— Вы только посмотрите на него!
— Он остановился, загораживая проход остальным. — Разве этот кусок дерьма способен на что нибудь?
Билтонг умирал. Огромный, толстый, липкий, он распластался посреди парка — глыба древней пожелтевшей протоплазмы. Его псевдоподии ссохлись и замерли на побуревшей траве. Под лучами тусклого солнца из клеток Билтонга испарялась влага, от чего все его тело медленно оседало. От ворочающегося в луже слизи Билтонга исходило мерзкое зловоние разлагающейся органики.
Вокруг жужжащим роем вились мухи.
— Господи! — вырвалось у Шарлоты. — До чего он безобразен!
По центральному хребту Билтонга прокатилась слабая судорога. Плотное ядро нервных тканей запульсировало в агонии, желтая протоплазма вспучилась и опала, по всему телу пошли расширяющиеся круги. Темно желтые волокна на глазах распадались, превращаясь в известковые гранулы. Старость, разложение и… страдания.
Перед умирающим Билтонгом на бетонной платформе кучей лежали оригиналы.
Рядом — незавершенные копии: шары не правильной формы из черного пепла, смешанного с влагой тела Билтонга — сырья, из которого он трудолюбиво лепил вещи. Билтонг прервал работу и из последних сил цеплялся за угасающую жизнь.
— Бедолага, — пробормотал Ферессон. — Вряд ли он теперь долго протянет.
— Он сидит так вот уже шесть часов кряду, — фыркнула Ферессону в самое ухо пожилая дама. — Представляете, сидит себе и в ус не дует! Наверное, надеется, что мы приползем на коленях и будем умалять его!
Доус свирепо повернулся к ней.
— Разве вы не видите, что он умирает? Ради Бога, оставьте его в покое!
Люди вокруг недовольно заворчали, в сторону Доуса повернулись десятки мрачных лиц.
— Легче на поворотах, парень, — вполголоса бросил Доусу Унтермейер. — Этим ребятам позарез нужны копии, а кое кто с утра торчит за жратвой.
Время поджимало. Ферессон принял из рук Унтермейера и рывком распахнул стальной ящик. Бережно, один за другим, извлек оригиналы — серебряную зажигалку «Ронсон», бинокулярный микроскоп «Бош энд Ломб» с великолепной оптикой из горного хрусталя, высококачественную фотокассету «Пикерин» и сверкающий хрустальный бокал «Стьюбен».
При виде таких сокровищ по толпе пробежал изумленный шепот. Лицо Ферессона озарила мрачная улыбка удовлетворения. В этом поселении не было таких оригиналов, а лишь несовершенные копии с дефектных дубликатов. С драгоценной ношей Ферессон направился к Билтонгу. Дорогу ему преградили разгневанные люди, но разглядев, что у него в руках, расступились.
— Отменные у тебя оригинальчики! — завистливо покосился ближайший мужчина. — Может, расскажешь, где стибрил?
Ферессон промолчал. Разложив на бетонной платформе оригиналы, он смотрел на умирающего Билтонга.
Вначале Билтонг не шевелился, хотя и заметил новые оригиналы. Затем твердые волокна внутри желтой массы завибрировали и слились размытыми пятнами. Вся глыба протоплазмы содрогнулась, и передняя часть Билтонга с хлюпаньем разошлась. Из образовавшегося отверстия толчками потекли зловонные жирные пузыри. Псевдоподия дернулась, вытянулась в скользкой траве и, поколебавшись, коснулась хрустального бокала.
Билтонг сгреб кучу черного пепла, пропитал ее жидким выделением из переднего отверстия. Образовалась тусклая сфера — нелепая пародия на бокал. Билтонг отступил, замер, собираясь с силами, и снова попытался скопировать хрустальный бокал. Внезапно все его тело свело судорогой; впевдоподия безвольно упала, затем дернулась в одну, в другую сторону и втянулась внутрь Билтонга.
— Не выгорело, — прохрипел Унтермейер. — Слишком поздно.
Немеющими пальцами Ферессон засунул оригиналы в стальной ящик.
— Да, все кончено, — неохотно признался он.