Большинство людей слишком воспитаны, чтобы что-то требовать. Понимаешь, мы жертвы нашего хорошего воспитания, мы не можем не только чужое взять, но и даже свое. Мы не умеем уговаривать, упрашивать, требовать. Мы робко просим: а можно нам вот это? Только если тебе самому не нужно, а если нужно, я не возьму. И потому в мире отлично живется вот таким акулам: они разевают зубастую пасть, смотрят мертвыми охотничьими глазами, и ам! Съедают и свое, и чужое, все что удастся получить, заработать, выпросить. Хамоватые тетки в магазинах всегда получают свое, потому что продавцы не могут им противостоять, наглые продавщицы зажимают сдачу и не возвращают деньги за бракованный товар. Они получают свое, а мы идем домой, мрачнеем, жалуемся близким и стыдимся собственной воспитанности. Родители хотели, чтобы мы выросли хорошими людьми, но в мире, где так много людей плохих, хорошим быть очень трудно. А по-другому мы уже не умеем.
Как в тот раз, когда все получили по две пиццы в столовой, а мы не одной, потому что не смогли пробиться сквозь толпу, задумчиво протянул Семён.
Типа того, Денис кивнул, разглядывая потертые кеды.
Но это же дерьмово.
Ну так жизнь не диснеевская сказка. Хочешь жить умей вертеться. Я вот не умею.
И я.
Мечтаю научиться грубить людям, говорить то, что думаешь, стоять за себя. А то всю жизнь так и проживу мямлей, Денис потер щеку, надоело всех бояться и стесняться.
Остановку проехали, мямля! Семен схватил его за шкирку, торопливо выкидывая из маршрутки и прыгая следом.
Оба рванули назад, к виднеющемуся зданию университета, старому и выложенному из осыпающегося красного камня.
Денис лишь на мгновение чуть замедлил шаг, поймав взглядом хрупкую светловолосую фигурку, окруженную стайкой хихикающих девчонок. На миг его черные глаза встретились с ее, томительно-серыми, и он быстро отвернулся, чувствуя, как щеки заливает предательская краска. Девушка осталась позади.
Пепел
Асфальт под ногами кажется покрытым тонким полотном первого снега, но на самом деле это пепел. Дождя не было давно, несмотря на пасмурную погоду, и потому останки тысяч сигарет серовато-белым налетом покрыли землю.
Я стою, прислонившись к стене ресторана, в маленьком закутке, куда все бегают на перекур, и не сразу понимаю, что уже минут пять рассеянно мусолю в пальцах дешевую сигарету, словно не решаясь ее поджечь. День катится к вечеру и выдался на редкость дерьмовым.
Рабочий день стартует в десять, и в течении часа, перед открытием, ты драишь весь чертов ресторан, начиная со своей зоны и заканчивая зонами общими. Затем бизнес-ланч, как правило, насыщенный, всегда проходящий как в тумане: столики сменяют друг друга один за другим, быстро, точно на карусели, ты не запоминаешь лиц и заказов, монотонно выполняя одни и те же действия. Затем затишье, когда можно перекусить или сбегать покурить. И вечером снова та же самая карусель, но только столики сидят дольше и требуют большего. Это выматывает. Работа с людьми всегда выматывает, потому как многие, точно маленькие клещи, заползают под кожу, впиваются в беззащитную плоть и тянут жилу за жилой.
Я устало прикрываю глаза, чувствуя непреодолимое желание уснуть. Но там, внутри ресторана, ждут еще три столика, совершенно не собирающиеся уходить, два из которых на редкость тяжелые.
К черту!
Арина выскочила из служебного входа, метнулась в закуток для перекура, едва не налетев на меня. Уставшее лицо раскраснелось, залитое слезами.
Что случилось?
К черту! Дай сюда! она ловко выхватывает из моих смятую пачку, зажимает во рту сигарету, ловко поджигая. Она давно перешла на электронные сигареты, но сейчас, кажется, об этом забыла.
Арина!
К черту!
Ее обычно веселое лицо изменилось. Голубые глаза с вечным хитрым прищуром потухли, всегда улыбающиеся губы обиженно изогнулись, на щеках гневный румянец, покрытый крупными каплями слез. Мать двоих детей, в свои тридцать два она едва ли выглядела на двадцать пять, ко всему относящаяся с юмором и улыбкой, сейчас она была просто раздавлена. Сигарета подрагивала в некрепких пальцах.
Эти мелкие Сидят, выкомыриваются! она сердито утирает глаза, уволюсь, уволюсь к чертовой матери! Приходят, мелкие пижоны, выпендриваются, а ты терпи, улыбайся
В ее глазах горькая обида, обида за то, что она, взрослый человек, мать двоих чудесных сыновей, должна стоять, унижаться и выслушивать каких-то зазнавшихся малолеток, с их вечными снисходительными ухмылками.
Да ты что, Арин, как мы без тебя, беспомощно бормочу, чувствуя опустошающий гнев и обиду. Обиду за нее и за них всех. Плюнь ты
Не плюну, сил моих больше нет!
Она сердито топает ногой, обутой в дешевые потертые балетки, и ругается, выронив сигарету.
К черту, бормочет себе под нос, доставая телефон.
Арина не уволится, я знаю это точно. Сфера общепита затягивает, порой, куда сильнее вонючей болотной трясины. Ты прикипаешь к людям, вечному кипишу, непреходящей запаре, к общему торопливому и суетному темпу жизни.
Так устроена жизнь, я чувствую, как через маску сочувствия на лице впервые проступает ожесточенность, и торопливо отворачиваюсь.
Хреново она устроена, Арина наблюдает за медленно тлеющей сигаретой, и не замечает моего изменившегося лица, иначе она бы точно содрогнулась.
Нет, на самом деле, так оно и есть. В этой жизни у тебя есть три пути, мой тон становится несколько самодовольным, поучительным, но в голосе застревают высокие нотки обиды, и мне это не нравится, ты можешь родиться в богатой семье, и родители протопчут тебе уютную дорожку к счастливой жизни. Хорошее образование, манеры, опытный психолог и дорогие шмотки.
Арина выжидательно смотрит на меня. Я часто замечаю, что у меня какой-то загадочный дар захватывать чужое внимание. Так змея гипнотизирует маленького пушистого зайчика.
Ты можешь обладать красивой внешностью и сесть на чью-нибудь удобную просторную шею, да и в целом проторить себе путь большими глазами и пухлыми губами.
Девушка издает сдавленный смешок.
Или ты можешь батрачить. Урабатываться не в себя, без выходных и праздников, вкалывать как лошадь
А потом и сдохнуть как лошадь, Арина сердито отбрасывает в сторону сигарету, и та уныло шлепается на асфальт.
Я позволяю себе ободряюще хлопнуть ее по худому плечу.
Забей себе кофе, я оплачу. Сегодня на баре Максим, так что не траванешься.
Максим мечта любой девчонки, голубоглазый брюнет с очаровательной улыбкой и тенью ямочек на щеках. Мы учимся в одном университете, только вот будущее Максима престижная, хорошо оплачиваемая работа программиста, а вот мое, впрочем, я еще им всем покажу.
Арина слабо улыбается и качает головой:
Я и без того живу на одной ненависти и кофеине в венах.
Денис! из-за двери служебного входа высунулось острое личико Гульшат, самой вредной менеджерки из всего штата. Хватит штаны просиживать, у тебя столы вообще-то. А если так нечем заняться, я придумаю тебе работу.
Приходится улыбаться, пожимать плечами, строить немного виноватый вид, и торопливо возвращаться в зал, на ходу повязывая уродливый жесткий фартук официанта.
Мои три стола негодуют одновременно, как будто бы я отсутствовал не пять минут, а минимум пару часов. Этому нужна ложка, старую он уронил, эта пытается заказать вино подешевле и поприличнее критерии абсолютно несовместимые а этому нужны еще салфетки, ведь старые он художественно раскидал по залитой каплями столешнице. Поразительно, как двое человек могут так загадить пространство вокруг себя.
Им всем нужно кивать, улыбаться, заглядывать в глаза, делать вид, что тебя беспокоят их проблемы.