Олимпий покушался на её жизнь. Для неё это было слишком.
Как её звали?
Не имеет значения.
Ты ей воспользовалась, она погибла, и теперь её имя не имеет значения? Маг выразительно вздёрнул брови, намекая таким образом, что его обуревают противоречивые эмоции. Было совершенно ясно, что преобладает раздражение.
Она бы не хотела, чтобы я называла её имя.
Маг смотрит на меня с сомнением. Не верит, но не решается произнести соображения вслух. У меня нет права на ложь. Если вдруг я каким-то образом искажаю истину, это позор не только на мою голову тень упадёт на весь наш так называемый институт, социальный институт врождённой избранности. И Маг молчал.
Придётся тебе проглотить мои слова, дружок. Проглотить и не подавиться.
С минуту неуютно молчим.
Вениамин пытается поддерживающе улыбнуться, но без успеха. Кожа на худых щеках натягивается, словно её собирают к скулам и прикалывают булавками, но долго не держится, слетает.
К делу, Маг восстанавливает контроль над ситуацией. Как тебе должно быть известно, ты отвечаешь за благополучие нации, экономическое, социальное и политическое.
Я хочу в Храм.
Маг игнорирует меня.
Твоё появление важный фактор стабильности. Люди, за которых ты отвечаешь, всегда должны иметь представление, чем ты занимаешься и где находишься. Они будут следить за тобой очень внимательно, и ты обязана принимать их внимание сдержанно и благосклонно ты контролируешь своё лицо?
После овладения Воздухом бывали трудности
Немедленно прими меры. Никаких гримас на официальных встречах. Никто не сделает скидку на то, что ты не соображаешь, как нормальный человек
От обиды я раскрыла рот, собираясь возмутиться, но Маг не делал пауз.
как я понимаю, ты и об одежде не особенно задумываешься. Ты не в том положении, чтобы легко относиться к жизни. Отныне всё вокруг имеет значение. Ты задаёшь планку. Если планка окажется ниже ожиданий окружающих, они перестанут воспринимать тебя серьёзно, а с этим, по правде говоря, в любом случае возникнут трудности.
Я снова вхолостую хлопнула челюстями, бегло глянув на колени под ультрамариново-синим подолом.
Пускай ты покажешь чудеса укрощения Стихий, людям от этого не станет особенно проще. Ты должна контролировать и управлять, причём со знанием дела.
Разве я не рождена для этого? всё же удаётся вставить мне.
Способность увиливать от прямых ответов налицо, хмыкнул Маг. Но навыки урегулирования финансовых операций, по моему опыту, не врождённое качество. Передать тебе все контрольные полномочия я пока не могу, хотя многие ждут, что ты сразу станешь делать всё положенное. Мы поступим иначе. Возьмём тайм-аут, скажем, что тебе необходимо время для обучения. Пусть думают, что ты осваиваешь плохо дающуюся стихию
С какой стати? возмущённо перебила я. Ещё не хватало, плохо даётся! Мне! Мне?
Будет полгода, чтобы набраться опыта и взять контроль над экономической ситуацией. Думаешь, это проще, чем овладеть стихией?
Он вдруг замолчал и кольнул меня пристальными чёрными глазищами.
Задевает самолюбие? раскусил меня Маг. Боишься о тебе будут думать не так, как надеялась? Ребячество. Взрослый человек, если ты, конечно, считаешь себя взрослой, готов жертвовать своим самолюбием ради благополучия ближних.
Неужели нельзя найти причины, которая не задевала бы моего самолюбия? не веря фыркнула я. Да не хочу я, чтобы меня считали некомпетентной в деле всей моей жизни! На что это будет похоже?!
Не хочу вспоминать, как бездарно прошли два дня. Сутки и ещё долгих девять часов. Посетители в квартиру, прежде бывшую проходным двором, не допускались. Старая знакомая ведьма Ирена снова притащилась, повозмущалась у порога, но, то ли была не в настроении скандалить, то ли имела некоторые варианты, как распорядиться внезапно появившимся свободным временем, пофыркала-пофыркала, да и ушла.
Мне не позволялось оставаться одной, за исключением наиболее интимных моментов, в число которых не входило умывание и отчасти переодевание (учитывая отводимое на него время). По окончании первого дня в общежитии для избранных я чувствовала себя скорее заключённой женской тюрьмы, чем кем-либо ещё.
Режимность и невыносимая тяжесть бытия в конце концов стали давлеть надо мной в такой мере, что даже мозг, вероятный продюсер совершаемых мной невинных безобразий, стал мыслить нумерованными списками.
На что следует обратить внимание. Во-первых, Вениамин готовит, но сам почти не ест. Он неподобающе худ, наверняка это отражается на силе.
Во-вторых, Тимур присматривается ко мне, избегает демонстрировать в моём присутствии различные магические операции. Слышала, как переправлялся из своей комнаты, потом появлялся с новыми папками документов. Мне ничего толком не показал.
В-третьих, Прохор стал вести себя иначе. Раньше он отпускал в мой адрес немало колких замечаний, что меня настоящую в определённой доле стимулировало. Теперь большей частью молчит, а уж если говорит, то вполголоса, как в доме с покойником. Или с младенцем. Или с больным.
В-четвёртых, меня не пускают в мои комнаты. Раннее неприбранные и предоставляемые на постой любого желающего из допущенных на порог, теперь дверь в них была закрыта. Что-то типа проходной гостинки для приёма посетителей, где я прежде спала на картонках, а потом на спёртых с дивана подушках, и спальня, перекрытая мебелью, так что даже прожив здесь несколько дней шпионажа ради, внутрь я не попала. Неизвестно почему не пускали сейчас. Не из-за обоев же.
Какие я сделала выводы. Во-первых, Тимур неутешительно оценил мои умственные способности. В лицо, правда, ничего не сказал. Развивает снисходительный взгляд, получается у него плохо. Из всех дел доверил инвентаризацию в Храме (это через месяц) и контроль за дружинными отрядами в двух поселениях. Насколько понимаю, инвентаризация была только что придумана и прежде не осуществлялась, а дружины замечательно самоуправлялись.
Во-вторых, по ночам Вениамин часто себя нехорошо чувствует, вероятно, ему снятся кошмары. Тимур просто запирает его вечером и, видимо, считает проблему решённой. Сама я сплю исключительно под его контролем во вторую ночь он привязал мою руку к своей какой-то магической колючей бечёвкой. Такое ощущение, что магам делать нечего, вот они и изобретают всякую чепуху.
В-третьих, я ещё нескоро смогу ни от кого не зависеть, если не устрою юношеский бунт. Однако, если устроить бунт, Тимур сможет показать, как бывает плохо без его тоталитарно-отеческого контроля.
Что мне не нравится. Во-первых, когда за мной следят. Когда я не могу переодеться в одиночестве. Когда в дверь ванной стучат каждые 2 минуты 40 секунд с вопросом: «Ты там?».
Во-вторых, когда мне не верят на слово, а взвешивают и измеряют сантиметром, чтобы определить размер одежды. Когда одежду выбирают за меня.
В-третьих, колючая магическая бечёвка.
В-четвёртых, когда не разрешают выходить на улицу.
В-пятых, когда не разрешают снимать тяжёлые амулеты.
В-шестых, магическая шоковая защита на окнах, вентиляционных отдушинах, смывах в ванной, кухне, туалетах, дверных скважинах. Когда только успел?
В-седьмых, зачарованные зеркала. Переодеваться приходиться вжавшись в угол у занавески. Зачарованной. Раньше, то есть в безвременье моего прошлого пребывания в доме, вещи не смердели магическими эманациями, но я изменилась.
В-восьмых, Тимур. Я несколько раз начинала говорить о Храме, но Маг всякий раз менял тему, начинал вещать о финансовой и юридической ответственности, об авторитете, о самоконтроле. Промучил меня до вечера. В конце концов, он должен был уступить. Уверена, Тимур с самого начала планировал нанести визит в Храм и сбрыкнуть на меня всю атрибутику и формалистику навеки вечные, просто мой дискомфорт возмещал ему эмоциональные потери, связанные с моими поисками, он мстил мне за долгое ожидание. К вечеру у него на лице даже проступило привидение улыбки.