Вот, смотри, сказала бабка, появляясь. Тут сметана и она ткнула пальцем в пластиковое ведерко, тут творог, жирный и она одобрительно покивала головой, а тут масло и она вытащила из пакета увесистый желтый шар. Яйца по дороге не тряси, а то у меня для них тары нет.
Молока хочешь? С утра доила.
Да я козье не очень, смутилась Алина.
А почему козье? Коровье. У меня ж и корова есть, правда тяжко мне уж с ней, вот думаю продавать на следующий год.
Алина взглянула на бабульку и подумала, что с коровой та нескоро расстанется.
А ты откуда ж такая, говор вроде не здешний. Неужто из-за границы? и бабка всплеснула морщинистыми руками.
Нет, из Москвы.
Ух ты, а к нам то, каким ветром занесло?
Я на заводе работаю, юристом.
Ну, ты подумай, выходит без тебя в Омске не справлялись?
Выходит что так, Алина улыбнулась.
И много Вас таких пришлых, теперь у нас трудится?
Да навалом. И итальянцы, и сербы, и болгары, кого только нет.
Чисто Вавилон каждой твари, по паре. А что ж, наших омичей не беруть?
Берут, конечно, монтажники все местные. В пятницу, правда, один с верхотуры свалился.
В эту? И что убился? бабка охнула и присела на табурет.
Да. Даже до больницы не довезли.
Господи прости, а че же случилось?
Ребята говорят, что голова закружилась, а трос страховочный, ну Вы знаете, это который к лесам крепится, он зацепить забыл.
Да знаю я, знаю, не объясняй. Супруг мой, покойник, царствия ему небесного и бабка перекрестилась, глядя на сурового мужика, взирающего на них с фотографии в темной раме, монтажником на вашем же заводе был. Выпить, конечно, любил, но по выходным, все как у людей, но чтоб голова у него, у трезвого средь бела дня кружилась, такого и не припомню. Я ему, бывало, начну говорить, что ты там Вань поосторожнее, а он махнет рукой, и скажет, что скорее как его зовут забудет, чем про трос энтот.
Распрощавшись, в конце концов со старушкой, Алина погнала в город. Скоро приедет Стас, а у нее еще «конь не валялся».
В арендованной машинке радио было хрипатое, но Алина не возражала, на этом фоне ее сомнительные вокальные данные не так резали слух. «Дети Вашей маме снова семнадцать, Вы просто поверьте. А поймете потом» подвывала она, в глубине душе радуясь, что никто не слышит, особенно Шахрин.
Мысли скакали, как солнечные зайчики в доме старушки. А вот интересно, Стас подарит ей цветы, или они так стремительно перепрыгнули конфетно-букетный период, что теперь и не полагается? А еще, зачем он ходил к Гасанову? Ей Раечка сказала, а сам он промолчал. А пирог делать, как бабка велела, или довериться интернету? А маме про Стаса рассказать, или еще рано? Промолчать, а то сама еще не разобралась, что у них происходит.
Лихо воткнув крошечное «приведение с мотором» в зазор между Брабусом и Кайэном, Алина подхватив свертки, пошла к подъезду. На ступеньках стоял Стас с огромным букетом пионов и, увидев ее, улыбнулся так, что стало совершенно очевидно, что разбираться здесь абсолютно не в чем.
Прости, что с пирогом ничего не вышло, сказала Алина, спустя столетие. Я старалась, по крайней мере, у меня есть рецепт и все ингредиенты.
Ты мой самый главный ингредиент, сказал Стас и чмокнул ее в нос. Зеленые глаза светились от счастья. Если хочешь, не вставай, я сварю тебе кофе и принесу. Алин, ты меня слышишь?
Слышу, но поскольку я тебя еще и вижу, то от увиденного глохну.
Я думал, что от увиденного можно ослепнуть, но оглохнуть?
А я вот и глохну и слепну, так ты мне нравишься. Нет, ну серьезно, что ты смеешься, так у птиц бывает, ну перестань смеяться. Я просто название забыла, про них еще Розенбаум пел.
Ладно, пойду, сварю кофе и яичницу пожарю, а то если мы и дальше будем валяться, то я умру с голода, а ты чего доброго от красоты моей еще и онемеешь.
Глухарь, я вспомнила, от любви глухарь глохнет, завопила Алина и рванула за Стасом на кухню любоваться.
Понедельники надо просто отменить, думала Алина, шагая по коридору, но это бы не помогло, тогда бы все ополчились на вторники. А всю неделю же не отменишь, заодно с трудовым кодексом.
Всё таки жуткое безобразие орать на непроснувшегося человека, а уж на такую кучу непроснувшихся людей тем более. Утро началось с совещания, которое организовал зам, пользуясь отсутствием Константина Александровича. Как и все, что он делал, совещание вышло бессмысленным и беспощадным, а-ля русский бунт. Иногда ей казалось, что он так непотребно себя ведет, потому что в глубине души понимает, что его никто не любит и не боится, и даже жалела его, но стоило ей лишний раз заглянуть в пустые глаза, сострадание быстро улетучивалось.
Надо заняться делом, пока их опять не согнали совещаться.
Алина зашла в кабинет и шелест голосов стих. Опять ее чихвостили. Доведут ведь когда ни будь до греха, посворачиваю цыплячьи шеи, потом пусть не жалуются.
Алина Витальевна, Вам Караев звонил, я сказал, что Вы на совещании, но он, к сожалению, не разрешил Вас с него выдернуть, не успел Макс договорить, как раздался звонок.
Алина Витальевна, Вы что-то трубку не берете, а мне бы с Вами увидеться, услышала она голос Воронцова.
Я на совещании была, не могла разговаривать. Мне надо к Вам подъехать?
Да пожалуй, что нет. Давайте вечером пересечемся в центре. Я Вас надолго не задержу.
Хорошо, давайте в шесть на Ленина, точнее в Камергерском. Там сейчас полно летних кафе.
Договорились.
Алина положила трубку, Макс посмотрел на нее вопросительно, но Алина незаметно мотнула головой, еще не хватало обсуждать это при всем честном народе.
До шести время пролетело мгновенно и Алина почти забыла о предстоящей встрече. Отчет не давал ей покоя. Умение «проваливаться» благотворно влияло на производительность труда. Уже убегая, она поняла, что не так в цифрах, которые она «крутила» так и сяк целый день. Надо будет вечером рассказать Стасу. Похоже, что это по его части, по крайней мере, она очень на это надеялась.
Камергерский переулок в Омске, конечно же, напоминал ей Москву, хотя внешнего сходства не было никакого. В отличие от московского, он был раз в десять меньше, и скорее представлял собой зажатую между старинными особнячками площадь, чем пешеходную зону, но общее впечатление праздника и расслабленности было тем же.
Когда она пришла, Воронцов уже сидел под тентом, и что-то рассматривал в телефоне.
Добрый вечер, поздоровался он и отодвинул соседний стул, приглашая сесть.
Добрый, ответила она и пожала протянутую руку.
Ух, ты, хмыкнул Воронцов и комично потряс ладонью. Я думал, что Вы юрист, а не армрестлер.
Не преувеличивайте, Геннадий Викторович, я вполсилы, улыбнулась Алина. Зачем Вы хотели меня видеть?
Вам что ни будь заказать? спросил он, не отвечая на вопрос, к ним как раз приближался официант.
Раф, апельсиновый и обычной воды.
Раф и воду без газа, повторил Воронцов официанту.
Что-то случилось? Алина против воли начинала нервничать.
Еще не знаю, поэтому и не стал вызывать Вас повесткой. У Вас на заводе в прошлую пятницу было ЧП погиб человек, верно?
Верно, но причем тут я? Я близко не подходила к стройплощадке, да и допуска к высоте у меня нет, если Вы об этом, а кроме того
Да нет, конечно, Воронцов нетерпеливо ее перебил. Не думаете ли Вы, что стали для нашего отела «дежурным подозреваемым»? Дело в том, что в кармане погибшего мы нашли вот это и положил перед ней свой телефон, предварительно открыв какое-то фото.
Алина боязливо взяла телефон в руки.
Надеюсь, Вы не собираетесь показывать мне труп?
Воронцов промолчал, а они поднесла телефон ближе к глазам. Слава богу, на картинке был только клочок бумаги и цифры кое-как накарябанные на нем.
Ну и что? Алина фыркнула и положила телефон перед Воронцовым.
Какое у Вас зрение? Плюс четыре? спросил он. А очки где?
Забыла, ответила Алина и почему-то смутилась Что там было, я не разобрала?