Медведица. С медвежатами. Молчун нахмурился е больше обычного и утёр рукавом ручьём побежавшую из носа кровь. Медвежат шуганул, мать за ними убежала.
Лошадь не укокошила, так вы решили? Далур снова принялся поправлять перевязь десятника. Дед с минуты на минуту помрёт. В селение его нужно, мне-то его лечить нечем, а рана ой какая поганая. Как тебя там? М-м-м Толс! Хорош хрипеть, подгоняй своих его быстрее к лекарю нужно.
Толс держался за грудь и жадно вдыхал воздух.
Торн! Стрелой гони вперёд нас в Каменную Топь! с каждым словом голос становился всё увереннее. Пусть врачеватель тамошний готовится принять десятника. Скажи, что у него голова пробита, пусть готовит всё нужное! Гар, ты давай правь телегой. Гони быстро, но аккуратно. Не растрясти бы десятника до смерти. Ну, живо!
Нещадно погоняя лошадь и разбрасывая комья грязи, стражник скрылся за зарослями кустарника на изгибе дороги. Вскоре стихли и его крики.
Тропа стала споро исчезать под колесами. Споро, но совсем не весело. Далур склонился над раненым и время от времени что-то плескал из своего пузырька на повязки, приговаривая: «Та-ак, может, и сдюжит. С-сука, мозги наружу. Держись, дед».
Телега то и дело подлетала на ухабах и тряслась. На особенно больших кочках дварф, не понижая голоса, говорил всё, что думает о таких возницах и что можно доверять людям с такими руками. Далур ловил на себе недобрые взгляды, но надолго от десятника не отвлекался. Позволял себе лишь с вызовом поглядывать секунду-другую в ответ и только. Ну да пусть косятся, главное, чтобы делу не мешали.
Хмурое небо заразило весь мир своей мрачностью. Всё вокруг затянуло стремительно сгущавшимися сумерками, и тёмный лес по обе стороны дороги слился в мельтешащие чёрные стены. Ямы и ухабы на тропе стали едва различимы, а на каждый подскок телеги Далур привычно отвечал крепкой бранью.
Лес резко закончился, как швея ножницами обрезала. Уже совсем стемнело. Ветер доносил от селения едва уловимый запах дыма и чего-то съедобного. Над чёрной полосой на возвышении то тут, то там виднелся свет в не закрытых ставнями окнах. По обе стороны ворот горели огромные факелы, освещая добротные створки. За ними, кроме темноты, ведущей вглубь посёлка, нельзя было ничего разобрать. Истошно лаяли собаки и прыгали вокруг своих хозяев, казавшихся издали такими маленькими.
Гар не жалел лошадей и гнал всё быстрее и быстрее. Он изо всех сил торопился доставить раненого десятника к лекарю живым.
Фигурки людей стремительно росли, по обе стороны от ворот стал виден частокол, да и сами ворота обрастали деталями.
Осади. Не довезли, прогудел Далур и смачно, с досадой, сплюнул на пыльную обочину. Толс! Вергард умер.
Глава 2. Ноша
Над только недавно задремавшим дварфом нависла Арди:
Вставай. Надо завтракать и идти. Толс сказал, будет ждать у старосты через час после рассвета.
Едва светало. Сквозь небольшие оконца у крыши проглядывалось медленно сереющее небо. Сильно пахло свежим сеном.
Далур привстал на локтях и огляделся глаза напряжённо прочесали тёмные углы.
Никого.
Дварф заметно расслабился и размашисто потянулся до хруста в суставах и дрожи в руках. Ещё одна ночь прошла. Пускай она снова была почти бессонной, зато до вечера можно не бояться
Далур пододвинул свои тяжёлые подкованные сапоги ближе и принялся наматывать портянки.
Молчун сидел у расстеленного на сене плаща, разламывал свежий хлеб и разливал по глиняным чашкам молоко. Арди взяла небольшой узелок и развернула его. Там оказались несколько толстых ломтиков мягкого домашнего сыра. Всё это богатство они выменяли на тетерева, так удачно добытого вчера. Ну и с дороги ещё остались вяленые полоски мяса. Завтрак обещал быть вкусным и сытным как раз то, что нужно перед тяжёлым и долгим днём.
Видок у тебя так себе. Что, не спал всю ночь? спросила Арди дварфа и отправила в рот кусок хлеба.
Не спалось, вот и не спал. Далур спросонья не понял вопрос девушки.
Он подсел к еде и принялся вяло жевать полоску мяса. Покрасневшими глазами дварф уставился куда-то в пустоту, а брови привычно сдвинул к переносице.
А ты куда? Не голоден, что ли? Арди недоумённо посмотрела на отошедшего в сторону Молчуна. Кто знает, будет ли обед
Успею.
Дварф и девушка жевали с аппетитом и поглядывали на Молчуна. Тот сидел неподвижно, и если бы не медленно вздымавшаяся грудь, его можно было бы принять за изваяние. Минуты тянулись одна за другой, пока, наконец, Молчун встал и принялся ожесточённо тереть лицо ладонями.
Что это ты делал? Далур недоверчиво уставился на спутника. Сидел как статуя.
Думал, буркнул Молчун и принялся за еду.
Арди и Далур почти доели и теперь неторопливо пили свежее молоко. Молчун налегал на сыр и хлеб. Крошки падали на плащ, но мужчина аккуратно их собирал и отправлял в рот.
Вергард мёртв, а договорённость была только с ним, и то устная, девица потянулась и сладко зевнула. Столько времени тащились в эту глушь, не хотелось бы потратить столько времени впустую. Зима на носу как-никак, деньги ой как пригодятся. Думаю, Толс знает, о какой сумме шла речь.
Впусту-у-ую? Далур недоумённо растянул слово. Вона сколько бедолаг пропало, может, и в живых уже нет, а тебе всё золото подавай? Разберись попробуй, что в головах творится, мигом вспыхнул дварф.
Он немного набычился и уже открыл рот, чтобы продолжить, когда его прервала Арди:
Да погоди, примирительно подняла руки Я же не говорю, что если Толс нам не заплатит, мы сразу развернемся и поминай как звали. Может, староста чего предложит. Не знаю, как ты, Далур, а я наёмница. Помогаю тому, кто помогает мне. Я мечом, мне монетой. Я не прочь выручить кого-то. Но не в том случае, когда это растягивается на месяц и в итоге мне в лучшем случае только спасибо скажут. Она недовольно поморщилась Тут такая штука, Далур, что сапожник не продаст мне обувь за «спасибо», кузнец меч не станет править, и жирный трактирщик затребует плату за крышу над головой и горячий ужин. Они все, как и я, предпочитают, чтобы плата позвякивала. Понимаешь, о чём я?
Есть что-то, кроме денег, в твоей голове? Совесть? Сострадание? Далур буравил девушку глазами.
Она поморщилась:
Только глаза продрал, и сразу о высоком Есть. Но высокими идеалами и громкими речами сыт не будешь. Мы уже здесь, посмотрим, что удастся выяснить. Но будет лучше, если по окончанию работы мой кошель потяжелеет. Впереди зима. Её нужно будет переждать в городе, под крышей, у уютного очага. Ты можешь податься в свои горы или шахты, или где вы там обитаете. А я птица вольная. Всё моё в заплечном мешке да, может, ещё в паре мест, слишком далёких отсюда, чтобы о них вспоминать. Ладно, чего спорить. Всё решится уже вот-вот.
Горы тихо протянул Далур и помрачнел ещё больше. Неча языками впустую молоть, пошли к Толсу, проворчал, всем своим видом выказывая недовольство. Сколько времени уж прошло, как пропали, а мы всё треплемся да плату обсуждаем.
Ну пошли, хмыкнула девица и принялась укладывать свои нехитрые пожитки в мешок.
Молчун энергично жевал горбушку и, не проронив ни слова, наблюдал за беседой. По обезображенному лицу невозможно было понять, чью сторону он занял. В один глоток он допил остатки молока, с некоторой тоской и сожалением поглядел на плащ и принялся сворачивать его.
Вскоре наёмники вышли из сарая. Они плотно затворили за собой скрипнувшую створку и быстро пошли по изогнутой, словно коромысло, улице. Дом старосты стоял не очень далеко вчера они бывали возле него, но уже затемно. Этот посёлок слишком мал, чтобы заблудиться, да и дорога теперь известна.
Хоть осень уже принялась красить листья, а затем безжалостно их срывать и разбрасывать по округе, небо было чистым. Чудесное утро обещало стать погожим и тёплым днём, будто и не было вчера крутобоких кустистых туч, грозивших пролиться дождём.