Кира думала о том, как она любит этот город. Эту огромную, безумную Москву красавицу, без сомнения. Но подчас и коварную, и недобрую, и даже лживую. И все-таки она любит этот город, где не родилась, но который, безусловно, стал ей родным. Она любит и маленький, уютный и очень зеленый Жуковский в нем прошла ее юность. Военные городки, в которых случалось проживать ее семье. Жаркий, с обжигающим ветром Кировабад, который она помнила плохо, кусками, шумный от гортанных выкриков местных смуглых, черноволосых, золотозубых людей. Вспоминался поселок в тайге влажный лесной запах и хруст поломанных веток, печенье из геркулеса, которое пекла мама, в городке подолгу не бывало муки. И шоколадную колбасу, которую мама готовила на ее дни рождения. И ледяную горку зимой, и мокрые мохнатые мальчиковые шаровары с комьями налипшего снега, уже почти льда. И запах лыжной мази отец натирал ее лыжи в предбаннике возле квартиры.
И Новый год в городке непременный концерт в клубе, конечно, своими силами, чистая самодеятельность артисты, даже провинциальные, до них не доезжали. Аккордеон, запах хвои от красавицы-елки, запах апельсиновой корки, нарядные и прибранные жены военных, ревниво оглядывающие соседок. И пироги на любой вкус, испеченные ими же, женами. На пироги устраивались конкурсы чей вкуснее. И Кира помнила, как нервничали женщины кому достанется первое место? Кого назначат лучшей хозяйкой? Настоящие страсти кипели, неподдельная конкуренция. Наконец торжественно называлась победительница, шедшая медленно, с достоинством, на украшенную гирляндами сцену. А все остальные провожали ее немного завистливыми и расстроенными взглядами. А на сцене ждал приз господи, приз! жалкая вазочка из прессованного хрусталя или льняная скатерка. Помнила Кира бесконечный стрекот швейной машинки мама шила платья на праздник, и себе и Кире. И грибные походы по осени большая компания, десяток женщин с детьми, резиновые сапоги, куртки, платки и корзины, огромные корзины для грибов. Грибов было действительно много. И перекус на поляне бутерброды с салом, пирожки с повидлом и луком, холодная картошка в мундире и травяной чай из термосов. Настоящего черного чая не было иногда завозили развесной краснодарский, пахнувший лежалой травой. Поэтому собирали травы: жимолость, побеги цветущего вереска, молодые нежные листья таволги и бадана, листья брусники, кипрея, сушили ежевику и землянику. Вкусно, полезно, а главное доступно и совершенно бесплатно. Какой это был чай! Возвращались с огромными горами грибов крошечных боровичков, красноголовиков, рыжиков и груздей белых и черных. Все остальное просто не брали куда девать этот мусор, когда и благородного улова завались?
А по ночам чистили голова падает на стол, руки черные, а гора на столе не уменьшается. Наконец мама сжаливалась и отправляла ее спать. Кира падала на кровать и тут же проваливалась в сон, как в черную яму, еще бы, устала!
А утром будил запах с раннего утра мама варила грибы. Над плиткой сушились вязки боровиков и сладкий грибной благородный дух витал по квартире.
Грузди и рыжики солили в эмалированных ведрах из них несло чесноком и укропом. Мама придирчиво пробовала соленый гриб и качала головой рано. А когда они «поспевали», их раскладывали по стеклянным банкам и сносили в погреб, который под домом, в подвале, сделали мужики общий, для всех. На полках стояли надписанные банки: Фроликовы, Иванченко, Тезасяны, Крупинниковы, Валиевы. Даже азербайджанцев Валиевых приучили к грибам. «Иначе не получится, живем на подножном корме», вздыхая, говорили женщины.
По осени начинались ягоды брусника, клюква. В августе малина, в июле черника, а еще раньше, в июне, земляника. Труднее всего было собирать лесную малину колючие кусты царапали руки и ноги. Но и клюква с брусникой не праздник болото, чавкающий мох, мошка, комары.
Да ладно! отмахивалась от ноющей дочки мать. А зимой? Что будешь лопать? Ага, вот именно! Печенье с земляничным вареньем, брусничный кисель! А соленые грибочки с картошкой? Вот и трудись, дочь. Без труда, сама знаешь
Кира знала. Но знала и другое в больших городах так не живут! В больших городах не расчесывают по ночам до крови искусанные мошкой руки и ноги, а главное лицо. В больших городах нет погребов, а значит, не надо заготавливать впрок тысячи банок. Не надо топить печку, стоять часами за мукой и селедкой, ходить за хлебом через лес в соседний поселок именно там и находилась пекарня. В больших городах продавались апельсины и мандарины, капроновые разноцветные ленты для кос и немецкие резиновые пупсы как настоящие младенцы, вот-вот закричат. Как ей хотелось жить в большом городе, где никто не знает друг друга, где нет дурацких разборок и сплетен, где женщины не судачат о жене военкома. Нет, в городке было много хорошего и подружки, и медведик. Правда, его увезли. И ледяная горка зимой, и теплая печка, у которой так уютно было погреться.
Но большого города не случилось она попала в Жуковский. Снова провинция. Мама успокоила до Москвы-то всего ничего. Полчаса, и ты в столице.
Кира помнила, как в первый раз они, всей семьей, поехали в город так родители называли Москву. Красная площадь, улица Горького, Казанский вокзал. И бесконечный народ везде, повсюду. Народ торопится, снует, толкается. Хмурится. Она замерла от недоумения и восторга ее ничего не расстроило, нет!
А мама смеялась:
Ну? И как тебе эта сумасшедшая Москва? Неужели нравится? Безумный город. Зачем он тебе?
Кира, сглотнув слюну от волнения, только кивала ага, безумный. Только ей очень нравится.
А потом было кафе-мороженое, металлическая вазочка с шоколадным и ванильным шариками, политыми кисленьким вареньем. И жареные пирожки с мясом длинненькие, ровненькие, как столбики. Из знаменитого Елисеевского Кира могла съесть сразу три или даже четыре. И памятники Пушкину и Маяковскому. И Гоголю на зеленом бульваре, где только-только распустилась сирень. И Пушкинский, и Исторический, и Третьяковка.
Там было все, в этом городе, театры, цирк, кафе и магазины. Там были нарядные, модные и загадочные женщины, за которыми струился шлейфом прекрасный и волнительный запах духов. Из булочных пахло теплым хлебом и ванилью, мороженое было восхитительно нежным и растекалось на языке, в магазине продавались дефицитные золотистые малюсенькие рыбки шпроты, в стеклянных конусах разноцветные соки: красный томатный, прозрачный желтый яблочный, а темно-бордовый, густой, как сметана, сливовый с мякотью. В жужжащей колбе взбивался необыкновенный молочный коктейль холодный, сливочный, с густой пенкой. На прилавках лежали свежие огурцы и краснобокие яблоки.
По величавой реке Москве с зелеными берегами ходили смешные и ловкие речные трамвайчики все радость, восторг.
Она сразу полюбила Ленинские горы, густо поросшие зеленью, парк Горького с колесом обозрения и комнатой смеха, высотки на Восстания, в Котельниках. Университет. Как Кира мечтала туда поступить и влиться в эту веселую, нарядную и смелую толпу студентов. Она открыла для себя тихий и немного провинциальный Арбат гордость москвичей, розово-желтое купеческое Замоскворечье тихое, спокойное, умиротворяющее, наверняка как в старые добрые времена.
Это был не город это была сказка, мечта. Мираж. И Кира уже тогда точно знала жить она будет здесь. Только здесь, и нигде больше. И никуда из этого рая, из этой несказанной красоты, от этого счастья она не уедет! Ни-ког-да и ни за что.
И, надо сказать, этот город отнесся к ней благосклонно, не обманул и почти сразу принял в свои объятия. Нет, конечно, он был разный были скучные и предсказуемые окраины, густо застроенные унылыми пятиэтажками. Разбитые дороги и тротуары, полупустые магазины, хамоватый и резкий народ. Но на Кирину любовь это не повлияло. Она по-прежнему, по-детски, счастливо и радостно, беззаботно и наивно, почти безоглядно была влюблена в этот город. В котором в этом она была абсолютно уверена ей предстоит прожить всю свою жизнь. Всю свою длинную и счастливую жизнь. Здесь она будет счастлива не сомневайтесь. И здесь родятся ее дети двое, не меньше. Мальчик и девочка, Лизонька и Сережа. Вот, даже имена придумала а что, красиво, правда?