Ну, если он позволит себе хотя бы улыбнуться...
С инстинктом самосохранения у пройдохи было в порядке. Он поспешно отвел взгляд в сторону и сделал вид, будто его моя персона совершенно не интересует. В просторечии это называется «прикинуться ветошью и не отсвечивать».
В общем, прикинулся. И правильно сделал. Чувствуя, как постепенно остываю, я встал и, отстегнув кожух окна, осторожно отодвинув его в сторону, выглянул наружу.
Лес кончился. Теперь вокруг была степь. А еще была ночь и в небе висели две луны. Одна зеленая, большая, а другая синяя, словно губы у перекупавшегося человека, и маленькая. Ночь... Я пригляделся.
Да, ошибки быть не могло. Где‑то далеко, на самой границе поля зрения плясали в воздухе сотни, тысячи огоньков. Они собирались в группки, рассыпались в стороны, снова сближались. Я подумал, что их движение здорово напоминает суету членов парламента накануне обсуждения хорошо приплаченного, но совершенно непопулярного в народе закона.
Повернувшись к окну спиной, я спросил:
– Что там было с аркой?
– С аркой? – переспросил Майло. – А что с аркой?
– Ну, как она выглядела, арка, в которую я чуть было не вошел?
Майло развел руками.
– Да обычно. Кости, черепа и прочие атрибуты. В общем, обычная арка страшилок‑забывашек. Сумевший через нее пройти, как правило, теряет память и остается у кичевников навсегда. Причем ему, как обращенному, а не пришедшему к кичевникам самостоятельно, присваивается самый низший статус. Он не имеет права выделяться из толпы.
Я испытующе заглянул ему в глаза.
Может, он врет? Да нет, вроде говорит правду. И не мог же он сговориться с анимэшкой? Хотя почему нет? Кто мешал им, пока я был без сознания, сговориться?
Нет, тут недолго и до паранойи... И если так, то, значит, меня и в самом деле поманило, значит, анимэшка меня действительно спасла? А «Мурка» – иллюзия? Но ведь я не мог ошибиться. Там, в мире снов, махом учишься различать, где нормальный, качественный сон, а где сотворенная какой‑нибудь зморой иллюзия.
Значит, мелодии на самом деле не существовало? И пути в мой мир тоже нет? Причем все сходится. Все.
Вот только слишком удобно это самой анимэшке. Если я не смогу сейчас вернуться в свой мир, то волей‑неволей вынужден буду все‑таки придерживаться заключенного с касиком соглашения.
А это...
Я вздохнул.
Ладно, нечего... Плакать буду, когда начнут бить физиономию. Не раньше. А пока надо вернуться к своим баранам, точнее – к насущным делам. И скорее всего там, в густойбище, анимэшка меня все‑таки спасла. Да и Майло к этому, надо признать, приложил руку. Кто меня хватал за рукав и пытался не пустить к арке?
Я еще раз взглянул в окно и нейтральным тоном спросил:
– А что это там за огоньки? Зачем они?
– А, это, – даже не сделав попытки на них взглянуть, безразличным тоном сообщил Майло. – Джинны‑ученики. Сегодня ночь джиннов‑учеников. Безопасная ночь. Самое главное – не поддаваться ни на какие подначивания и все будет в ажуре.
– Какие подначивания?
– Да любые, – сказал мой сопровождающий. – Они могут пообещать какие угодно чудеса, возьмутся исполнить любое желание.
– Любое? Майло улыбнулся.
– Ага. И исполнят, да только – неправильно. Именно этому их и учат в школах джиннов. Морочить голову желающим загадать желание, обманывать их так, чтобы и придраться было нельзя. Понимаешь?
– То есть желание будет исполнено, но так, что не принесет никакого удовольствия?
_ В самом лучшем случае. В худшем... Ну, тут может быть что угодно. Все, допускаемое и не допускаемое фантазией. Главный принцип – ты ни за что не получишь желаемое. Тебя в любом случае обманут.
– Неизбежно? – недоверчиво спросил я.
– Точно.
Я еще раз взглянул на огоньки.