Я его знаю.
Не знаю, верили ли во что-нибудь наши генералы и адмиралы, сказал он примирительно, но у нас была наша вера.
Я не стал углубляться. Момент был неподходящий. Тогда я еще не так много прочитал на эту тему, но знал, что с начала 1943 года, когда маршал Бадольо[11] капитулировал перед антигитлеровской коалицией, подводный флот Италии распался на две части: одна вошла в коалицию, а другая осталась верна соглашению с немцами.
Теперь старый моряк смотрел на меня с некоторым недоверием:
Что вы собираетесь делать с моими рассказами?
Не знаю пока, искренне ответил я. Я журналист, я вам уже говорил. Меня просто интересует этот сюжет Может, сделаю репортаж.
Казалось, он удивился:
Вы что, приехали в Неаполь, только чтобы поговорить со мной?
Нет, вообще-то я вроде как освещаю учения НАТО. Просто воспользовался случаем.
А еще с кем-нибудь собираетесь говорить?
Если кого-нибудь найду, может, и поговорю.
Он улыбнулся несколько загадочно:
Нас не так много осталось в живых.
Я достал пачку сигарет и предложил ему, но он отказался, покачав головой, и приложил руку к груди. Сказал, что его легкие не терпят табака. Я закурил.
А как вы с Ломбардо работали на майале?
Старик прикрыл глаза, вспоминая. Ломбардо, рассказал он, был главным в их паре и сидел впереди, где находился пульт управления: регуляторы курса, скорости и глубины. Скуарчалупо же сидел сзади, около рычага быстрого погружения, а за спиной у него был ящик с инструментами для разрезания сетей и разводные ключи для крепления взрывчатки к стабилизаторам вражеских кораблей.
Я все думаю, что заставило вас этим заниматься.
Мы служили в Десятой флотилии и все были добровольцами. До войны я работал водолазом Доставал кораллы из Средиземного моря и жемчуг из Красного.
А ваш товарищ?
Он задумался, стараясь вспомнить.
У его семьи вроде была небольшая верфь строили гондолы в Венеции Насколько я помню, он работал там.
А когда вы познакомились?
Он ответил, что осенью 1941 года. В Ливорно была школа водолазов, а тренировочная база находилась в Бокка-ди-Серкьо, недалеко от Специи, на территории охотничьих угодий, принадлежавших Королевским военно-морским силам: скрытое от всех место, где были спокойная вода, белый песок, сосновые боры и густые леса, защищавшие от любопытных взглядов. Там, в обстановке полнейшей секретности, готовили операторов для ночного нападения на плавучие средства, для атак на поверхности моря и на глубине; учили, как обходить препятствия и топить вражеские суда. Скуарчалупо с Ломбардо отлично сработались, помогая друг другу выдерживать низкие температуры и отравление углекислым газом при выдыхании кислорода, когда давление воды превосходило нормальное в два или три раза. Они были натренированы на такие вещи, которых обычные люди перенести не могут.
Старик покачал головой, продолжая вспоминать:
А к девушкам даже приближаться не разрешали Единственным развлечением в те времена было съездить в кино в Виареджо или перекусить в закусочной «Буонамико».
Вы с самого начала и до конца были вместе?
Нет. Он начал работать раньше, чем я.
Он поведал мне подробности. Его товарищ оставил Бокка-ди-Серкьо, потому что его включили в одну из штурмовых групп, действовавших с подводных лодок «Шире» и «Амбра». Так вышло, что Ломбардо и другой водолаз его звали Коррадо Гатторно, и он погиб во время операции в Гибралтаре потопили нефтяной танкер «Слиго». Неаполитанца и венецианца соединили в боевой экипаж в Альхесирасе осенью 1942 года; к тому моменту Десятая флотилия уже атаковала английские корабли в бухте Суда на торпедных катерах и потопила «Йорк», «Бонавентуру» и другие корабли; а с помощью майале в Александрии на дно пошли «Вэлиант», «Куин Элизабет» и «Сагона». То же самое они попытались сделать у берегов Мальты, но там потерпели поражение.
В Альхесирасе все было очень хорошо продумано и спланировано, добавил Скуарчалупо. Для этой секретной операции выбрали нас как самых лучших, отлично натренированных: группа «Большая Медведица».
Меня заинтересовало название не потому, что я такого никогда не слышал, а потому, как он это произнес. Каким тоном.
«Большая Медведица», говорите?
Он кивнул и гордо вскинул голову.
Уж такие мы были: люди убывающей луны.
Я удивленно посмотрел на него: небритый подбородок старшего матроса, покрытый седой щетиной, слегка дрожал. Неожиданно он словно постарел и сделался ранимым, а его темные неласковые глаза увлажнились слезами. Он молчал; сидел не шевелясь, глядя на свои костлявые руки, деформированные артрозом, и печально улыбался.
Все было тщательно спланировано, и мы начали действовать в Альхесирасе в конце сорок второго года Когда я вошел в состав отряда, Тезео и остальные уже какое-то время готовились к операции. Они даже совершили несколько атак без майале: отправлялись вплавь с подводной лодки «Шире» и ставили маленькие мины, которые мы называли бутонами или сундучками.
Я связал концы с концами.
И во время одного из таких набегов, уточнил я, Тезео Ломбардо познакомился с Еленой Арбуэс.
Да, тогда, на берегу А через два месяца они встретились на рынке, когда я понял, что она идет за нами.
А каким он был?
Тезео? Мой собеседник улыбнулся своим воспоминаниям. Замечательный был человек.
Я не отставал:
В каком смысле «замечательный»?
Он немного подумал.
Больше требовал от себя, чем от своих товарищей, наконец ответил он. Доброжелательный, трудолюбивый, искренний. Немного наивный, но надежный и очень выдержанный. Отличный человек, я же говорю Один из тех, кто рождается героем, но сам об этом не знает.
На рынке Альхесираса он стоит перед ней, безмолвный и неподвижный. Стоит так близко, что можно ощутить, как он дышит. У Елены Арбуэс перехватывает дыхание, когда она поднимает глаза и видит его перед собой. Его зеленые глаза изучают ее скорее с радостным удивлением, чем с подозрением. Она рассматривает его, не таясь, замечая каждую мелочь, мало-помалу узнавая его: лицо южанина, короткие, как и в тот раз, волосы, чисто выбритый подбородок, крепкие плечи, белоснежная рубашка, оттеняющая загорелую кожу, а на шее, под воротником, золотая цепочка с крестиком.
Что вы здесь делаете? спрашивает он.
Он хорошо говорит по-испански правда, с легким акцентом. Как и тогда. Вопрос задал с непонятной, удивившей Елену мягкостью, которая взволновала ее и уняла смущение от того, что ее присутствие раскрыто. А впрочем, вдруг думает она, может, как раз этого она и хотела. На это и рассчитывала. Чтобы он смотрел на нее так, как смотрит сейчас. Она неопределенно взмахивает рукой, надеясь, что жест ничем не выдаст ее волнения.
А я вас узнала, говорит она просто.
Когда?
Три дня назад.
Он удивленно моргает, и это придает ей уверенности. Она почти победительница. Смущение уходит, как только она понимает, что он растерян не меньше. А может, и больше, ведь она уже целых три дня думает об этой встрече, каждое утро пытаясь создать случайность, сидя на террасе бара с книгой в руках и непрерывно думая о том, что́ сделает, если вдруг снова его увидит. Но никакой план, никакие заготовленные фразы, никакое предположение не срабатывают сейчас под его взглядом, все еще недоверчивым. В его глазах цвета влажной травы, которые не отрываясь смотрят на нее, мешаются смущение и опасение. В этом опасении, однако, нет ни досады, ни страха. Он чист душой, решает она. Почти как ребенок. Маленький мальчик, удивленный тем, что существуют некие неизвестные ему правила.
Вам не стоит здесь находиться, говорит он с сомнением, обращаясь, кажется, не столько к ней, сколько к себе.
Я удивилась, увидев вас здесь. Я думала, вы далеко отсюда.