Ага, подхватывает Сергей. Я в этом году три фильма с ним посмотрел. Уже поднадоела его рожа немного.
Впервые за последние дни мне становится весело. Все же хорошо, что я приняла его приглашение, вместо того торчать в доме Тихоновых, изводя себя невеселыми мыслями. В компании Сергея мне удивительно легко, несмотря на нашу разницу в социальных статусах.
Тебя отвезти домой или заедем куда-нибудь выпить кофе? спрашивает он, когда мы оказываемся сидеть в машине.
Я смотрю на часы. Время начало одиннадцатого, еще минут тридцать-сорок займет обратный путь.
Домой. Уже довольно поздно, а я все же живу в чужом доме.
У Лены строгий отец, да? Сергей усмехается. Я помню, как он меня тогда на парковке припечатал. Непростой мужик.
Он нормальный, бормочу я, глядя себе на колени. Просто чувствует за меня ответственность. И почему вдруг непростой?
Непростой, в смысле с прошлым. Ну, ты и сама в курсе, наверное, если вы с Леной давно дружите.
О чем я должна быть в курсе? переспрашиваю, ощущая, как позвоночнику струится холодок.
Про прошлое Тихонова. Оценив мое растерянное лицо, Сергей заводит двигатель. Вижу, что не в курсе. Он был очень влиятельным человеком в криминальных кругах, до того, как легализовался. В интернете информации много. Почитай, если интересно на досуге. Хотя лучше не стоит.
Не найдя, что сказать, я пристегиваюсь и отворачиваю к окну. Поднявшееся настроение быстро ползет вниз. Я получила еще одно подтверждение, что не зря так сильно испугалась, подслушав тот телефонный разговор.
Вот уже три дня я извожу себя мыслями о том, как мне быть с этой информацией. Особенно мучительно то, что я ни с кем не могу ее обсудить: ни с мамой, ни тем более с Ленкой. Я привыкла думать, что все, что связано с угрозами и членовредительством должно караться законом, и теперь нахожусь в полной растерянности. Образ Бориса Александровича как эталона мужчины больше не клеится. Я знаю его как человека, любезно предоставившего мне кров и работу, человека, которого уважают на работе и который в одиночку заботится о дочери Но как уложить в голове то, что вместе с этим он, возможно, нарушал и продолжает нарушать закон?
Ты что-то совсем загрустила. Остановив машину возле въездных ворот в дом Тихоновых, Сергей вглядывается в мое лицо. Всю дорогу молчала.
Устала немного, вру я. Никак не могу привыкнуть к графику.
Тогда не буду насиловать тебя разговорами. Беги. Спокойной ночи.
Я смотрю, как Сергей тянется ко мне будто бы для поцелуя и затаиваю дыхание, когда его губы осторожно касаются моей щеки. Благодарность и облегчение затапливают меня с головой. Я еще не готова перейти грань дружеских отношений. Не так быстро.
Спасибо за кино и за то, что довез. Я хорошо провела время. Правда. Ты меня очень отвлек.
Рад стараться, в полумраке салона улыбка Сергея выглядит люминесцентной. До встречи в универе.
При виде Мерседеса, припаркованного во дворе, я вновь ощущаю легкую дрожь в руках. Ленкин отец дома, тогда как машины подруги почему-то нет на месте.
Разблокировав телефон, я быстро набираю ей сообщение:
«Ты где?»
В окне на втором этаже горит свет, как раз там, где находится кабинет Бориса Александровича. Меня в очередной раз посещает мысль о необходимости съехать. Находиться с ним в одном доме по многим причинам становится все мучительнее. Только в случае переезда логичнее будет искать другую работу, а это сильно осложняет путь в самостоятельность. Хоть и говорят, что не в деньгах счастье, все же их наличие значительно упрощает жизнь.
«Я у Карины Набутовой на дне рождения. Я вообще-то тебе говорила. Даже папа в курсе».
Я раздосадованно прикрываю глаза. Точно. Уйдя в свои переживания, я напрочь об этом забыла.
«Вспомнила. Хорошо тебе повеселиться. Я дома. Ложусь спать».
Запихнув телефон в сумку, я беззвучно проскальзываю в дом и иду прямиком в свою комнату, чтобы избежать малейшей возможности встретиться с Ленкиным отцом. После того случая мы пару раз случайно пересекались в офисе, и он вел себя как обычно, не выдавая ни малейшего недовольства тем, что я сбежала из его кабинета.
Умывшись, я забираюсь в кровать с книгой, но отключаюсь уже на первых строчках. Видимо сказывается эмоциональный перегруз.
Просыпаюсь от ощущения, что горло сдавило кольцом. Невозможно дышать. Судорожно открываю и закрываю рот, пытаюсь поймать воздух руками. Притянуть его к себе любым способом, чтобы выжить. По щекам ручьем текут слезы. Не хочу умирать. Не хочу, не хочу Только не здесь, не вдали от мамы и папы. Не так рано.
Глаза открой и смотри на меня, доносится сквозь собственный плач знакомый грубоватый голос. Ты не умираешь. И не умрешь.
Тяжесть, сдавившая грудь, растворяется и я наконец могу сделать вдох. Покореженный автобусный салон исчезает, сменяясь куда менее ужасающей картиной. Я в кровати, в промокшей от пота футболке, а на меня смотрит Ленин отец.
Сон хриплю я, еле ворочая языком. Вернее, кошмар
Я уже понял. Ты кричала.
Приподнявшись, я сажусь на подушку и подтягиваю к себе колени. Грудь распирает от частых вдохов, а по лицу все еще катятся слезы. Этот сон часто меня мучает. Даже не сон, а воспоминание о страшной аварии времен школы, в которой я едва не умерла.
Я вас разбудила. Простите.
Я работал. Глаза Бориса Александровича вглядываются в мои. Ты как? Лучше?
Я киваю. Лучше, но ненамного. Этот сон слишком жесток в своей реалистичности. Я будто заново все переживаю: то, как меня придавило сиденьем, чувствую чудовищную боль в ногах, запах гари и всепоглощающий страх.
Не похоже. Трясешься вся.
Горячая, немного жесткая ладонь касается моего лба, заставляет прикрыть глаза. Именно этого мне всегда не хватает, чтобы прийти в себя. Человеческой заботы и ощущения, что я не одна.
Спасибо, шепотом говорю я, когда Ленин отец убирает руку. Я в школе в аварию попала Серьезную. На грани жизни и смерти была. Иногда мне снова этот день снится. Очень страшно, потому что я снова не могу дышать.
К психологу ходила?
Попытавшись улыбнуться, я качаю головой.
Нет. Я и так в больнице долго валялась. Психологи тогда казались лишними.
У Лены контакт завтра возьми, как проснется. Я оплачу. Нельзя так мучиться. Ты кричала на весь дом.
Простите, повторяю я. Последствия сна меня отпустили, потому что ко мне снова возвращается способность смущаться.
А на день рождения ты почему не пошла? Даже в темноте мне удается различить его улыбку. Лена до сих пор веселится.
Я с именинницей не знакома. Поэтому.
Ладно тогда. Я уж подумал, вдруг ты меня испугалась.
Опустив глаза, я мотаю головой. Эти слова отсылка к случаю в кабинете, или простое совпадение? Сейчас я его совсем не боюсь. Наоборот, мне давно не было так спокойно.
Успокоилась немного? Борис Александрович кивает на прикроватную лампу. Могу свет включенным отставить.
Не нужно, по-прежнему шепотом произношу я, отчаянно желая, чтобы он еще немного задержался. Хотя бы пару минут. Спасибо вам огромное. И еще раз извините. За все.
Говоря «за все», я подразумеваю в том числе свои подозрения и неприятие того телефонного разговора. Сейчас они потеряли свое значение. Этот человек второй после мамы, проявивший обо мне заботу в один из самых мучительных моментов в моей жизни. Он просто не может быть плохим.
Я затаиваю дыхание, потому что в этот момент отец Лены снова касается моего лица. Стирает слезу подушечкой большого пальца. Сердце молотит, как ненормальное, в животе становится тесно. Дышать снова невозможно, наверное, поэтому приоткрывается рот.
Спокойной ночи. Низкий голос разносится внутри меня горячей вибрацией, заражая собой каждую клетку тела. Такого я не чувствовала ни разу за всю свою жизнь.