– Скажи-ка, брал ли де Словв интервью у каких-нибудь злобенских шишек, когда приехал?
– Нет, сэр. Насколько мне известно, его прогнали в шею. Местные не знают, что такое репортер, поэтому адъютант его выставил и велел впредь не докучать.
– Вот бедолага, – по-прежнему ухмыляясь, сказал Ваймс. – Ангва, ты ведь видела князя Генриха. Опиши его.
Ангва кашлянула.
– Ну… зеленые тона с синим оттенком, немного грррли чуть-чуть…
– Я имел в виду – опиши его с учетом того, что я не вервольф, который видит носом, – перебил Ваймс.
– Простите, сэр. Рост шесть футов два дюйма, вес сто восемьдесят фунтов, светлые волосы, зелено-синие глаза, сабельный шрам на левой щеке, в правом глазу монокль, нафабренные усы…
– Ты наблюдательна. А теперь, пожалуйста, посмотри на капитана Горенца на этой картинке.
Ангва посмотрела на рисунок и тихо сказала:
– О боги. Они не знали?..
– А он не собирался выдавать себя. Они могли где-нибудь видеть его портрет?
Ангва пожала плечами.
– Сомневаюсь, сэр. Где?.. Здесь не было никаких газет, пока на прошлой неделе не приехали репортеры из «Правды».
– Может быть, гравюра?
– Нет. Они считаются Мерзостью, если только не изображают Герцогиню.
– Значит, парни действительно не знали. И де Словв тоже не видел князя, – сказал Ваймс. – Но ты-то познакомилась с ним, когда мы сюда приехали. Что скажешь? Между нами, разумеется.
– Тот еще сукин сын, и поверьте, сэр, я знаю, что говорю. Чертовски самонадеян. Такие мужчины не гадают, чего хочет женщина. Они не сомневаются, что женщины хотят именно их. Обычно они очень, очень любезны – пока не услышат отказ.
– Князь глуп?
– Пожалуй, нет. Но не так умен, как ему кажется.
– Все-таки он не назвал репортеру свое настоящее имя. Ты прочитала до конца? «Перри, капитан Горенц ругался и угрожал мне, когда новобранцы ушли. К сожалению, нам было некогда выуживать ключ из уборной. Пожалуйста, как можно скорее дайте князю знать об их местонахождении. В. де С.».
– Похоже, Вильям тоже от него не в восторге, – заметила Ангва. – Интересно, зачем князь отправился с разведкой?
– Ты же сказала, что он самонадеянный сукин сын. Может быть, князь решил наведаться в гости и проверить, дышит ли еще его тетушка… – голос Ваймса оборвался.
Ангва взглянула ему в глаза. Ваймс смотрел сквозь нее. Ангва хорошо знала своего командира. Он считал, что война – такое же преступление, как и обыкновенное убийство. Он недолюбливал титулы и думал, что «герцог» – это должность, а не привилегия. У Ваймса было странное чувство юмора. И он обладал свойством, что Ангва назвала бы развитым предчувствием: Ваймс замечал летящие по ветру соломинки, предвещающие приближение бури.
– Стало быть, драгун пустили голышом… – он хихикнул. – С тем же успехом им могли перерезать глотки. Но почему-то не перерезали. Ребята разули злобенцев и предоставили добираться до дома в чем мать родила.
Кажется, новобранцы только что приобрели нового друга.
Ангва ждала.
– Мне жаль борогравцев, – сказал Ваймс.
– Мне тоже, сэр.
– Да? И почему?
– Религия им не на пользу, сэр. Вы читали новейшие Мерзости? Нугган запретил запах свеклы и рыжие волосы. И все это – едва разборчивым почерком. Корнеплоды в Борогравии – основной продукт. Три года назад Нугган запретил выращивать их на полях, где росли злаки и горох.
Ваймс непонимающе взглянул на нее, и Ангва вспомнила, что он вырос в городе.