Виктор Родионов
Обрести себя
Праздник
Наша с Ленкой бабушка мечтала видеть кого-нибудь из нас врачом, который продолжил бы дело всей её жизни. Но ни я, ни Ленка не хотели идти в медицину нас с детства тянуло к технике. Бабушка об этом знала и уважала наш выбор.
Поэтому она завещала передать свою рукопись тому из её потомков, кто всё-таки решит связать свою жизнь с медициной и выберет бабушкину специализацию.
Рукопись ребёнку надлежало вручить непременно в торжественной обстановке, сразу после окончания им медицинского института таковы были традиции её семьи. Все её предки были врачами и своим детям в наследство они передавали именно свои дневники и научные труды. Вообще, наличие семейных реликвий было традицией её семьи уже в течение нескольких поколений. И нам не хотелось нарушать эту традицию.
Рукописью была толстая книга, вручную сшитая из тетрадей разной толщины или даже из отдельных листов. Они немного отличались по размеру, качеству бумаги и явно были написаны в разное время. Написаны они были вручную, аккуратным почерком: эта книга содержала результаты научных исследований и дневники, которые бабушка вела в течение почти всей своей профессиональной жизни. К рукописи прилагались несколько конвертов из грубой бумаги с рисунками и таблицами. На обложке была приклеена казённая этикетка с надписью:
«Кат. класс. "прочие", авт. проф. Р.Ф., б/н, листов н/д, несекретно, разрешено домашнее хранение, возврату не подлежит. Аннотация: анализ генезиса психических расстройств античности и средневековья на основе открытых литературных источников. Зарегистрировано: журнал 24/8539, рег. 845, исп. Антонова Ю.С. дата ».
Значительная часть рукописи была написана на латыни. Некоторые тетради были написаны по-русски и на других языках. С этой рукописью связана таинственная история, о которой я расскажу позже.
Ленка это моя старшая сестра; она старше меня на год. Мы уже давно не молоды и для всех она не «Ленка», а Елена Владимировна, заслуженный и уважаемый в городе человек. У нас давно свои семьи, и у неё, и у меня взрослые дочери.
Врачом стала Ленкина дочка Алиса. И, хотя она выбрала другую специализацию, мы всё равно решили вручить ей эту бабушкину реликвию. Думаю, бабушка бы это одобрила: внешне Алиса была очень похожа на неё
Для празднования все решили собраться поближе к истокам, в бабушкиной квартире, где прошло наше с Ленкой детство, а сейчас живём мы с женой.
После торжеств все разошлись по комнатам, а мы с Ленкой ушли на кухню, долго болтали, вспоминали детство, юность Потом решили посмотреть старые фотографии. Звать никого не стали это очень личное.
Вот мама бабушка мы на диване
Из отдельного конверта выскользнула небольшая пачка фотографий нашей дворовой ватаги мальчишки, девчонки
Надо же! воскликнула Ленка, ни одной девчонки не помню.
Да и не мудрено
А вот и наша дворовая футбольная команда!
Помню я этот день, сказала Ленка, усмехнувшись, это Сашкин отец пришёл с фотоаппаратом и решил нас всех сфотографировать.
Да, я тоже помню, ответил я. А где тут сам Сашка-то?
А вот ты со своей палкой на боевом посту! перебила меня и засмеялась Ленка.
Ага. Это Стас мне занятие придумал. Надо сказать рассудительный и справедливый парень он был. Интересно, как у него жизнь сложилась скорее всего, юристом стал?
Не знаю.
А помнишь ты ему по морде дала?
Помню, как же Но это было за дело
Это точно.
Попалась фотография, на которой была изображена вся наша команда. Мальчишки стояли полукругом, положив руки на плечи соседей. С краю стоял я, с большой палкой в руках. В самом центре стоял симпатичный мальчик, поставив ногу на мяч.
Этот же мальчик был изображён ещё на одной фотографии, там он был один, и ракурс фото был покрупнее. На вид мальчишке лет десять-одиннадцать, он был в футбольных трусах и майке, в чёрной кепке, в гетрах, одна из которых была спущена до щиколотки. Мальчик был обут в футбольные бутсы. На руках у него были большие перчатки, а под мышкой грязный футбольный мяч. На коленке красовалась ссадина. Он был вратарь и был сфотографирован на фоне футбольных ворот.
Увидев фотографию, Ленка вдруг расплакалась. И у меня сдавило горло.
С этим мальчиком было связано всё наше детство.
Не знаю, о чём сейчас думала Ленка, кем он остался в её памяти. А для меня он в то время был и старшим братом, да и частью меня самого
Семья
Отца своего мы не помним. Он пропал, когда мама забеременела Ленкой. Когда Ленка родилась, он ненадолго появился, а когда мама ещё раз забеременела, на этот раз, мной, отец пропал навсегда.
Мама пыталась его искать, но бабушка была гордой и сильно возражала против этих поисков. И мама, наконец, сдалась.
Соседки судачили, что он «завербовался на Север», да там и сгинул. «Такого шикарного мужика Галька упустила. Сама виновата, дура».
Меня они за глаза называли «нагулянным». Когда я спросил у бабушки, что это значит, она сильно рассердилась и сказала, чтобы я не говорил ерунду. С соседками она потом «убедительно поговорила» и они прикусили языки некоторые считали её ведьмой и откровенно боялись.
Дедушку я помню плохо он умер, когда мне было около четырёх лет. Ленка его помнит получше. Он был инженером в «почтовом ящике» и его ценили. Бабушка говорила, что карьеру он сделать не смог «по некоторым обстоятельствам», но зато дали эту квартиру.
Мы с Ленкой думали, что дедушка на работе делал почтовые ящики, и они у него получались хорошие. А эта самая «карьера» у него никак не получалась. Лезть во взрослые разговоры у нас в семье не разрешалось: бабушка за это могла отчитать строгим голосом в такие минуты мы её боялись.
Мама в то время была акушером и работала в нашей больнице на две ставки, по сменному графику. Из-за этого её часто не было дома. Когда она была уже в возрасте, она шутила:
Я, наверное, полгорода на руках держала!
Бабушка тоже была врачом. У неё была редкая специальность психиатр-сексопатолог. Она работала в клиническом институте, в котором лечили только «ответственных товарищей». Бабушка была остра на язык и имела непростой характер. Когда подружки её спрашивали, чем же она всё-таки занимается, она смеясь отшучивалась:
Поднимаю члены руководящим членам!
Карьеру бабушка тоже не смогла сделать, и по тем же обстоятельствам, что и дедушка: чтобы сделать карьеру, надо было вступать в Партию, но ни дедушка, ни бабушка этого не хотели. Да и кто бы их туда принял Августа Карловича и Розу Фердинандовну, поволжских немцев, к тому же, не скрывающих своей лютеранской веры.
Да, они были российскими немцами, потомками чуть ли не первых немцев на Руси.
Поэтому, и русский, и немецкий языки в нашей семье были одинаково родными. Мы с Ленкой не чувствовали границы между языками и часто говорили, как это называла бабушка, «по-тарабарски»: в одной фразе смешивали оба языка.
С мамой это было можно. Бабушка говорила с нами либо только на русском, либо только на немецком языке. Если мы «включали тарабарский», бабушка переспрашивала: «Что?» или «Wie bitte?», в зависимости от того, на каком языке она желала с нами говорить. Так бабушка боролась с нашим «тарабарским».
Окончательно эта проблема решилась сама собой, мы стали играть с соседскими ребятами, а они говорили только по-русски. А потом школа поставила на этом жирную точку.
Пока мы сами не научились читать, бабушка читала нам много книжек на русском и на немецком, сначала это были сказки, а потом, и что-то посерьёзнее, стихи Пушкина или Гёте, а позже, повести и романы, по возрасту. Читать в нашей семье любили.
Бабушка пыталась читать нам Библию Лютера, но когда действия сюжета дошли до бегства святого семейства в Египет, мы с Ленкой испугались и расплакались; бабушка отложила эту затею на потом, пока не подрастём, да так и забылось.