Но для чего нужна такая мощь? Согласно теории эволюции, наше предназначение выживать и размножаться. Это весьма непростые цели, причем размножение не в меньшей степени, поскольку для людей оно означает необходимость манипулировать мнением потенциальных партнеров. Убедить представителя противоположного пола в том, что мы являемся желанным партнером, задача, требующая глубокого понимания ритуалов ухаживания и таких социальных концептов, как привлекательность, статус и репутация. По существу мы можем сказать, что основная миссия мозга контроль. Мозг должен считывать физическую среду и населяющих ее людей с одной-единственной целью контролировать их. Научившись контролировать мир, мозг добивается своего.
Именно из-за стремления к контролю мозг постоянно находится в состоянии готовности к неожиданностям. Неожиданные изменения это врата для опасности, грозящей настучать нам по голове. Как ни парадоксально, изменения также влекут за собой возможности. Это трещина во Вселенной, из которой выглядывает будущее. Изменение это надежда. Изменение это обещание. Когда неожиданные изменения происходят, мы хотим понять, что они означают. К лучшему они или же к беде? Неожиданные изменения пробуждают в нас любопытство, а именно его мы и должны ощущать в начале эффективной истории.
Теперь представьте свое лицо, но не просто как лицо, а как приспособление для обнаружения изменений, сформированное миллионами лет эволюции. Всё в нем предназначено для этой работы. Вот вы идете по улице, размышляя о чем-то своем, но вдруг происходит неожиданное изменение БАХ! кто-то назвал ваше имя. Вы останавливаетесь. Внутренний монолог затихает. Внимание включается на полную катушку. Вы направляете свое изумительное приспособление для обнаружения изменений в нужном направлении, дабы понять: что происходит?
Именно так работают рассказчики. Они создают моменты неожиданных изменений, захватывающие внимание своих героев, а следовательно, своих читателей и зрителей. Значимость изменений давно известна тем, кто предпринимал попытки раскрыть секреты историй. Аристотель утверждал, что «перипетия», переломный момент, является одним из самых действенных приемов в драматургии. Джон Йорк, специалист по теории сюжета и известная фигура в области кинодраматургии, писал, что «образ, за которым гонится любой телережиссер, хоть в документалистике, хоть в игровом фильме это крупный план лица человека в момент, когда оно отражает произошедшее изменение»{12}.
Моменты изменений настолько важны, что зачастую содержатся в самых первых предложениях:
Ох, уж этот Спот! Не съел свой ужин. Куда он подевался?
(«Где Спот?», Эрик Хилл)А куда папа пошел с топором?[3]
(«Паутина Шарлотты», Элвин Брукс Уайт)Я просыпаюсь и чувствую, что рядом на кровати пусто[4].
(«Голодные игры», Сьюзен Коллинз)Описывая весьма конкретные моменты изменения, такие завязки пробуждают любопытство. А еще они смутно намекают на возможность предстоящих тревожных перемен. Может, щенок Спот угодил под автобус? А куда это идет человек с топором? Предчувствие изменений также крайне эффективный способ разжечь любопытство. Режиссер Альфред Хичкок, настоящий мастер таким образом вызывать тревогу у зрителя, даже говорил, что «ужасен не сам взрыв, а его ожидание»{13}.
Однако таящее опасность изменение может быть и не таким явным, как психопат с ножом за душевой занавеской.
Мистер и миссис Дурсль проживали в доме номер четыре по Тисовой улице и всегда с гордостью заявляли, что они, слава богу, абсолютно нормальные люди[5].
(«Гарри Поттер и Философский камень»,Джоан Роулинг)Строка Роулинг изумительным образом исполнена тревожного предчувствия изменений. Опытный читатель уже понимает, что скоро в мире довольных собой Дурслей что-то приключится. Такой же прием использует Джейн Остин в «Эмме», начиная роман с ныне знаменитых строк:
Эмма Вудхаус, красавица, умница, богачка, счастливого нрава, наследница прекрасного имения, казалось, соединяла в себе завиднейшие дары земного существования и прожила на свете двадцать один год, почти не ведая горестей и невзгод[6].
Пример Остин показывает, что насыщение первых строк моментами изменений или их тревожным предчувствием это прием отнюдь не только для детских книжек. Вот как начинается роман Ханифа Курейши «Близость»:
Это печальнейшая ночь, потому что я ухожу и уже не вернусь.
А вот начало «Тайной истории» Донны Тартт:
Начал таять снег, а Банни не было в живых уже несколько недель, когда мы осознали всю тяжесть своего положения[7].
«Посторонний» Альбера Камю:
Сегодня умерла мама. Или, может, вчера, не знаю[8].
Джонатан Франзен начинает свой шедевр, роман «Поправки», в точности как Эрик Хилл начинает «Где Спот?»:
Из прерии яростно наступает холодный осенний фронт. Кажется, вот-вот произойдет что-то ужасное[9].
Прием не ограничен рамками современной литературы:
Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына,Грозный, который ахеянам тысячи бедствий соделал:Многие души могучие славных героев низринулВ мрачный Аид и самих распростер их в корысть плотояднымПтицам окрестным и псам (совершалася Зевсова воля), С оного дня, как, воздвигшие спор, воспылали враждоюПастырь народов Атрид и герой Ахиллес благородный(«Иллиада», Гомер)Используется не только в художественных произведениях:
Призрак бродит по Европе призрак коммунизма.
(«Манифест Коммунистической партии», Карл Маркс)И даже когда история начинается без видимых изменений
Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему.
(«Анна Каренина» первое предложение, Лев Толстой)если уж ей суждено обрести популярность, то изменение не заставит долго себя ждать:
Всё смешалось в доме Облонских. Жена узнала, что муж был в связи с бывшею в их доме француженкою-гувернанткой, и объявила мужу, что не может жить с ним в одном доме.
(«Анна Каренина» второе и третье предложения,Лев Толстой)Большинство неожиданных изменений в жизни, на которые мы реагируем, оказываются незначительными. Громко хлопнула дверь грузовика; ваше имя выкрикнула женщина, звавшая своего ребенка. Вы вновь задумываетесь о чем-то своем. Мир вокруг снова обращается в пятно движения и шума. Однако время от времени такие перемены все-таки имеют значение. Они вынуждают нас действовать. История начинается именно здесь.
1.2
Неожиданные изменения не единственный способ вызвать любопытство. Чтобы контролировать мир, мозгу необходимо тщательно в нем разобраться. Это делает людей ненасытно любознательными: младенцы девяти недель от роду предпочитают новые образы уже знакомым{14}; считается, что в возрасте от двух до пяти лет дети в поисках объяснений задают около 40 тысяч вопросов старшим{15}. Человек наделен необычайной жаждой знаний. Рассказчики пробуждают эти инстинкты, создавая воображаемые миры и отказываясь раскрывать читателям о них всё и сразу.
Секреты человеческой любознательности привлекали внимание многих психологов, самый известный из которых, возможно, профессор Джордж Лёвенштейн. Он описывает эксперимент, участникам которого показывали сетку квадратов на экране компьютера и просили кликнуть мышью на пять из них{16}. Некоторые участники обнаружили, что за каждым квадратом спрятано изображение какого-либо животного. Другая группа, однако, открывала лишь небольшие составные части какого-то одного животного. Каждый клик мыши дополнял общую картину. Участники из второй группы с гораздо большей вероятностью нажимали на квадраты даже после того, как требуемые пять уже были открыты, и продолжали до тех пор, пока им не удавалось опознать животное. Исследователи заключили, что мозг спонтанно проявляет любопытство, когда ему предлагают «набор сведений», который он считает незавершенным. «Существует естественная склонность к устранению информационных пробелов, пишет Лёвенштейн. Даже относительно вопросов, не имеющих значения»{17}.