Можно предположить, что, пойди мы в местную, а не католическую школу, знай мы больше детей своего возраста в деревне, не превратись Мэнди в девочку-подростка с менструациями и свойственными всем девочкам-подросткам занятиями, может быть, мы с Майком не стали бы так близки. Я даже могу представить, что был бы сыт по горло необходимостью возиться с младшим братом («присматривать за ним»). Но получилось по-другому, и теперь я благодарен за все это. Я благодарен за то, что рос, зная очень ограниченный круг людей, что ходил в дерьмовую школу и что Мэнди повзрослела раньше нас. Потому что за все это я получил брата.
Как только Майк подрос, мы стали много времени проводить вне дома. Мы шли на улицу при первой возможности, играли, гоняли на велосипедах и лазили по деревьям. Нашим домом стал наш собственный холм, с которого можно было увидеть все от Уирелла и Ливерпуля до побережья. Он был крутым (особенно для детских велосипедов), и съехав с него, можно было попасть куда угодно.
Не знаю, смущала ли Майка когда-нибудь наша разница в возрасте, но вскоре он добился того, что она вообще перестала быть заметна. То ли он так отчаянно стремился сравняться со мной, то ли изначально был лишен страха. Физически я какое-то время превосходил его, но даже когда он проигрывал в росте (учитывая, что я и сам не был великаном), в азарте я не мог с ним сравниться. Особым шиком было скатиться на велосипеде с нашего холма без тормозов. Ага, вот именно! Помните ослика? Я съеживался над рулем, снижая скорость до той, которая меня не пугала, а он ракетой срывался вниз и не тормозил, пока со звучным грохотом не врезался в забор пастбища.
Еще было озеро. Вокруг располагались свинцовые рудники, и вода была очень грязной от рудниковых отходов. Мы проверяли свою меткость, кидая в него камни и стараясь попасть в определенную цель. Это как раз то, в чем я недолго был лучше, благодаря возрасту и большей силе. Но чем менее существенной делалась наша разница в возрасте, тем более соревновательными становились наши отношения. Майку обязательно надо было забраться на дерево выше, чем я (выше, чем я считал благоразумным пытаться залезть). Прошли годы, и со временем Майк вывел правило: не считается, что он влез на дерево, если его голова не достает до самого верхнего листа.
И все-таки каким-то образом он ни разу не упал. С ним не случалось ничего плохого. Ну царапины были конечно тут ссадина, там синяк, но кости он никогда не ломал. И все у нас превращалось в состязание. Кто забросит дальше? Кто залезет выше? Кто засолит и испечет самый жесткий каштан победителя[5]? Кто быстрей на велосипеде? Кто дольше проедет на одном колесе? Я неплохо исполнял этот трюк на своем «Тамагавке»[6] (это, считайте, «Чоппер»[7], только дешевле), но сравниться с ним не мог. Ему хватало смелости ехать быстрее. Смелости лезть выше. Смелости добиваться. С возрастом мы становились все ближе и ближе и все больше и больше состязались. И в большинстве случаев Майк выигрывал.
В детстве я страдал астмой и странной аллергией на лошадей всех мастей. Не самые удачные заболевания для жизни на ферме. У Майка было то же самое, но проявлялось куда менее заметно, чем у меня. Вообще, оба мы в детстве были достаточно здоровыми, но в возрасте около десяти лет Майк однажды серьезно заболел было подозрение на менингит.
Самое плохое, что ему пришлось брать пункцию спинного мозга, чтобы сделать тест на вирусный менингит. Помню, как я сидел в приемном покое местной больницы ну, то есть это так называлось. На самом деле, больница больше была похожа на обыкновенный дом. Я, конечно, верю, что все там были весьма квалифицированными и прекрасными специалистами, но в соседней комнате Майк так кричал от боли, что можно было подумать, будто у него берет пункцию практикантка, которая наспех прочла нужный параграф в учебнике только сегодня утром и теперь мучается попытками хоть как-то выполнить эту процедуру. В голосе Майка слышался ужас, и память об этих событиях потом преследовала нас обоих.
Как выяснилось, с ним было все в порядке. Это не был вирусный менингит. У Майка не нашли ничего такого, с чем не могут справиться старые добрые антибиотики. Зато он получил фобию на всю жизнь и не переносил уколов.
И так он не болел ничем существенным до ноября 2010 года. А в тридцать пять Майк, который до этого за всю жизнь был нездоров не больше одного дня, вдруг заболел. Дня четыре у него был жар и пошла сыпь, к чему добавились обычные симптомы гриппа. Выздоравливал он долго и, учитывая его всегда прекрасное здоровье, это казалось странным, но никто бы не мог подумать, что это изменит всю его жизнь.
Спустя месяц Майк стал чувствовать странную судорогу в икроножной мышце левой ноги. Он рассказал мне, но я опять не придал этому значения. У всех бывали когда-то судороги. Растяни лодыжку, подожди немного и увидишь. Говорят, что причиной часто становятся физические упражнения, но хотя Майк вел очень активный образ жизни, судорога не была похожа на ту, которую можно получить, перетрудив ногу. Достаточно было простого прикосновения к его стопе или малейшего сжатия пальцев ноги, как мышца начинала дергаться, и это не проходило. А если проходило, то потом начиналось снова. И всегда в одном месте.
Так продолжалось несколько месяцев, и со временем это стало причинять Майку серьезные неудобства. Но он по-прежнему не беспокоился, только стал думать, не может ли это быть связано с его ноябрьской болезнью, и наконец сходил к врачу. Тот, как я припоминаю, дал ему что-то вроде мышечного релаксанта и отправил восвояси.
Релаксанты не помогли. Судороги продолжались полгода, как и визиты к врачам, которые просто выписывали очередной медикамент, а потом появились другие симптомы, на этот раз в руках. Ему стало казаться, что они слабеют. Но и после этого, как бы трагично это теперь ни звучало, мы оба не слишком встревожились. То есть, я, например, тоже чувствую, что мои руки стали слабее, чем были прежде. Я постоянно играю в Candy Crash и уверен, что уже заработал на этом артрит большого пальца. Но это жизнь, что поделать! Я не говорю: «Боже, что это со мной?» и никогда не стану сокрушаться по этому поводу.
И оба мы даже представить себе не могли, что через четыре года Майк уйдет навсегда.
Chief Rocka
[8]
Я слышу свое имя.
«Брат Майка, Ройд, скажет несколько слов». Это Мэри, распорядительница на похоронах. Ее слова обволакивают меня, они звучат нечетко, как далекое эхо.
Майк умер. Только что я помог донести его гроб до крематория под рэп Chief Rocka из альбома Lords of the Underground. Какая песня! Ее нашли наши друзья. Я видел, как несколько голов кивали в такт и на грустных лицах появлялась невольная улыбка. Все мы потеряли нашего главаря, главного для нас человека.
«Несколько слов». Как я смогу проститься с Майком в нескольких словах? К тому же я вряд ли способен выдавить из себя даже одно.
Я приближаюсь к кафедре, надо подняться на несколько ступенек. Сейчас. Это надо сделать прямо сейчас. Тишина, висящая в воздухе, как саван, угнетает, и я чувствую на себе взгляды всех присутствующих, но сам не в силах посмотреть ни на кого. Я чувствую, что все уже знают, это будет более чем ужасно. Возьми себя в руки, Ройд, здесь сотни людей, которые хотят тебя услышать. Возьми себя в руки.
Скрипит стул. Кто-то шмыгает носом. Гулким эхом отдается чей-то приглушенный кашель. Это надо сделать прямо сейчас. Соберись. Это важно. Очень важно. Я просто хочу, чтобы это кончилось. Я хочу нарушить эту гнетущую тишину.
Я нахожу первую ступеньку и поднимаю ногу с таким усилием, как будто выдергиваю ее из болота. Осталась вторая ступенька.