Дмитрий Арнольдович поставил дело солидно. Открыл ассоциацию, купил груши, перчатки, ринг и нанял и пару тренеров еще советской школы бокса, поэтому любой уличный пацан при удачном раскладе мог получить шанс подняться и отбить титул через низовые соревнования набрать статистику по победам и количеству боев.
При этом, никто из новых собственников ДК не собирался обременять себя ремонтом, поэтому крыша и трубы текли, стены пожирал грибок, но на фоне всеобщей разрухи не замечалось, тем более стены отлично маскировались баннерами и разноцветными фонариками.
Но запах сырости и плесени был неистребим и вездесущ. И Клим старался выкладываться по полной, чтобы когданибудь боксировать уже совершенно в другом зале чистом, светлом, с хорошим кондишн и рекуператором, с совершенно другими зрителями. Он готов был убивать, лишь бы никогда больше не ощущать запах сырой гнили. Бросив беглый взгляд на противника, Клим понял, что с ним проблем не будет. Слишком аккуратно тот складывал одежду, переодеваясь в спортивный костюм. Да еще очки! Парень снял очки, протер и бережно убрал в очешник.
«Капец очкарику», подумал Клим, вышел в зал, где перед канатами вплотную набились болельщики, все поголовно в кожаных куртках, не исключая девиц, и поискал взглядом организаторов. Дмитрий Арнольдович с приятелями восседал за выставленными в ряд столами и наблюдал, как Чипа, тогда только что откинувшийся с зоны, собирает деньги на ставки.
Клим подошел к столу.
Дмитрий Арнольдович, я не знал, что мне со слепым боксировать придется, обратился Клим к начальству.
Если будет надо, то и с безруким придется. Ты не ломайся, не Наташа Ростова. И запомни, противника нельзя недооценивать. У очкарика погоняло Чикатило тоже не просто так. Он слегка с приветом, любит воткнуть кулак и повернуть. А перед боем костяшки в гипсе полощет рожу чтобы покрошить наверняка. Я бы тебя раньше упредил, да времени все нет. Давай, вперед к победе коммунизма.
Уже в первые минуты Клим мысленно поблагодарил за предупреждение. ОчкарикЧикатило с маниакальным упорством акулы начал кружить вокруг, пытаясь работать в топящем стиле, благодаря неестественно длинным, как у гориллы, рукам. Выставив вперед левую, он с самого начала дирижировал боем, заставляя Клима тратить энергию на пустые удары, которые не достигали цели. Зато когда Клим пошел на сокращение дистанции, противник встретил его левым с уклоном в корпус, а правой попал точно в голову один раз, потом тут же второй и, действительно, провернул кулак. Это было больно.
Клим отпрянул к канатам, очкарик надавил, снова выставив вперед свою обезьяню лапу. В таком духе прошли пару раундов. Каждый раз, когда Климу надоедало попадать в воздух и он начинал приближаться, противник встречал его продуманной комбинацией с проворотом кулака.
Теперь Клим не слышал ни начала гонга, ни его конца, ориентируясь на пропущенные удары. Каждый удар это разрыв сосудов и кровоизлияние, каждый удар плюс неделя на восстановление, каждый удар это путь к проигрышу. Нельзя больше подставлять голову. Ищи, ищи решение Кап, кап, капала на голень кровь с губы. Рефери явно левачил, с оглядкой на владельца, публике нравился бой, а значит и ставки шли.
«Чикатила, положи его, пса!», заорал ктото из зала. «Клим, хорош уже балета! Делай реальный подход!» это кричали уже Климу и тот понимал, что противник ждет его атаку, но сам бережет силы. Он собрался, поднырнул под выставленную левую и начал отчаянно долбить левым боковым так, как он часами отрабатывал на груше. После первого хука главная защита соперника левая рука тут же повисла, и Клима бросал со всей мощи крюки в открытую голову. Ноги у очкарика подкосились и он рухнул на канвас.
Вечером, отмечая победу в съемной однушке, Ира вручила ему в подарок этот будильник, диковинку по тем временам. От нее пахло шампанским и духами, а локоны светлых волос в стрижке каре плотно облегали лицо, будто ладони ангела.
Клим поставил будильник на место и прошел через зал, где на диване спала Ира, в ванную. С тех пор, как он взялся писать по ночам свою книгу, они решили спать в разных комнатах, чтобы не мешать друг другу. Принял холодный душ, потом выпил стакан минералки, надел нагрудный пульсометр, под спортивный костюм компрессионный рашгард, кроссовки, включил в наушниках Bomfunk MC's и отправился на пробежку.
В Сокольниках в те времена было еще мало любителей утренних пробежек. Обычным маршрутом Клима был бег по прямой с ускорениями, по шестой Лучевой просеки до Фонтанной площади, далее до Яузы и обратно, это пять километров с гаком, в Яузу надо было обязательно плюнуть это обязательный ритуал из детства, ещё когда он бегал с отцом по утрам. Возвращались домой мы уже неспешно, всегда мимо палатки мороженого, что у входа, там продавщица Галяшмаля, я просил всегда самое дешевое и самое вкусное фруктовоягодное за семь копеек, и отец мне покупал, есть его надо палочкой. Наверно я и бегал то ради него, семикопеечного фруктового мороженного.
Но те времена прошли и пришли другие. Клим быстро углубился в парк, периодически поглядывая на часы, где отображались показатели пульсометра. Обычно он делал это, чтобы потешить самолюбие. Приятно увидеть идеальные 81,6 ударов в минуту, как в двадцать лет, даже если тебе ему у нас сколько лет? ты накануне предавался разного рода излишествам.
Заморосил дождь. Клим с удовольствием подставил разгоряченное лицо под прохладные капли. Внезапно заколотилось сердце. Глянув на часы, Клим увидел, что цифры резко поскакали вверх, просигналив о 160, а потом и 180 ударах в минуту. Тут же в глазах у Клима закружились белые мушки, дыхание перехватило. Сбавив темп и глотая воздух, он сошел с беговой дорожки и прислонился спиной к молодому дубу.
Все вокруг выглядело, словно плохая картинка с помехами в старом телевизоре. Сквозь стайку попрежнему кружащихся белых мушек Клим увидел, что на беговой дорожке метрах в десяти ктото в сером спортивном костюме с капюшоном стоит, опустив руки, и смотрит на него. Изпод капюшона свет в очках бликовал от слабо горящих фонарей по краям дорожки.
Внезапно руки незнакомца стали вытягиваться до земли. Он выбросил их далеко вперед и, опершись на кулаки, вытянулся и принялся отжиматься на огромных белых кулаках с ударами в асфальт, оставляя глубокие вмятины.
Незнакомец отжимался и повторял словно мантру, не сводя с Клима глаз Семь копеек Пришли другие времена Ради фруктового мороженного
Клим в изумлении глядел на странную тренировку незнакомца, потом сделал глубокий вдохвыдох, зажмурившись изо всех сил, резко открыл глаза и снова оказался в одиночестве, если не считать показавшуюся изза поворота фигурки девушкибегуньи. Окружающий мир снова вернулся в норму, обрел четкость.
Клим прошелся по дорожке, посмотрел на мокрый асфальт там, где видел странного незнакомца. Поверхность дорожки была совершенно гладкой.
«Нормально так словил глюку, подумал Клим. Вернусь домой, не забыть выбросить будильник вместе с думками про очкариков. И голову перезагрузить. Такая ерунда на ровном месте не должна приключаться. Спасибо тебе Дуб.». Он оттолкнулся от корявого ствола дерева и побежал дальше.
Лучшим средством для перезагрузки головы у Клима с детства и до сих пор оставалось чтение. Приняв душ после пробежки и в ожидании завтрака, который Ира готовила на кухне, он сел в кресло и раскрыл свою любимую книгу, стараясь сосредоточиться на рассказе.
В комнату с подносом вошла Ира, поставив его на свободный от бумаг краешек стола, она забралась с ногами на кресло, обхватила руками колени, положив на них голову, стала наблюдать за Климом. Большие глаза и свои большие губы, всегда выдавали её желания, черные прямые стрелки ресниц всегда были подвижны, словно секундные стрелки, она привносила умиротворение и законченность в любую обстановку не как кошка, а подругому.