Неожиданно мне стало настолько на все наплевать, что я снова налил себе сам, грубо нарушая все неписаные правила
Сиблинги бывают разные, зачем-то ляпнул доселе молчавший Миллер, и мне захотелось стукнуть его ногой под столом, но у меня уже не было сил.
Да! вдруг воскликнул Том. У меня как раз на чердаке два арта каких-то валяются! Еще от деда остались! А в Рокпорте местные нюхачи такие бабки заламывают, что закопать эти ангровы железки дешевле! Может, глянешь, мил-человек? Так, по доброте? А я тебе за это вина бутылку подарю! У вас в столице такого не сыщешь настоящее, домашнее!
Артем Иванович спрятал в пшеничных усах легкую ухмылку.
Вообще-то, и у меня арты имеются, задумчиво произнес Прохор, и тоже вроде как пристроить некуда. А так ведь скупят за бесценок нюхачи эти а так, глядишь, и в хозяйстве что сгодится!
Тут выяснилось, что у многих собравшихся есть что посмотреть, и я облегченно вздохнул.
Я конечно же без аппаратуры, сказал я, и печати сертификационной у меня с собой нет, не прихватил на задание-то
Это, мил-человек, ничего, махнул рукой Пухов, это мы сами решим. Ты, главное, обстановку общую проясни.
Да без проблем, кивнул я.
Давай за служивых выпьем! неожиданно предложил Прохор.
И все одобрительно загудели.
После этого напряженного разговора застолье переросло в бурный праздник: Прохор достал баян и сыграл несколько военных песен, одна из которых «Бей люциев делай революцию» была особенно зажигательной. Миллер сидел, словно мумия Древних, продолжая жевать, чтобы хоть чем-то заняться. Забавно было в этот момент за ним наблюдать. Хотя не думаю, что он был идейным эволюционером он из тех людей, кто во всем видит выгоду. Если бы все здесь могли бы только заподозрить, кто сидит с ними за столом страшно подумать даже.
Затем завели старенький обшарпанный патефон. Дальше я уже помнил не очень хорошо, но меня позвала танцевать хозяйская дочка, которую, кажется, звали Татьяной.
После этого я ляпнул, что моя бабка была из рослингов, и это вызвало настоящий восторг собравшихся. А потом какой-то темный провал в голове, к которым я за последнее время уже успел привыкнуть, как к неизбежной части своей жизни
Впервые за последнее время, когда я распахнул веки, в полумраке увидел не бульдожье лицо Миллера и не ухмыляющиеся рожи докторов-убийц, а симпатичное девичье личико с веснушками. Девушка улыбалась во сне, а мой мозг лихорадочно вспоминал, где я нахожусь
И вдруг я вспомнил! Фермеры, Пухов, дочь Татьяна! Хиус
Внезапно лоскутная занавеска, прикрывающая лежак печи, резко отодвинулась, ослепив ярким светом из большого окна напротив, и показалось внимательное и суровое лицо Артемия Ивановича! Я резко привстал на локтях и замер в ожидании
Проснулся, Захар? спросил Артемий гулким голосом. Ну, доброго тебе утра! Хотя уж полудень скоро
И он лучезарно улыбнулся, обнажив под русыми усами ряд крепких белых зубов.
И вам того доброго дня пробормотал я, растерянно блуждая взглядом с фермера на его дочку. А это как я тут
Глядя на мою растерянную физиономию, Артем расхохотался, да так, что Татьяна проснулась, перевернулась на спину и, вкинув руки, стала тереть кулаками глаза, чувствительно заехав мне локтем по почке. Я хрюкнул от неожиданности, а хозяин захохотал еще громче.
Рядом с его головой, показался лоб и рыбий взгляд Миллера. Нижняя часть лица была скрыта печью.
Доброе утро, Моррисон, дружище, сказал он и куда-то деловито направился.
Ты лицо-то его видел, Генрих? сквозь смех спросил Пухов уплывающую лысину Миллера.
Последнее время вижу его слишком часто, как-то скептически ответил младший комиссар, и тут же раздался звук льющейся воды.
Да просто отрубился ты вчера, Захар, отсмеявшись и вытирая слезы, наконец произнес Пухов, вот тебя Прохор на полати-то и закинул. Ты как мешок был. А Танька, она всегда там спит.
Па-а-а, ну чего ты гогочешь, протянула Татьяна, сон мне перебил
Танька-лентяйка, подымайся, показным суровым тоном ответил Пухов, Зорька вон уже час орет недоеная, а мать занята
Ну сейча-а-ас снова, растягивая гласные, простонала Таня.
После чего поглядела на меня, улыбнулась и весьма лукаво мне подмигнула
Я умылся из рукомойника, висящего над деревянным тазом, который тут называли «ушат», потом меня посадили за стол одного все уже успели позавтракать, кроме нас с Татьяной.
Чувствовал я себя неплохо: как ни странно ничего не болело, как часто случалось в последнее время. Еще в бане я заметил, что ранение в руку, которое залечивала мне Анджела при помощи артефактной медицины, не то чтобы заросло, но шрам уже образовался.
Единственное, что немного напрягало, что я был какой-то ватный и видел все, словно сквозь натянутый на голову женский чулок.
Татьяна привела себя в порядок причесалась, умылась и надела поверх длинной холщовой рубахи вышитый сарафан. Собственно, она и накрывала на стол, заставив меня выпить какую-то пряную соленую жидкость, пояснив, что это рассол, и добавив, что станет легче. Я не стал уточнять, чей это рассол, и выпил.
Потом мы позавтракали вкусной яичницей с жареными грибами, а Пухов в приказном порядке заставил меня выпить две рюмки самогона, после чего убрал бутылку, сказав, что хватит.
Я стал чувствовать себя гораздо лучше и мысленно готовился к решающему разговору с Пуховым, так как проблема нашей с Миллером транспортировки в Рокпорт продолжала остро стоять перед нами.
Тут в сенях раздался стук, и в дом начали заходить люди. Некоторых я помнил еще со вчерашнего дня, а кого-то видел впервые. В моем затылке снова заплясали мелкие иголочки, и я пожалел, что Артемий Иванович убрал самогон.
Все эти люди очень любезно поприветствовали меня и стали выкладывать на стол артефакты.
Я тяжело вздохнул, попросил бумагу и карандаш и принялся за работу. Голова слегка кружилась, и я провозился больше часа. В результате долгих мучений и попыток определять арты без моего удобного и привычного «Азера-315», я выявил несколько полезных предметов: была среди них батарейка Шера, заряженная и мощная, нагреватель, тепловой сканер, пневматический молот Дильдара и много мелкого барахла, которое могло бы пригодиться в разных случаях жизни.
Я подробно объяснил каждому, как пользоваться тем или иным артом, и некоторым даже записал на бумажке.
Единственное, что приятно меня удивило, так это клиенты: они расхваливали меня на все лады, благодарили, словно я подарил им денег, и в знак признательности оставляли кто бутылку спиртного, кто краюху хлеба, кто кусок окорока или вяленой рыбы. Даже яиц пытались впарить и кринку молока, но я отказался, сославшись на дальнюю дорогу.
Самое приятное, что мне подкинули пистолетных патронов девятого калибра: не в почете в деревне были пистолеты, больше ружья.
Потом мы еще перекусили, и Пухов сказал:
Так что, Захар? Будете в дорогу собираться или еще погостите у нас?
Будь моя воля, я бы совсем тут остался, искренне ответил я, да службу нужно дослужить.
Служба это святое, кивнул фермер, живи по уставу, заслужишь честь да славу!
Ну, Круг Великий вам в помощь! кивнул Пухов, когда мы погрузились в кузов пикапа, усевшись на вещевые мешки, подаренные и наполнение для нас местными.
Как я ни отказывался и ни отнекивался, нас собрали в дорогу очень качественно.
В кабине сидели давешний Прохор и Том.
Я вот что напоследок сказать хочу, Захар, обратился ко мне Артемий Иванович, у многих наших последние сутки головы болят сильно, ничто не помогает, да и «авдошки» как с цепи сорвались. Все это от той елды каменной, точно говорю! Вы уж там постарайтесь, мужики, как-то прикрыть энту лавочку, а то житья нет последнее время-то.