И собирался не вскрывать дверь, а играть четвертый концерт Рахманинова.
Щелкнуло.
— Я в свое время слесарил малость, — поделился Колян и надавил на дверь. — От ё, н-на!
Несмотря на то, что замок Колян отпер, дверь не поддалась. Приржавела, что ли?
Колян шагнул назад, накренился, завис, словно мультяшный самолет, разогревающий турбины. А потом немного качнулся и с глухим «н-на» врубился плечом в дверь.
Створка влетела внутрь. Колян провалился за ней по инерции, тормозя и ругаясь уже в полную силу.
Остановился, отступил на полшага. Гордо сообщил:
— Вот теперь давайте свет.
На этот раз я успел раньше Бориса. Поднял факел и ступил в дверной проем.
Насекомых и мышей здесь не было. Небольшой коридорчик затопило по щиколотку. Пахло гнилью, канализацией. В конце коридорчика, между двумя дверями, лежал на животе человек.
Я подошел ближе. Страшно не было, но внутри что-то опасливо сжалось.
— Эй, — тихо позвал я.
Человек продолжал лежать без движения. Я присел на корточки, посветил и отшатнулся. Это только со спины он казался спящим. Несчастный был мертв. Возможно, не сумел очнуться: захлебнулся, приходя в себя.
Давясь слюной и часто дыша, я поднялся на ноги.
— Приплыл, — прозвучал над ухом спокойный хрипловатый голос.
Борис стоял за спиной и смотрел на меня.
— Давай проверим, чего стоять, — предложил он и, не дожидаясь ответа, протиснулся мимо меня.
Нам повезло. За одной из дверей был сортир, другая не открылась, зато за третьей обнаружилась небольшая комната, заваленная коробками и упаковками с тем, что раньше составляло ассортимент магазина.
Канистры с машинным маслом и пачки заплесневевших глянцевых журналов нам были сейчас не особенно интересны, но наружу мы выбрались вовсе не с пустыми руками. Упаковка минералки без газа, упаковка кока-колы, коробка с шоколадными батончиками, коробка с растворимым картофельным пюре, коробка с какой-то дрянью типа доширака и ящик с инструментами, который Борис откопал в дальнем углу.
Впрочем, половина добычи оказалась бесполезной. Колян хватанул батончик, раздербанил обертку и поморщился. Хотел куснуть содержимое, но быстро передумал. Судя по выражению его лица, толстый-толстый слой шоколада вместе с орехами, нугой и карамелью превратился в толстый-толстый слой чего-то гораздо менее аппетитного. Кола тоже годилась лишь для тушения костра. Зато негазированная минералка была вполне пригодна, и яичная лапша хрустела так же задорно, как в голодно-запойном студенчестве.
Во всяком случае, так выразился Борис. Впрочем, он как-то по молодости и пиво собачьим кормом закусывал. Лично мне лапша в сухом виде не очень нравилась.
— Может, поищем какую железку, — предложил я. — Воду погреем и заварим по-человечески.
Бессмысленность предложения дошла до меня быстро. Колян просто пожал плечами и продолжил хрустеть макаронами. Борис же, при упоминании о железе, подтянул к себе ящик с инструментами.
Я вздохнул и, решив не выпендриваться, захрустел лапшой. Как все.
Брат жевал и неторопливо раскладывал перед собой содержимое ящика. Ржавые гаечные ключи, наборная отвертка, ножовка, подернувшаяся рыжими пятнами. Борис преобразился, просиял, словно у него в голове лампочку включили. С абсолютно счастливой рожей достал топор.
— Брат, я дарю тебе саперную лопату, — торжественно сообщил Борис, будто оглашал завещание, по которому мне доставался как минимум небольшой остров в Тихом океане.
— Нашел себе новую игрушку?
— Э-э, Глебыч, — встрял в разговор Колян. — Это не игрушка, это оружие, н-на.
На Бориса он смотрел с плохо скрываемой завистью. Было видно: Колян жалеет, что не нашел ящик с инструментом первым.
— Орудие труда, — утешил я его. — Чтоб топор стал оружием, нужно уметь с ним обращаться.