Элеонора снова кивнула. Ее телефон завибрировал ссылкой. Она открыла плейлист, промотала вниз. Кто-то, видимо, решил собрать все, что выходило на карельском языке в истории телевидения. Элеонора заметила вырезки из финских передач, какие-то случайные интервью. Совсем не у всех стояли даты или хотя бы чуть-чуть внятные описания.
Как ты думаешь, тут можно сидеть долго? спросила детективка, оглядывая кафе.
Можно сколько угодно, сказала Элеонора. Ты еще что-то хочешь заказать?
Нет, сказала детективка. Может быть, кофе чуть попозже.
Элеонора достала наушники и включила первое видео.
Мишка быстро погрузилась в Петрозаводск начала девяностых. Толстые куртки, водолазки она подумала о том, что и сама со своей жилеткой могла бы неплохо вписаться в длинные очереди и неясные митинги. Веселые парни и девушки с высокими прическами шли мимо ларьков и строек по разбитому асфальту. Странно звучали голоса дикторов напряженно, будто даже испуганно. Председатель Совета министров, поминутно поглядывая на зажатый в руках лист, пытался объяснить происходящий в столице путч; председатель исполкома Петрозаводского горсовета народных депутатов призывал людей сохранять спокойствие. Мишка быстро выписывала в блокнот фамилии и должности. Не потому, что ожидала, что кто-то из этих людей окажется важным для расследования, а по привычке. Чем больше она могла собрать информации сейчас, тем больше была вероятность, что потом удастся заметить что-то важное, особенно если Обитель была хоть как-то связана с местной администрацией или полицией.
Еще в архиве было много видео про церковь. Службы, две пресс-конференции, на которых священники сидели рядом с мужчинами в костюмах, и одна постоянная передача «К Рождеству», которую митрополит Иосиф, судя по архиву, записывал каждый год с девяносто первого по девяносто девятый год. Передача была длинная, по сорок минут на выпуск, и Мишка посмотрела ее чуть-чуть, просто чтобы примерно представлять себе тон митрополита.
Это был тучный хмурый мужчина с большой черной бородой. В передаче он сидел на стуле, и сидел немного странно, боком, так что его левая рука была не видна. Говорил звучным, рычащим голосом, но спокойно, почти без интонаций, так что вначале этот голос будто отфильтровывался и совершенно не застревал в голове. Мишка по опыту знала, что это иллюзия. Наверняка, если к нему привыкнуть, голос набирал полноту и начинал казаться сочным, объемным. Митрополит произносил обычный текст подобных обращений: «Блаженны плачущие, ибо они утешатся», «Как быть кроткому человеку? Как сосуществовать с другими людьми?..», «Добро, оно в основе, а зло, зло существует относительно добра, за счет добра» Мишка оставила передачу на будущее сначала можно было порыться в более перспективных записях.
Более перспективными записями ей показалась передача «Моя Карелия», серия репортажей об обычной жизни области. В одном маленьком ее фрагменте, в описании, редактором был указан Г. Соловей. Мишка посмотрела видео про лодочную станцию, про легкоатлетов, про шахматный турнир. Время шло.
Дважды Элеонора заказывала кофе, и каждый раз кружки почти мгновенно возникали на столе. В какой-то момент журналистка достала пауэрбанк, и они с Мишкой по очереди стали заряжать от него телефоны.
Когда за окном начало темнеть, Мишка отложила телефон и протерла глаза. В кафе они просидели целый день, и пока что ничего ценного ей найти не удалось. Эле, кажется, тоже. Мишка чувствовала, что журналистка и так очень переживает, поэтому опасалась спрашивать ее о результатах работы. Вместо этого она открыла меню, стала выбирать ужин.
Ой Эля всплеснула руками, и ее телефон полетел по столу, упал Мишке на колени.
Что такое? Мишка в первую секунду испугалась, но журналистка расплылась в улыбке, замахала руками. Мишка протянула ей телефон, и та быстро перемотала видео, которое только что смотрела, начала его заново. Мишка следила за ее губами Эля все время бормотала под нос, когда смотрела что-то на карельском. Сейчас ее губы двигались очень быстро, а пальцы свободной руки стучали по столу.
Что там? не выдержала Мишка.
Это интервью. Эля положила телефон на стол, развернула к Мишке. С женщиной, которая пытается организовать частный детский приют. Девяносто третий год.
Так? Мишка нажала на экран, и женщина задвигалась, ее рот беззвучно открывался Элины наушники все еще были воткнуты в телефон. Первым делом Мишка отметила, что никогда раньше эту женщину не видела. Она была совсем не похожа на Серафиму Тарасову с фотографии. Во-первых, она была лет на десять старше. В девяносто третьем Серафиме должно было исполниться тридцать лет, на фотографии она выглядела примерно на этот возраст. Женщине на видео же было ближе к пятидесяти. Во-вторых, женщина была маленького роста, узкая в плечах, с небольшим, сурово насупленным лицом. Было видно, что она привыкла хмуриться: это лицо отражало ее общее настроение, а не отношение к теме.
Мишка поняла, что разглядывает экран телефона так пристально, что Эля просто не решается продолжать.
Что она говорит? спросила Мишка.
Она говорит: карелам не дают нормально усыновлять детей, потому что документы все на русском, сказала Эля. И жалуется, что в России нет практики частных детских домов, а только усыновление.
Мишка кивнула, чтобы не перебивать. Женщина на видео тем временем показывала оператору мостки с лодками.
Она тут рассказывает, что русским хотя бы церковь помогает. Эля поставила видео на паузу, перемотала назад, чуть-чуть послушала. И рассказывает, что вот ее русской подруге удалось сразу усыновить двоих, когда она захотела. И брату подруги тоже удалось организовать Тут странное слово, что-то вроде «лесной дом, в котором детей воспитывают».
Женщина на видео замолчала, покивала, потом помотала головой, будто засмущалась.
Тут ее журналист спросил, можно ли посмотреть вот этот лесной дом и как его хозяина зовут, сказала Эля. И тут она будто спохватывается, говорит, что не знает и что зря про него сказала. Говорит, человек доброе дело делает, и его пускай не трогают.
В видео камера переключилась на студию, и Эля поставила его на паузу.
Ее имя там есть? спросила Мишка.
Мария Селуева, сказала Эля. Вначале ее представляют. Это маленький фрагмент из большой передачи про карельский язык я дальше посмотрю сейчас, вдруг там еще что-то будет.
Давай, да. Мишка уже вбивала в поиск «Мария Селуева». «Мария Селуева + Тарасова». «Мария Селуева + Серафима Тарасова». Ничего подходящего. Только по запросу «М. Селуева, приют» гугл вдруг выдал ссылку на заархивированную версию сайта Карельской епархии. На странице перечислялись благотворительные фонды, и в списке попечительниц какого-то фонда «Ладожье» между «В. Лесова» и «С. Трофимов» значилась «М. Селуева». Мишка взялась за поиск информации о фонде.
Карельский Элеонора начала учить еще в школе. Съездила с классом в Санкт-Петербург и Москву и поняла, что хочет всю оставшуюся жизнь провести в Карелии. Она не могла объяснить это решение своим друзьям, многие из которых уехали из Петрозаводска еще в девяностые, кто-то сразу после школы. Не могла, потому что росла вместе с ними, вместе ходила в походы, гуляла по городу она не могла рассказать им о ПТЗ что-то, чего они сами не знали. И тогда она стала учить карельский, и все друзья сразу приняли: это то, кто она есть. Девочка, которая любит Карелию настолько, что готова учить язык, на котором никто из них не говорит и никогда не думал, что придется говорить.
Карельский пригодился Элеоноре в работе в газете ее всегда посылали на «этнические» задания, часто самые интересные и захватывающие. Сам язык Элеонора почти не использовала на заданиях все изъяснялись с ней по-русски и иногда по-фински. Но в голове у редакторов вне Петрозаводска жило какое-то огромное карельское население, для которого требовался специальный журналист-переводчик.