Обрадуюсь. Ее улыбка была искренней, но немного вялой. Я давно к этому готовилась.
Всерьез готовилась? К подгузникам, ночному кормлению, ободранным коленкам, растяжкам на коже?
Когда нужно, ко всему привыкаешь. Мэтт, я понимаю. Но я действительно представляла, как стану матерью, часто представляла.
А с Джимом уже обсуждала?
Даже не намекала. Не хочу говорить, пока не будет точно известно. Ее глаза под тонкими бровями посмотрели на Мэтта с беспокойством. Ты ведь ему не скажешь?
Не скажу, если сама не попросишь. Врачебная тайна.
Даже между врачами?
Это как воровская честь.
Лиллиан снова улыбнулась. Улыбка мелькнула и угасла.
Вы ведь постоянно обедаете вместе.
Джим работал в клинике гистологом. Они с Мэттом познакомились еще на подготовительных медицинских курсах и регулярно обедали в китайском кафе на Гроув-стрит, в двух кварталах от клиники.
Возможно, мне будет слегка неловко. Но анализ делается быстро. Совсем скоро мы все узнаем наверняка. Он сделал вид, что записывает. Лиллиан, ты в курсе, что у женщин твоего возраста порой случаются осложнения
Знаю. Я все знаю. Но есть же способы заранее это понять.
Мэтт почувствовал ее нервозность и попытался успокоить:
Если решишь рожать, будем держать все под контролем. Не думаю, что возникнут проблемы. Он держал в уме еще кое-что, но пока не собирался выкладывать это Лиллиан.
Хорошо, ответила она.
Но снова нахмурилась. Она не была уверена и выглядела далеко не радостно. Мэтт не знал, выяснять ли причины недовольства или оставить все как есть.
Что тебя беспокоит? спросил Мэтт, отложив ручку.
Ну три вещи. Лиллиан убрала платок в сумочку. Одну мы уже упоминали мой возраст. Я волнуюсь. Во-вторых, конечно, Джим. Как он отреагирует? Боюсь, для него это станет как бы сказать, знаком, что молодость прошла? Не знаю, захочет ли он брать на себя такую ответственность.
Может, и не захочет, сказал Мэтт. Но я сильно удивлюсь, если он не сживется с этим. Джим парень эпатажный, но каждый день исправно приходит на работу, выполняет ее добросовестно и никогда не опаздывает. Что это, если не ответственность?
Лиллиан кивнула и, кажется, обрела некую уверенность.
А что третье? спросил Мэтт.
Что-что?
Ты сказала, тебя беспокоят три вещи. Возраст, Джим что еще?
Разве не понятно? Она посмотрела на него через стол. Иногда я открываю окно по вечерам и смотрю на эту штуковину в небе. Мне страшно. А теперь еще эти глыбы, или здания, или что там они разбросали по городам? Я видела их по телевизору. Мэтт, это ерунда какая-то. Как называется эта фигура? Октаэдр? Я не произносила этого слова после школы. Октаэдр размером с океанский лайнер посреди Центрального парка. Как ни включишь телевизор, только это и показывают. Но никто не знает, зачем это все. Без конца обсуждают, но высказывают лишь досужие домыслы. Естественно, я переживаю. Что будет дальше? Может, я вовсе не беременна, а лишь выдаю желаемое за действительное? Или это нервное. Она поправила сумочку на коленях и просверлила Мэтта взглядом. Мэтт, ты же отец. Ты должен понимать, что я имею в виду.
Конечно, он понимал. Те же сомнения отражались в поведении Бет Портер с ее зависимостью от плеера, были они и у его собственной дочери Рэйчел, которая после уроков постоянно смотрела новости, подтянув колени к лицу.
Успокоив Лиллиан Бикс, он отправил ее домой и прибрался в кабинете, пока Энн принимала своего последнего пациента. Потом он раскрыл жалюзи, впуская внутрь солнечный свет. Яркий длинный луч упал на плиточный пол, погладил дубовые шкафы. Мэтт окинул взглядом город.
С седьмого этажа Маршалл-билдинг Бьюкенен казался длинным плоским пятном, врезавшимся в синеву океана. Уже не такой маленький, как пятнадцать лет назад, когда Мэтт только открыл клинику, но по-прежнему весьма тихий грузовой порт. Многое изменилось с тех пор. Пятнадцать лет назад Мэтт только окончил ординатуру. Рэйчел была совсем маленькой, Селеста была жива, а в Бьюкенене проживало на несколько тысяч человек меньше.
Время, жестокое сучье отродье, все изменило. Три месяца назад Мэтту стукнуло сорок, его дочь изучала буклеты колледжей, Селеста уже десять лет лежала в могиле на кладбище Бруксайд а вокруг Земли уже год с лишним кружил космический корабль цвета бетона.
Мэтт уже не в первый раз понял, как сильно он ненавидит этот объект, зависший в ночи дамокловым мечом.
Он всем сердцем любил этот город. Казалось, так было всегда, с самого рождения. Мэтт находил это забавным. Многие люди не привязаны к месту: могут припарковаться у «Мотеля-6» и чувствовать себя там как дома. Некоторые, включая нескольких друзей Мэтта, с детства терпеть не могли Бьюкенен с его провинциальностью. Но для Мэтта Бьюкенен был его отражением, он не мог жить без города, как без сердца или печени.
В детстве он был одиночкой и порой сторонился других детей. Он выведал все тайны гавани, главной улицы и реки Литл-Данкан задолго до того, как приобрел первого близкого друга. Он впитал глубоко в себя этот город, его ухабистые дороги, пихты, туманные зимы и полуобвалившиеся фасады домов времен золотой лихорадки в центре.
Здесь была похоронена его жена. Селесту погребли на кладбище Бруксайд, в двух шагах от устья Литл-Данкана, у часовни, где по воскресеньям в полдень всегда раздавался колокольный перезвон. Его родители тоже лежали рядом.
Мэтт не сомневался, что и его когда-нибудь похоронят здесь но в последнее время это убеждение пошатнулось.
На прошлой неделе он относил цветы на могилу Селесты и сразу за кладбищенскими воротами вдруг испытал мрачную уверенность в том, что ветра судьбы унесут его куда-то далеко, где он и встретит свой конец.
Мэтт, как Лиллиан Бикс, как все остальные, пал жертвой предчувствий.
Уродливый белый корабль-призрак показывался в небе каждую ясную ночь. Неудивительно, что Лиллиан боялась. Кто, черт побери, не боялся? Но Мэтт Уилер не собирался падать духом. Делай что должен и не сдавайся. Так и надо поступать.
Он услышал, как Энни провожает последнего пациента, и собрался выйти в коридор, чтобы озвучить приглашение, но тут зазвонил телефон. Неурочный звонок Джима Бикса еще больше усилил тревогу Мэтта.
Надо поговорить, сказал Джим.
Мэтт сразу же подумал, что дело в визите Лиллиан.
Что случилось? спросил он осторожно.
Не телефонный разговор. Заглянешь в больницу после работы?
Значит, дело не в Лиллиан. Джим говорил чересчур взволнованно. Не так, как человек, только что узнавший о грядущем отцовстве. Голос его звучал намного мрачнее.
Мэтт взглянул на часы:
У Рэйчел сегодня мало уроков, и она обещала приготовить ужин. Может, встретимся завтра за обедом?
Лучше сегодня. Джим взял паузу. Я работаю сверхурочно, но готов заскочить по дороге домой. Ты не против?
Насколько поздно?
Скажем, в одиннадцать? В полдвенадцатого?
Это важно?
Да.
Никаких «наверное» или «вроде бы». Четкое «да». По коже Мэтта пробежали мурашки.
Давай, согласился он. Буду ждать.
Хорошо, ответил Джим и сразу повесил трубку.
Мэтт поймал Энни в дверях.
Когда он сообщил о пятничной вечеринке, та улыбнулась и пообещала прийти. Фирменная улыбка Энни Гейтс. Она поблагодарила Мэтта, тронула за руку. Он проводил ее до стоянки.
«Господи, подумал Мэтт, наши чувства то просыпаются, то затихают, но сейчас определенно не спят».
Эта мысль приятно удивила его.
Перед тем как сесть в свою «хонду», Энни приобняла Мэтта. Прикосновение оказало целительное воздействие. Плохо быть одному, когда в мире происходят непредвиденные события.
Глава 2. Бруксайд
В декабре 1843-го исследователь Джон Фримонт наносил на карту территории, позднее ставшие штатом Орегон, и как-то раз, спасаясь от ужасной снежной бури высоко в Каскадных горах, всего за день спустился к озеру, окруженному мягкой зеленой травой, короче говоря, попал из зимы в лето. Гряду, от которой Фримонт пустился в путь, он назвал Зимней, а озеро, где его группа разбила лагерь, Летним.