Кассирша сидела за стеклом и ни на какие уговоры, телеграммы и крики не откликалась. Одну руку она держала на телефоне, второй поправляла белый бант, который не висел, а лежал на полочке её груди. Вся очередь уже ненавидела этот бант, он раздражал своей белизной, ухоженностью, достатком, а вокруг пихались, дрались, бились, ругались и снова пихались словом, отлично ладили!
Отец попытался пристроиться в хвост очереди. Но сейчас хвост расслоился на множество отростков и всё время шевелился и передвигался по нескончаемой тайной траектории.
Кто крайний, кто последний? приставал отец к людям. От него отмахивались, отмалчивались.
Наконец отец благородно отказался от затеи найти «крайнего» и позвал Асю на речной вокзал.
Чёрт с ними! Пусть московский пройдёт, потом спокойнее станет. Там, на речном, говорят, и народу мало, и буфет неплохой. Я бы чайку попил. После можно стоять хоть до Нового года.
Ася с отцом приладились к столику на высокой ножке, неторопливо доедали хлеб и запивали тёплым чаем из стеклянных стаканов.
Уважаемые пассажиры, объявила диктор, ракета Пермь Набережные Челны отправляется через пятнадцать минут.
Пап, а поехали в Челны, улыбнулась Ася отцу.
Отец с характерным хлюпающе-журчащим шумом допил чай, будто он был не остывшим, а огненно-пылающим, из самовара. Отец продолжал молчать, а кругом открывались и вновь закрывались двери. От каждого хлопка Ася съёживалась, а отец крутил в руке стакан, словно удивлялся, почему он пуст. Пока он вернулся к буфету за вторым стаканом чая, за их столиком устроились две девушки в отчаянно коротких плиссированных юбках. Не сравнить, конечно, с Асиной. Сшила сама из ткани в мелкую клетку и, чтобы не злить родителей, ниже колена. Хорошо хоть под плащом не видать её старомодности и пятна.
Отец вернулся с чаем, немного потеснил девиц в сторону, невольно их прогнав. Короткие плиссированные юбки вспорхнули за соседний столик к старичку. Тот довольно осклабился беззубой улыбкой и полностью погрузил кусок хлеба в стакан с мутной жижей. Девицы брезгливо от него отвернулись, а он достал размякший мякиш и бережно отправил его в рот. При этом он не переставал улыбаться, причмокивал, всасывал всё в горло. Челюсти его двигались: вверх-вниз, открыть-закрыть. То был виден белёсый гладкий язык, то нижняя губа доставала до кончика носа. Заметив брезгливый взгляд девиц, старик разошёлся и натянул нижнюю губу на нос. Девицы поперхнулись, тихо застонали, съёжились и отхлынули от его столика.
Пошли, вдруг сказал отец и, не дожидаясь дочери, заторопился к кассе и там суетно запыхтел в скважину окошка.
До Набережных Челнов билеты есть?
Кассирша внимательно уставилась на отца:
Ракета уже отходит.
Мы успеем. Один взрослый.
В сердце Аси плеснуло горячей волной. Почему один? Кто едет, а кто не едет?
Отец расплатился, схватил билет. Быстро спускались по лестнице, потом по трапу. Отец практически впихнул её в ракету. Матрос уже разматывал буксировочный канат, а вода бурлила по бортам, заставляя машину дрожать и покачиваться на волнах. Отец шёл следом, тянул руку с десяткой.
Всем передавай привет. Скажи, мы с матерью следующим летом приедем в гости.
Отец ещё что-то говорил, но тут в полную силу взревел двигатель и заглушил слова отца резким звуком и сизым дымом.
Ася спустилась в салон, долго разбиралась с местом. Оказалось, что её место в носовой части заняла женщина с ребёнком. Грустная мама, грустный ребёнок с грустными мышиными косичками на голове, с грустным мишкой в руках. У мишки проплешины на лапах, перевёрнутое левое ухо, пришитое суровыми нитками, вязаная безрукавка с двумя разными пуговицами и такими же пуговичными глазами.
Пришлось с огорчением уступить. Панорамные виды, открывающиеся с её места, были подарком судьбы и искренне вызывали зависть. И вновь мытарства по салону с билетом от женщины с ребёнком. Вышла на открытую палубу кормовой части. Здесь хлестал ветер, поминутно обдавало пеной с острым запахом дизеля и едкого дыма. Матрос, добрая душа, вызвался помочь Асе. Пока провожал её до места, непонятно почему похвалил её за предусмотрительный плащ, заодно провёл небольшой экскурс по теплоходу. Сыпал цифрами, техническими терминами: дизель, автономность плавания, мощность, скорость хода. Так и дошли до другого края теплохода, пока матрос вдруг не сообразил, что заболтался и надо возвращаться на корму.
Место оказалось аккурат под прилавком буфета. В начале дороги, при торможении на Асю сыпались пирожки с яблоками и капустой. Постепенно все пирожки распродались, и теперь на голову падали кексы и коржики. Сонная Ася ловила выпечку, возвращала буфетчице, та мило улыбалась и под конец угостила коржиком, который, минуя Асины колени, сразу упал на пол и скатился под пассажирское кресло. Ася с благодарностью приняла, на глазах других пассажиров демонстративно отряхнула «смотрите, все элементы гигиены соблюдены» и съела. А что? Десятку сохранила в целости, а на чай хватило мелочи со сдачи в аптеке.
Вдали, в бело-голубом просторе яркого дня теснились деревянные дома. Курчавые леса и кустарники сбегали с пологих берегов и нависали над водой. Высоко на горе серели полуразрушенные церкви, возвышались водонапорные башни из красного кирпича. У отвесных берегов купались ребятишки, на отмели неподвижно стояли коровы, а вода неслась дальше и тащила за собой случайные листья, ветки и бледно-серую речную пену.
Рядом с Асей от качки томилась женщина. Несчастная, измученная рвотой, она грезила глотком свежего воздуха и бесконечно жаловалась на тесноту и духоту салона. «Неужели вы не чувствуете, как здесь воняет нефтью!» восклицала она, с презрением наблюдая, как Ася с аппетитом поглощает коржик с чаем. Честно говоря, Ася о нефти что-то слышала, но конкретно не понимала, действительно ли их окружает этот запах. Хотя, наверное, должна была ведь изучала же химию.
Плыть на теплоходе оказалось куда приятнее, чем ехать в общем вагоне поезда. Необозримая, захватывающая ширь за окном Кама открывалась своей красотой и величием.
В Челны прибыли на закате. Ася увидела двухэтажное зелёное здание речного вокзала на дебаркадере, с палубными балконами по всему периметру, стойки перекрытий, перила с сетчатыми рамами, коричневую крышу из рифлёного железа По берегу шла широкая улица, пыльная и унылая. Пока Ася сходила с трапа, заря потускнела, высветив неровные полоски суши, как у линялых половиков.
Асе было душно, жарко, пыльно, ещё смутно на душе. Сорвалась в Челны, а у самой даже нет адреса ни одного родственника. Она с родителями уже была в Челнах, но это было зимой, три года назад. Вот куда теперь? Надо найти почту, позвонить родителям.
Прибывшие, гружённые чемоданами, баулами, авоськами, струйкой утекали по улице к каменным домам. Облокотившись на бампер оранжевой легковушки, стоял парень с сигаретой в зубах. Пытался увидеть в пассажирах выгодных клиентов. Взгляд, скользнув по Асе, не задержался, устремился вбок, остановился на сорокалетней паре с тремя чемоданами. Короткий разговор с тратой ласковых убеждающих слов, быстрое согласие и вот он уже пытается впихнуть чужие чемоданы в свой багажник. Машина приседает на задние колёса и нервно дёргается с места.
Кто-то с воплем ринулся к Асе, обхватил, рванул к себе. Ася упёрлась в мягкую женскую грудь, попыталась отпрянуть, вырваться. Горло дрожало и выдавало:
Что вы? Кто вы?
Ах ты мракобесинка! Не узнала? женщина ткнулась губами в её щеку, шею, шумно протяжно вздохнула. Я тебя всю помадой запачкала.