Раз люди проходили, значит, ничего страшного не случится.
Главное, не бояться.
Ни звука. Ни запаха. Ни дуновения ветра.
Что же ты такое?
Когда до пелены, по прикидкам, оставалось совсем чуть-чуть, я остановился. В душу вкралось сомнение. Стоит ли? Может, все-таки обойти?
К черту! Меня Эля ждет.
Я шагнул в стену света. Чужого и родного. Далекого, как ледяное мерцание звезд, и близкого, как жаркая агония умирающего…
Полыхнуло.
И мир раскололся.
ГЛАВА 8
Умножая свет
Мне было лет тринадцать, не больше. Борису, выходит, восемь. Стоял солнечный день, и мы в компании таких же оболтусов — соседей по даче — валяли дурака у местного пруда. Потом откуда-то взялась надувная лодка. Я не помню, кто ее притащил, не помню, кто спустил на воду. Из того дня, прожитого много лет назад, очень хорошо запомнился другой момент.
Мы уже в лодке, лодка на середине пруда. Жарит солнце, нам весело. Лодка раскачивается. Борис сидит, вцепившись рукой в борт. Почему-то ему не смешно, хотя только что смеялся. Как будто он увидел что-то, чего еще не видим мы все. А потом лодка переворачивается.
Я лечу в воду, пытаюсь глотнуть воздуха, но вместо этого захлебываюсь. Слишком поздно открыл рот. Рвусь наверх, к солнцу, но ударяюсь во что-то, снова отлетаю вниз. Громоздкий силуэт закрывает солнце. Понимаю: наша лодка. Это в нее я ткнулся, пытаясь вынырнуть. Осознание приходит странно: словно думаю уже не о себе, а о ком-то постороннем. Словно это не я сейчас трепыхаюсь под водой, а герой плохого фильма на простыне экрана. А я сижу в пустом зале, жую воздушную кукурузу и смотрю на его трепыхание.
Медленно отползает в сторону темное пятно лодки, играет переливами солнце в полупрозрачной воде. Я вижу убегающие вверх пузыри воздуха, понимаю, что это из меня…
На яркие отблески света снова наползает темное пятно. Не то лодка, не то…
Мысли обрываются.
В голове долбит, в ушах звенит, перед глазами мельтешат тусклые и светлые пятна. Я прихожу в себя, поворачиваюсь. Меня выкручивает наизнанку мутной, противной на вкус водой. Проявляется картинка. Рядом стоит незнакомый мужик. За его спиной — Борис. Напуган. Надо же, Борис умел бояться. Может быть, надо испытать невероятный страх, чтобы перестать бояться вовсе, стать зверем.
И боялся он тогда не перевернувшейся лодки, он боялся за меня. Может, именно тогда он стал смотреть на меня не как на старшего, опекать?
Мысль была не тогдашней, теперешней. Я пришел в себя.
В голове долбило оглушительным набатом, в ушах звенело. Перед глазами плыли тусклые и светлые пятна. Как тогда, в детстве, только я не захлебнулся, я…
Сквозь боль и грохот в висках снова заметались обрывки воспоминаний. Ослепительный первозданный свет, бьющий сквозь сомкнутые веки. Тьма, ударившая после света. Оклик. Удар. Всё.
Удар. Жесткий, по затылку. Видимо от него теперь долбит в голове, как в колокол.
Колокол! Они бьют в колокол посреди ночи и потом еще утром. Второй раз колокол не звонил, значит у них — комендантский час. Именно поэтому теперь звенит в ушах и долбит в виски. Комендантский час в башке.
Теперь от плоской шутки было совсем не смешно. Я медленно перевалился на бок и открыл глаза. Было сумрачно, подташнивало.
Не то с похмелья, не то от удара по затылку, не то от того и другого разом.
— Очнулся, болезный? — спросил вкрадчивый голос, откуда-то сверху и сбоку.
Я медленно перекатился на живот, приподнялся на локтях, давя тошноту и пытаясь сфокусировать взгляд на дощатом полу. Сфокусироваться удалось, но тошнота усилилась. Сотрясение, что ли, словил?
— Плохо? — снова поинтересовался голос.
Он был таким отвратительно заботливым, что вызывал раздражение.
Я поджал под себя ноги, встал на карачки, потом на корточки. Подняться сил не хватило, но хотя бы появилась возможность оглядеться.