Семейная жизнь, конечно, на взгляд Аси, штука непонятная. Вот наблюдаешь за родителями: оба ссутуленные, позеленевшие от работы, словно присыпанные горчицей. После Вали на пару без слов остограмятся валидольчиком и вот вновь идиллия! Послушаешь, так на словах всё вроде шито-крыто, мать отцу булочки печёт, отец ей сапоги от грязи отмывает. На их фоне семейная жизнь брата казалась паршивой, орали на всю квартиру: она ему жизнь испортила, он ей судьбу сломал. После такого диалога девичий мозг сопротивлялся замужеству.
Интересная штука. Когда в классе на переменах поднималась тема замужества, среди девчонок начинался галдёж. Замуж?! За человека, который со временем превратится в рухлядь? Ха! Я-то не превращусь. Говорят, на Западе изобрели волшебные кремы. Чёрточку по коже проведёшь и все блага косметологической цивилизации на лице. Что? Да Видела. Да мне абсолютно всё равно, что ты мне не веришь. Я вчера у подруги моей сестры импортный шарфик мерила, так его розовый цвет отразился на лице. Мэрилин Монро! Когда буду выходить замуж, мужу скажу, что хочу носить, где жить и на чём ездить. Фамилию оставлю свою или сделаю двойную, его-мою или наоборот, сначала мою, а через тире его.
Девчонок эти темы забавляли, а Ася в этот момент себя презирала, ни о чём таком не размышляла, не смела. О замужестве думала как о далёком и непонятном будущем. Просто училась с теми девчонками с первого класса, знала как облупленных, знала, что врут чужими словами, и всё это до чёртиков надоедало. Это как в большой семье любовь любовью, а скандалы по расписанию.
Валя чай приготовила, сказала, что ты психанула, наорала и сорвалась, сказал брат, а у самого лицо странное, будто осторожно трогает опасную тему. Как повязку снимает со свежей раны.
«Бога ради, замолчи! Честное слово!»
И обязательно в этот момент находилось мудрое слово родственницы, попавшей под обаяние племянника.
Сразу видать отцовский сын, благосклонно замечала тётя Аня.
Ася не поняла, зачем это сказано.
Александр кивал, опасная тема пройдена. Полдела сделано, гнев жены передан, теперь надо проявить участие в судьбе сестрёнки.
И ты папина дочка, улыбалась тётка Асе, с материнской лаской вороша её пушистые волосы.
Вылитая, убеждённо подхватывал Александр. В сердце Аси маленькой точкой вспыхивала тонкая, сладкая грусть.
Когда нужные слова сказаны и брат наконец спокоен, накормлен и припудрен лаской, он начинает говорить бесцветным, ровным голосом, что у него есть друг они вместе ходили на рыбалку и он по великому блату возьмёт Асю в свой цех, где работает начальником «Водителем погрузчика?.. Но я не умею!..» «Там трёхмесячные курсы помогут если не получится, устрою на конвейер Согласна?»
Цех! Завод! Конвейер! с этими словами возникали иллюзии взрослости.
Как можно предлагать завод? Она же собиралась в фармацевтический институт. Студенческий билет, белый халат, шкафы с таблетками
Ася сидела за столом и вяло выкладывала из печенья египетскую пирамидку.
Получишь квартиру. Вот тётя Аня за два года получила, продолжал брат. Приехала, шесть месяцев работала дворником.
Мощный довод. Родители обзавелись благоустроенными метрами, когда отцу было больше пятидесяти и он тридцать лет ходил в профком с бутылкой конька и уточнял, когда будет распределение. До этого они жили в бараке с длинным коридором, с каменной печью на общей кухне и туалетом на ветру. Отец приходил вечером с работы, и, пока разжигал холодную печь углём, все конфорки моментально заполнялись соседскими кастрюльками. После растопки, к неудовольствию соседей, приходилось расчищать место для собственной сковородки. До барака родители снимали угол в доме на горе. Хозяйка, древняя бабка, плату брала водой и углём. Мать с ужасом вспоминала: «Пока ведро угля допрёшь до верхотуры десять раз родишь!» Так два раза беременность и сбросила. Брата выносила, родила семимесячным кило шестьсот. Думала, не выдюжит. Ничего, оклемался.
Бабка его в голенище валенка сунула, на печку положила, только голова торчала да рот открывался, полгода козьим молоком отпаивала, пока вес не набрал и в норму не пришёл. У матери то ли от работы на военном заводе, то ли от голода, то ли от тяжёлой работы грудь совсем сухая была, две капли молока, да и то вперемешку со слезами. Когда Ася родилась, родители самовольно заняли свободную комнату в бараке. Скандал был грандиозный, но отец отвоевал семейное пространство. Говорят, стоял в дверях с ножом. Этому Ася не верила, не могла представить тихого отца в такой ситуации.
В тот вечер до изнеможения пили чай, и весь водопровод работал на них. После чая придумали жарить рыбу, которую занёс сосед. В газету были завёрнуты два чёрных, с огромными головами ротана. Асе давно уже хотелось спать, она устала от насыщенного дня. Когда на сковороде зашипело масло и квартиру наполнил аромат жареной рыбы, Ася взяла себя в руки, но едва рыба была разложена по тарелкам, как Ася уже дрыхла за столом, откинув голову на спинку дивана и открыв рот. Её разбудили. Она скользнула по всем невидящим взглядом, прикрыла глаза, но в следующую секунду память вдруг огрела её раскатом грома, напомнив, что она в гостях.
Позолоченные жаркой куски рыбы аппетитно лежали на тарелке с розовыми васильками на ободе. Ася чуть не заревела в голос. Дома были такие же тарелки с розовыми васильками. Вся страна была завалена розовыми васильками. От перемены места жительства тарелки не менялись.
Ася уставилась в телевизор. Шла передача на татарском языке. О чём говорили, было непонятно. Ася думала о своём. Остаться в Челнах вроде как официально признать, что в фармацевтический институт не поступает. Тогда куда? На завод? Всю жизнь ходить в спецовке, пропадать за проходной? И каждый новый день, каждое новое событие будет всё больше и больше разделять её с родителями.
Ась Ася вздрогнула, посмотрела на брата. Может, вернёшься? Здесь одной сложно будет. На меня особо не рассчитывай. У меня жена, сын. И ради тебя я с ними ссориться не буду.
Ася знала, что будет тяжело, и всё же не так. Хотя это уже можно было почувствовать, когда она шла по тусклому коридору общежития К-700, задыхалась от незнакомых запахов, обходила развешанные по стенам велосипеды, мышиные ловушки. Бряканье кастрюльных крышек, людской гул на общей кухне не добавляли энтузиазма. На одной из дверей висело объявление: «Соседи, будете орать после одиннадцати лично всем поотрываю бошки (для наглядности нарисована виселица с грустной оторванной головой). НЕ ШУЧУ».
С трудом верилось, что её отталкивает брат. В детстве вместе искали конфеты, которые мать старательно прятала, вместе на древнем патефоне слушали пластинку со сказками. На слове «я прилетел» пластинку заедало, и надо было тронуть пальчиком, чтобы плаксивый голос рассказчика потёк дальше под их хрустальный смех. Они сидели рядышком и погружались в волшебный мир Шахерезады, гадких лебедей, арабских джиннов.
Снова и снова Ася думала: «Что делать?» и сотый раз не находила ответа.
На следующий день Ася проснулась от запаха оладушек. В комнату заглянула тётя Аня и объявила, что все уже ушли (и она тоже уходит), ключи на полке. Напомнила: «Перед уходом проверь воду».
Ася тянула покрывало на подбородок и не знала, что сказать.
Скоро придёт Александр, продолжала тётка. Не томи его. Тебе это не на пользу.
Завод оказался огромным зданием, без конца и края, словно город в городе. Тянулись длинные гулкие коридоры с бесконечными дверями. По дрожащей металлической лестнице с рисунком ромбов стали подниматься под крышу завода.