Ну спать, так спать
Хрум-хрусть ш-ш-ш, спрятались оба в сугробах. До утра.
Декабря последних два листа и Новый год.
Глава III
Детка Мороза проснулся рано, когда ночные Морозы ещё воеводили и стужа сковала всё вокруг: ни ветерка, деревья словно изо льда вмёрзли в воздух, как в озёрный лёд, лёгкие дымки над печными трубами нескольких дачных домиков казались нарисованными, вытянувшись неподвижными столбиками. Ни птиц, ни зверя, ни людей. Безмолвие сиреневое и тайна.
Он не стал звать и уж тем более искать Ледянушку. Найти ту, вчерашнюю, невозможно. Как найти вчерашний снег, вчерашний мороз? Ледянушка, скрывшись в одном сугробе, как житель города в метро, переместилась уже неизвестно куда. Будет ли это лесок-болотце, или деревенька, или город большой смотри: вон ледок, вон сосулька, вон ком снежный с ёлки или крыши вниз летит, значит, рядом Ледянушка шастает-проказничает. Но ты её не ругай, посмейся, а ещё лучше, где-нибудь горку снежную построй, фигуру снежную вылепи. Получишь её расположение. Может, и пригодится тебе в трудный час, век благодарить будешь.
«Если действительно Санта Клаус существует и водится с духами лесными и нечистыми, то они про то знать должны. Хоть кто-нибудь из них мне расскажет. Добегу до леса. Спрошу». Бежать он, конечно, не стал, а нырнул, как Ледянушка, в сугроб побольше, и понесло его, понесло по просторам снежным. Где снег, там и Морозец, а снежинки, хоть их тыщи всяких по форме, всё равно снежинки. Так что вроде Детка на прежнем месте в сугробе, куда нырнул только что, а на самом деле? Летит Морозец, знать бы ещё куда? Выглянет из сугроба: «Лес? Нет, не лес». И дальше, пока наконец не прибыл в такую глухомань, что сам не знает, куда попал. Спросить-то не у кого. Только деревья высоченные сосны, кедры, ели. Ветер в вершинах в прятки играет, от дерева к дереву по макушкам скачет. Звери и птицы попрятались. Холодно.
«Лес. Никого. С кем говорить-то?» Обычно птицы или звери знают, где обитают духи лесные, и близко к ним не подходят, опасаются. Леший у сорок и белок орешки таскал, а они в него шишками кидались. Кикиморы с водяными с ондатрами и бобрами споры затевают, озёра и болота поделить не могут. Но сейчас зима. Спят многие, а те, кто не спит, в норах прячутся, не отыщешь. Говорят, что по зиме голодные волки Анчутку, чёрта лесного, за добычу приняли и бросились за ним в погоню. Догнать не догнали, а за пятку укусили. Анчутка с тех пор злой на волков и всякий раз им пакость подстраивал.
Однажды Детка Мороза шёл по лесу, и за ним увязались волки. Они видели его. Был вечер. И они были ужасно голодны. Волки шли за ним давно и устали. Окружив его кольцом, стали рычать, сверкать глазами. Всё шло к тому, что не пройдёт и минуты, как нападут серые на него. Но волки не догадывались, кто был перед ними; думали, что попалось слабое живое существо, и значит, его можно было съесть. «Р-р-р» пошёл первым вожак стаи, и остальные, подбадривая друг друга, двинулись к центру круга. Детка провалился в снег, оставив вместо себя морозное облако. Волки закружили на месте, нюхали, рыли снег, пытаясь отыскать исчезнувшую добычу. Детка Мороза появился у них сзади, и прежде, чем они его заметили, дёрнул одного волка за хвост, другого ущипнул за лапу, первого, кто бросился на него, стукнул по носу. Каждый знай своё место. Хвосты, лапы, носы у волков стали быстро белеть от мороза. Волки были голодны, но не глупы. Они рванули в лес, и в следующий раз, когда кто-нибудь из них видел небольшого человечка, от которого никак не пахло, но было холодно, как от льда, они сворачивали в лес и держались подальше от него.
Детка Мороза стоял на опушке и внимательно смотрел на чей-то след. Свежий след. А уж кто это был, неважно, главное начать поиск. Вниз-вверх, в овраг, к реке мчался Детка Мороза, и ему нравилась эта игра. Ой, что это? Впереди замелькали звери лесные, да не один, несколько. В мгновенье он догнал бежавших и увидел страшную картину охоты. Три волка гнали впереди себя кабана. Снег глубокий, устали все: и охотники, и добыча. Наконец окружили. Кабан развернулся и стал атаковать волков, пытаясь зацепить своими ещё небольшими клыками. Волки уворачивались и искали удобного случая, чтобы вцепиться в него, повалить и растерзать. Подустали, кабан и волки стояли друг перед другом, позволив себе небольшую передышку. Кабан грозно с баском то ли хрюкал, то ли повизгивал, а волки молча обнажали верхние клыки. Все тяжело дышали. Пар валил из их пастей. У всех, и у охотников, и у добычи, мысль была одна: «Кто кого?»
«Может, момент и неподходящий, но кто знает, сколько они ещё тут провозятся друг с другом?» подумал Детка Мороза и попробовал поговорить с лесными зверями. Он подошёл к волку, который стоял, навалившись на сосну. Волк был самый старый, значит, должен был знать больше других. «Волчара, э-эй. Я здесь. Посмотри на меня. Только один вопрос: Как мне найти кого-нибудь из нечистых?» Волк таращил глаза на нечто, похожее на сугроб, и тяжело дышал. «Э-эй, Серенький! Где здесь у вас лешие, кикиморы, анчутки, на худой конец, Баба-Яга? Или злыдня какая-нибудь между вами не шастает? По глазам вижу, что знаешь».
Глаза у волка были несчастные от усталости, голода и холода. Тяжело дыша и хватая зубами снег, он видел только добычу, думал о добыче и слышал только добычу. А добыча молодой кабан, сильно уставший, испуганный, хотя ещё достаточно сильный и опасный, был уже обречён, и спасти его могло только чудо. Детка Мороза, потоптавшись перед волком и поняв наконец, что его не слышат или не хотят слышать, пошёл к кабану. За ним и двинулся первый волк, и уж потом два других. Подойдя к лесной свинюшке, Детка, насколько это возможно было для зимнего духа, стал спрашивать о лесных эльфах, Бабе Яге. Кабан же видел и слышал только приближающихся врагов. Ему было не до разговоров с кем-то, похожим на сугроб с ножками. Волки набросились на лесную свинью как гости на доброе хозяйское угощение. Один из них схватил его за холку, другой попытался вцепиться в заднюю ногу. «Вьи-и-и! Вьи-и-и!» завизжал тот и всеми двумястами килограммами своей туши прошёлся по Детке Морозу. Прямо как дорожный каток по асфальту: была горка, раз и стало ровно. «Ах, хрусть-хрум, хрусть-хрусть. Ух»
* * *
Детку Мороза размешали в снежную пыль кабан и три волка. Они помчались дальше, а он, смешавшись с лесным снегом, не собирался. Лежал себе, разбросанный меж сосен, и шуршал, как лёгкая позёмка по земле. Сверху упали старые пустые шишки, осыпали его иголками сосны. Прыг-прыг-прыг, спустилась по стволу белка и оставила следы на всём, чем он раньше был.
Начиналась пурга. Ветер обрёл форму, его потоки, набравшись снежной пыли, постоянно меняли свой облик: то они, как сотни змеек, ползут по земле, то закручиваются спиралями и несутся по лесу, толкаясь и завывая, или бросают снежные заряды, сбивая с ног всё живое. А потом всё стихло. Остатки от Детки Мороза, как горстка пепла от костра, лежали между старыми соснами, небрежно сметённые в кучку шалуном ветром. Казалось, всё кончено, навсегда Но так только казалось. Так ведь случается, выпадет снег осенью, а потом растает. Возвращается тепло, деревья хоть и жёлтой листвой, но радуют глаз, и даже дождик не смущает и не наводит грусть. Ведь главное ещё не зима! Пахнет дымом, кто-то сжигает листву. Небо высокое и преголубое. В такие дни особенно ласково светит солнце. А на следующий день поутру вдруг дождь, и дождь со снегом, и за стеклом сугробики хоронят осень. Зима. И уж зимой покончить с Морозцем невозможно.
Странная фигурка отделилась от снежного полотна: непонятно, бесформенно и грязновато. Узнать прежнего Детку было просто невозможно. Во-первых, голова у него отсутствовала вовсе, было сплошное туловище. Там, где раньше была голова, торчала старая шишка. Во-вторых, ручек и ножек тоже не было. Вместо них торчали бугорки, а вместо пальцев были высохшие сосновые иголки. Впрочем иголки были повсюду. Дикобраз, а не Детка Мороза. Без глаз, без носика и ушей. Рот тоже отсутствовал. Чудище снежное не шевелилось, да и шевелить-то ему было нечем. Постояв некоторое время без движения, оно стало раскачиваться из стороны в сторону, как будто застряло в снегу и хочет выбраться. Влево-вправо, вперёд-назад. Раскачивалось, раскачивалось, пока не свалилось на бок, а потом покатилось под горку. Катится-катится, снег прилипает, прилипает: к ножкам, к ручкам, к голове, к ножкам, к ручкам, к голове. Ух, докатилось. Полежало, будто голова закружилась от такого спуска. Встало.