Никак нет, Ваше высокоблагородие. Но усы считаю лишними. Сыщика с усами за версту видать, а нашему делу требуется неприметность
Это ты сейчас в мундир вырядился, чтобы совсем неприметным стать?
Пётр побледнел и уже не знал, что сказать.
Филиппов внимательно осмотрел его сюртук, смахнул с его бархатных петлиц пылинки, поправил медаль.
Пальто с фуражкой на вешалку, портфель под вешалку, сам в кресло, тихо скомандовал он, указывая глазами на одно из двух пустующих возле Кошко кресел. Быстро!
Пётр избавился, наконец, от всего этого и, пройдя к креслу, присел на его краешек, не смея в присутствии таких людей откидываться на спинку вольно.
Кошко положил свой котелок на подоконник и подался вперёд, к Петру. Улыбка с его губ сошла. Он принялся внимательно его рассматривать. Филиппов приоткрыл дверь кабинета, скомандовал принести три чашки чая, после чего неторопливо прошёл к третьему пустующему креслу и грузно опустился в него.
Возникла напряжённая пауза. Кошко неотрывно смотрел на Петра, о чём-то размышляя, Филиппов по очереди поглядывал то на одного, то на другого, а Пётр, смущённым такой сценой, опустил глаза на журнальный столик, расположенный между ними. Он уже понимал, что ему сейчас дадут какое-то новое сложное задание, а всё, что происходило в кабинете ранее, было пустой болтовнёй. Странным выглядело присутствие здесь Кошко. Возможно, новое задание было связано с Москвой, а может быть, и с каким-то иным городом. Но явно не с Петербургом, в котором Филиппов был полным хозяином и владел ситуацией без московской помощи.
В дверь постучались, и в кабинет вошёл дежурный городовой. Подчиняясь взгляду Филиппова, он поставил медный поднос с тремя чашками чая на журнальный столик и быстро удалился.
Ну, протянул Филиппов, пригубив чай, несмотря на разгильдяйство, сыскное дело ты хорошо понимаешь, я бы даже сказал, талантливо. Для двадцати четырёх годков раскрыть пять убийств это показатель, который даже на бумаге выглядит впечатляюще. Вот Аркадий Францевич предлагает забрать тебя к себе чиновником для поручений. Там у него в Москве ветер полный, кадров, говорит, не хватает, работать толком некому.
Пётр знал, что в прошлом году в Москве творилось, когда масштабная петербуржская сенатская ревизия выявила массовые нарушения и даже коррупцию в местном сыске. Прежний начальник сыска был отстранён, треть сыска была разогнана, а оставшиеся две трети деморализованы. Столыпин в приказном порядке велел Кошко немедленно возглавить местный сыск, пока там всё окончательно не развалилось. Кошко какое-то время поупрямился (менять Санкт-Петербург на Москву для карьеры было самоубийством), пока министр не сорвался на крик, после чего помощнику Филиппова осталось только сдаться и исполнить. Оно было понятно: когда на тебя кричит министр внутренних дел, о карьере можно особо уже и не задумываться.
Только я тебя к Аркадию Францевичу не отпущу. Филиппов, наконец, устал от наигранной строгости и расплылся в улыбке. Пусть там своих воспитывает.
Пётр продолжал понимать, что всё это прелюдия. И чем дольше она затянется, тем сильнее его в конце огорошат. Он положил правую руку на своё бедро, которое вновь прострелило болью, и начал незаметно массировать плоть. Кошко, к несчастью, опустил свой взгляд и это заметил. Но промолчал.
Ладно, перейдём к делу, повелительно сказал Филиппов, убрав улыбку со своего лица. Как ты смотришь на то, чтобы поехать в Иркутск?
«Началось», с волнением подумал Пётр. На словах он промолчал.
В Иркутске тебе надо провести тщательное расследование одного необычного обстоятельства. Ты веришь в потусторонние силы?
Пётр отрицательно мотнул головой.
Жаль, тогда тебе придётся сложнее. Потому что твоё новое расследование будет с ними связано. Тебе придётся выяснить природу странных небесных явлений, которые, как мы с Аркадием Францевичем пришли к выводу, имеют чертовское происхождение. Что на это скажешь?
Что вам подали чай с коньяком, ответил Пётр. И при этом коньяка в чашку чрезмерно переплескали.
Филиппов с Кошко переглянулись и разом взорвались громким продолжительным хохотом.
Пётр поддерживать их смех не стал. Он собранно вспоминал лицо ожидающего его на улице Нойда кольского колдуна, начиная понимать, что ранее непозволительно легкомысленно относился к его описываемым сверхчеловеческим способностям. Дыма ведь без огня не бывает? Если кто-то описывает в сказках потусторонний колдовской мир, значит, в какой-то мере он вокруг нас присутствует? И даже если все эти истории придуманы человеческим воображением, откуда-то сведения о них воображением берутся, откуда-то воруются?
Утерев платком проступивший на лбу пот, Филиппов отдышался.
М-да, с тобой не соскучишься. Молодец, хохмить умеешь. Однако это дело не подразумевает юмора. Всё очень серьёзно. Столыпин потребовал от нас разобраться с достоверностью сведений, изложенных вот в этом письме. Филиппов извлёк из кармана сюртука вчетверо сложенный лист дорогой жёлтой бумаги. Его лицо опять стало серьёзным, даже жёстко требовательным. Кошко тоже нахмурился.
Пётр внимательно смотрел на лист, заинтригованный его содержанием. Бумага была очень дорогой, на такой написать письмо мог только обеспеченный человек: или купец, или высокопоставленный чиновник.
Филиппов протянул письмо ему в руки:
Читай!
Пётр взял лист, аккуратно его раскрыл и внимательно прочитал изложенный на нём текст, составленный аккуратным каллиграфическим почерком:
«Его Императорскому Величеству Государю Императору.
Ваше Императорское Величество, считаю своим долгом донести до Вашего сведения следующее.
Мною, Вашим покорным слугой Моллериусом Иваном Петровичем, за время своего государственного пребывания в Иркутской губернии в должности губернатора, в период с 1897-й по 1907-й годы были неоднократно услышаны истории, идущие из сёл и деревень реки Ангары и из пушных факторий реки Подкаменной Тунгуски, о якобы появляющихся в небе над Подкаменной Тунгуской странных летающих телах.
Эти тела якобы имеют материальную природу, излучают свет самых различных цветов и двигаются выше облаков с высокой скоростью, до нескольких десятков вёрст в одну секунду.
Считаю своим долгом Вашему Императорскому Величеству о таких слухах сообщить. При этом прошу Вашей милости великодушно простить меня за то, что не сделал этого ранее.
Вам вечно преданный Ваш покорный слуга тайный советник27 Моллериус Иван Петрович.
7 марта 1908 года».
Пётр несколько раз перечитал письмо, обращая внимание на каждое изложенное в нём слово. Филиппов с Кошко терпеливо ждали.
Это изложение всего лишь слухов, сказал он, когда этот текст уже буквально запомнил наизусть.
Филиппов молча взял из его рук письмо, сложил его вчетверо, убрал во внутренний карман сюртука. В кабинете долгую минуту продолжалась томительная тишина. Оба начальника молчали. Пётр уже успел пожалеть, что произнёс вслух своё самое первое предположение. Возможно, начальники сочли это невиданной дерзостью. Но это было не так.
Отсюда, из Петербурга, задумчиво произнёс Филиппов, это может показаться чем угодно: вымыслами, слухами, сплетнями, сказками, бредом. Государь потребовал от Петра Аркадьевича Столыпина в этой истории разобраться. А Пётр Аркадьевич поручил это дело нам: мне начальнику петербуржского сыска; Аркадию Францевичу Кошко начальнику московского сыска; и тебе Петру Васильевичу Суворову, надзирателю сыскной полиции.