И, обратившись к Майскому, сказал:
— Вот, беспокоится о вас Большой, а ведь у него сейчас дел полно… Он вам кто?
— Кто, кто… Жан Кокто! — буркнул Майский. — Должен мне по жизни ваш хозяин…
Матадор подошёл к нему и взял за грудки.
— Слушайте… коллега, — процедил он. — Никогда — слышите, никогда! — не произносите в Зоне этого слова. Зона может неправильно понять. К тому же
Большой нам вовсе не этот самый. Просто он является для нас авторитетом.
— Понял, — поспешно кивнул Майский. — Допустил косяк, исправлюсь… Да отпустите вы меня… коллега!
Матадор разжал пальцы и слегка оттолкнул журналиста.
— Не обижайтесь, — сказал он. — У нас за иное слово и кишки выпустят…
— Прямо уж кишки, — сказал Майский. — А подраться я так даже с удовольствием, ментов здесь нет…
— Снидать пора, — неожиданно сказал Мыло. — На зори пишлы, а уж пивдень…
— В самом деле, — сказал Матадор. — А я-то думаю — чего это я такой раздражительный? А это я не жрамши!
Везде человек умеет устраиваться, даже в Зоне — с какой буквы её ни пиши. Вот и у Мыла с Матадором был оборудован на крыше свой уголок за
кирпичной будкой вентиляционной вытяжки. Тут стояли несколько армейских ящиков, к одному был приколочен лист фанеры.
Мыло развязал свой рюкзак, вытащил оттуда здоровенный шмат сала, пластиковый пакет с огурцами, краюху хлеба. Белый платок с петухами, в который
завёрнуто было сало, он расстелил на фанере.
Матадор принялся доставать из карманов яйца — и надоставал их целый десяток. Чем его вклад и ограничился.
— А я читал, что вы в поле одними консервами и сублиматами питаетесь, — сказал Майский.
— Только в рейде, — сказал Мыло, отключив суржик. — А тут у нас, считайте, пикник на обочине…
И снова переключил языковой регистр:
— Добродию, а що в вас у ций пляшечци? Не горилка ли часом?
В объёмистом термосе у Дэна Майского плескалась не горилка, а добрый ирландский «Клонтарф». Иные предпочитают шотландские напитки — не верьте
им, ибо такие люди сущеглупые. Так что ступай себе мимо, Джонни Уокер, здесь пойло для настоящих мужчин…
Мыло вытащил страшного вида нож и стал резать им сало.
— С танкового плунжера выковав соби, — сказал он. — Ото ж добра сталь… Скильки кровосмокив попластала…
Майскому стало даже стыдно за свой пижонский тесак серии «Колд стил» в ножнах на правом бедре, да и за хищно изогнувшийся ножичек «десперадо» в
потайном кармашке на рукаве.