Маунд наполнил стопки, они чокнулись и под звон хрусталя опустошили их.
А у меня разве был выбор? проталкивая водку в желудок, сказал Маунд. Я сын вождя котивов, легендарного Мурзана Маута. Я не имел права быть каким-нибудь учёным или писателем. Мне нужно соответствовать. К тому же брат мой не разделяет наших убеждений. Ты, кстати, не в курсе, где он? Как поживает? Ведь по любому твой пёс Партер следит за ним.
Не знаю и знать не хочу, он хуже врага. Он предал нашу фамилию. голос Мурзана задрожал, и было видно как неприятна ему эта тема. Я последний раз видел его на второй день войны, он был, как всегда озлоблен на меня, прыскал и пытался читать морали. Щенок. Думает, что знает, как правильно жить и править в свои не полные три десятка. Мы с ним разругались, и я пообещал его отправить на восток с глаз по дальше, что бы больше никогда его не видеть. Он попросился покинуть страну, сказал, что не в силах терпеть всё, что я творю.
Мурзан скривил лицо и показал наглядно, как сильно хотел бы его удушить в младенчестве своего нелюбимого сына.
И ты ему разрешил?
Да, я ему разрешил. сказал Мурзан и тяжело вздохнул. Его это сильно волновало.
Куда он уехал?
Я дал добро на Ангилию. Там достаточно наших агентов. Они присматривают за ним, как могут. Партер знает своё дело. По последним данным он устроился, в какую-то газету редактором, сменил имя и фамилию. Так, что я его теперь даже сыном не считаю. Будь он проклят и будь проклят тот день, когда мы с твоей матерью задуматься решили о втором ребёнке. Лучше бы родилась дочь. Плевать на предателя. Ты лучше расскажи как там мой любимец?
Ты про Мурзана младшего? спросил Маунд, прекрасно зная про кого, говорил отец.
Ну не про тебя же! Дубина. повеселев ответил он.
Да ты, наверное, даже лучше меня знаешь как он. Я их давно не видел. Я скучаю по ним. Они мне напоминают жену, в их лицах и голосах я вижу и слышу её. Как же мне её не хватает. А Мурзан молодец, учиться на отлично. Умным будет, не то, что его отец.
Отец у него, что надо. Поискать ещё таких. тут же оборвал его Мурзан и плеснул ещё водки.
Если я ещё выпью, я усну. Прям здесь на кресле буду дрыхнуть. А ты пей дальше.
Ты знаешь, как солдаты наши бодрость поддерживают на фронте?
Пьют этот сраный рикетол?
Почему же сраный? Это так-то достижение наших учёных биологов. Они синтезировали состав рикетола больше трёх лет! Это целое достижение. А ты называешь труд тысяч людей сраным! Благодаря ему наши солдаты могут перебороть сон.
И получить от него зависимость. подытожил Маунд и протяжно зевнул.
Мы в жизни много от чего зависим. И таблетки для бодрости это не самое страшное.
Маунд всё равно отказался от ещё одной стопки и отодвинул её в сторону. А отец тем временем накатил очередную и заметно окосел от алкоголя на пустой желудок. Посидев пару минут в тишине Мурзан спросил то, ради чего пришёл.
Ты не держишь на меня зла за Берк?
В смысле? протяжным, сонным голосом переспросил Маунд.
Я в том смысле, что, не держишь ли ты на меня зла из-за того, что я назначил тебя руководить Беркской операцией?
Ну как тебе сказать, отец. С одной стороны я считаю, что достоин, руководить операциями на главном фронте, гетерском. А эта операция в Берке имеет региональное значение, и вряд ли я заработаю славы и почёта, покоряя слабое царство, на отшибе мировой карты. Когда как военачальники вроде Тармы будут бить врага на направлении главного удара. С другой стороны я же сам ляпнул про этот проклятый Берк, да и как я могу противоречить тебе. Голова в нашей стране ты. Я лишь рука, выполняющая приказы. Хотя лично я бы предпочёл руководить на гетерском направлении. чуть взбодрившись, сказал он и потянулся в кресле.
Мурзан опрокинул ещё одну рюмку и поднялся с дивана, слегка покачиваясь, подошёл к большой карте мира, что висела на стене кабинета.
Вот смотри, сын, на карту. Видишь мурино-гетерскую границу? Сколько от этой границы до Фавии? Правильно, почти 1500 километров. Как ты думаешь сколько нужно Фавии и её союзникам для полной мобилизации своей армии? Да пару месяцев, как не больше. А пока основные силы медивов не подтянуться к фронту, я спокоен. Гетерцы сломлены и не способны к наступательным действиям. В борьбе с ними в данном времени я могу довериться генералам и похуже тебя. Даже таким как Тарма. А ты, сын мой, способен сплотить и организовать мурино-ульянский корпус и моментально вывести из войны Беркское царство. В тебе я уверен, что ты не будешь катать вату, и сломишь врага в короткий срок, когда как другие могут увязнуть в этой маленькой войне и создать у нас под боком угрозу, что будет сковывать наши действия на основном фронте.
Мурзан активно жестикулировал у карты, показывая наглядно, как силы его сына сомнут беркцев.
И когда ты расправишься с угрозой с юга, дав понять ульянским лежебокам, что мы в котивском союзе ум и сила, тогда, сын мой, ты вернёшься на гетерский фронт. Но не каким-нибудь командиром южного фронта или северного, а главным. Ты поведёшь все силы котивской нации на запад, за тобой пойдут все. И Тарма с ему подобными, будет под твоим началом. Мне нужен приемник, тот, кто не развалит и не посрамит мои победы и достижения. Тот кто поведёт котивскую нацию вперёд, после того как меня не станет. Но это потом. А пока ты должен покорить Берк. Я в тебе уверен. А ты?
Маунд не ожидал услышать таких слов от отца. Грядущие перспективы взбодрили его мозг, а в тело вернулась бодрость, словно подействовала таблетка рикетола. Он налил себе водки и обратился к родителю.
Каковы будут мои полномочия в Беркской операции?
Безграничные. Семьсот тысяч солдат, вся армия Ульяна и сто тысяч наших. Весь южноморский флот и авиация. Выше тебя, буду лишь я. Пусть это будет репетиция молниеносной войны на западе. И помни, мне нужна лишь победа. Можешь оставить на месте этого царства пепелище, пустыню. Но добудь мне молниеносную победу. И тогда ты сможешь стать вторым человеком в Муринии.
А позволительно ли уничтожать целое царство ради амбиций стать правителем, отец? спросил Маунд и выпил.
Не смотри так мелко. Смотри глубже! Что такое для мира с его миллиардами жителей, какое-то царство? Что мир потеряет, если на его месте будет пустыня? Ничего. К тому же люди редко понимают язык дипломатии, дипломатию придумали импотенты. Тысячелетиями мир строился на принципе силы, ума и хитрости. В древние времена наши предки, захватив город, сжигали его и вырезали всё мужское население. И такой город вырастал вновь уже обновленным, не способный к сопротивлению. А, что бывало, когда правители древности поступали иначе? Они оставляли очаг будущего сопротивления. Так и сейчас. Мы должны показать беркцам силу, дабы они поняли, что нам можно лишь подчиниться. Будь я дипломатом, Маунд, я бы сгинул ещё в первую Катаканскую войну. А я не дипломат, я лидер, вождь, воин. Таким же должен быть и ты.
И я буду таким, отец!
Я дам тебе неделю отпуска, проведи его с детьми. Забудь на эти дни обо всём. Будь отцом в эти дни, а через семь дней возвращайся в строй. Мне нужна победа.
И я добуду её для тебя.
Не для меня, а для страны, для нации. Муриния превыше всего.
Глава 10
На дворе была зима. А в мире война. Сложно сказать, что правило в умах сильного мира сего в эту студёную пору, страх или жажда власти. С многочисленных трибун, из каждого телевизора и приёмника в уши людей лилась пропаганда. Политики на заседаниях, ведущие в телепрограммах и офицеры в казармах вбивали в умы населения незамысловатые идеи превосходства и величия своей нации и презрение к врагу. Ничего не менялось в этом мире веками, всегда приёмы у правителей были одни, а народ, сбившись в послушное стадо, с удовольствием поглощал воинственные речи демагогов и просил добавки. И вот уже вчерашний школьник, что не мог понять, чем отличается медив от котива, готов был брать в руки ружьё и с остервенением выжигать огнём города и страны. И уже ни кто не вспоминал о том, что мир был всего в одном шаге, нужно было лишь протянуть руку и поставить пару подписей. Но, увы.