Что ты помнишь?
Ты попыталась залезть мне в голову.
Не совсем в голову. Но да, я пыталась привязать тебя к себе. Немного крови, немного силы. И почти ведь получилось, улыбка, правда, кривой вышло.
Принесли еду.
Запах её напрочь вышиб из Михи саму способность думать. И та, вторая его часть, вдруг очнувшись, потребовала заняться действительно стоящим делом пожрать. Миха и подчинился. Правда, его хватило, чтобы хлебать густое варево медленно и с неким подобием достоинства.
Миара не торопила.
Зачем? выдавил Миха, когда глубокая миска опустела.
Зато еще одна имелась. И пахло от нее одуряюще, крупами и чем-то сладким. Запах сводил с ума.
Это сложно объяснить, но тогда мысль показалась мне удачной. Мне нужен был кто-то, кому я могу доверять. Безоговорочно.
А так нету?
Не спеши. Убедись, что тело готово принять еду, Миара отвела взгляд. Что до твоего вопроса, то, к сожалению нет.
Твой брат тебя любит.
Миха и вправду себя сдерживал. Нехорошо получится, если его вывернет от переедания. Так и сидели. В торжественном молчании и полумраке.
Мой брат хороший человек. Настолько, насколько это вообще возможно для подобных нам, она еще больше отвернулась, и теперь Миха видел нервный профиль.
Полуприкрытые глаза.
Завалившиеся щеки.
Да уж, что бы тут ни случилось, ей пришлось нелегко.
Ну и на хрен. Сама виновата.
Тебе бы тоже поесть не мешало, проворчал он. Почему-то злости он не испытывал, хотя должен был бы. Или вот еще ненависть. Он помнит, что когда-то ненавидел всех магов. А она и заслужила, что ненависть, что злость. Только внутри была пустота.
И тоска.
Чувство вины перед мамой, братьями и сеструхой, которые точно не виноваты, что Миха такой вот гребаный придурок, что взял да помер.
Глупо.
Стыдно.
И даже не оправдаешься, что умер ради высокой цели.
Он с трудом сдержал стон.
Плохо? Миара приподнялась.
Норм. Это так ерунда.
Ты все силы из меня выпил, проворчала она и подняла кусок хлеба. Там, дома, я всегда была одна. И это правильно. Безопасно.
Миара принюхалась к хлебу.
Я ушла, но я не настолько наивна, чтобы надеяться, что нас отпустят. Его и меня. И вообще. Одинокой слабой женщине нужна защита.
Ага, вот сейчас Миха расчувствуется и предложит завершить начатое. На добровольных, так сказать, началах.
Но все пошло не так, теперь в голосе её звучала искренняя печаль. И ты, вместо того, чтобы подчиниться, убил меня.
Не раскаиваюсь.
И правильно. Глупо раскаиваться в том, что сделано. Ешь. Одну ложку. Пережевывай тщательно. Слушай себя.
Миха и без премудрых советов как-нибудь разберется. Дикарь в нем горестно вздохнул, но кашей утешился. Распаренная, вареная на молоке, щедро приправленная маслом и медом, та таяла во рту, наполняя тело сытостью, а душу умиротворением.
Интересно, а ту, другую, память он получит?
Знаешь, я убивала. Довольно много. Иногда сама. Чаще я хорошая дочь. И помню, что должна подчиняться роду. Его интересам. Делать то, что скажут. Не думать о том, что делаю.
А не думать не получалось.
И показалось вдруг, что маска треснула, раскололась, что еще немного и она сползет.
Мне казалось, что я не боюсь смерти. Что в некотором роде она станет облегчением. Свободой. И у меня имелись планы не важно. Главное, что именно сейчас я умирать не планировала. Не тогда, когда я и вправду получила настоящую свободу. Почти получила.
Каша проваливалась в Миху.
И только.
А ты взял и убил меня.
Ты меня тоже не пожалела.
Неправда, она покачала головой. Я бы тебя жалела. Подобные тебе редкость. Их ценят. Берегут.
Стерегут.
Она ответила слабой улыбкой.
Тебе было бы хорошо.
Мне и так неплохо, проворчал Миха. В общем, я скопытился. И тебя придушил.
И еще шею сломал, Миара коснулась высокого воротника. А от рук твоих след остался. Должен был бы пройти, но остался. Думаю, он теперь навсегда.
Если ждешь извинений, то напрасно.
Она рассмеялась, звонко и беззаботно, будто они тут о цветочках говорили. И оперлась-таки на спинку стула.
Я оказалась там, за порогом. В момент, когда не была к тому готова. А потом меня вернули. Вложили душу в мертвое тело. И привязали к нему.
Так ты
Я целитель. И один из сильнейших в мире, жестко ответила Миара. А еще меня учили. В том числе и подводя к самому порогу за порог. Я уже бывала там. Именно поэтому и не боюсь. Не смерти. Когда меня вернули, я поняла, что еще успеваю, что времени прошло немного, поэтому я и запустила сердце. Это сложно, но возможно.
С нюансами местной реанимации Миха был знаком. Память услужливо подсунула подходящую картинку, от которой даже слегка замутило. Но Миха поспешно сунул в рот еще ложку каши и кивнул.
Возможно.
Хрен его знает, что в этом гребаном мире еще возможно.
Само по себе возвращение в мертвое тело очень и очень неприятно. Особенно, когда это тело нужно излечить. А эта маленькая дрянь еще что-то сделала. Она взяла нить моей жизни и силы, и бросила тебе. Привязала тебя. Понимаешь?
Нет, честно ответил Миха.
Я тоже. Только пока ты был на краю, ты пил мои силы. И едва не выпил. Ты почему-то не хотел возвращаться. Но и не уходил. Пытался. Но я вытаскивала. И брат тоже. Она и его привязала. Так что теперь, если вдруг ты умрешь, то и мы следом.
Она произнесла это чуть в сторону.
И все одно Миха не почувствовал угрызений совести. А вот то, что жрать охота, так это да. Голод, попритихший было, вновь вернулся. И приходилось делать усилие, чтобы спокойно жевать, а не заглатывать чертову кашу кусками.
И что теперь?
Теперь, Миара выпрямилась, хотя и до того спину держала прямо. Теперь тебе решать. Барон так сказал. Мальчи-ш-шка.
Это она прошипела.
Да, определенно, есть в ней что-то донельзя змеиное. Не во внешности. В ощущениях.
То есть, решил уточнить Миха. Если я помру, то ты тоже?
Мы, поправила она. Мой брат к тому, что случилось, не имеет отношения. Но платить за мою глупость придется и ему.
А если помрешь ты? Что будет со мной?
Уже, наверное, ничего, она теперь глядела в стену. Ты стабилен. И в поддержке не нуждаешься.
И Миха поглядел. Ничего так стена. Каменная. Надежная. Холодная только, несмотря на жаровни и середину лета.
То есть, я могу
Можешь.
И ты так просто об этом говоришь?
Почему бы и нет? Госпожа будущая баронесса, а вот теперь она определенно издевалась, не над Михой, конечно, и без улыбки, одним лишь тоном, как умеют лишь женщины, выказывая и презрение, и отношение свое к этой самой баронессе. Вот только и боялась она её теперь, пусть даже страх скрывала. А Миха вот все одно чуял. Не стала бы молчать. Убивать меня не выгодно.
Расскажи еще, проворчал Миха.
Хотя и вправду убивать кого-то желания не было.
Совершенно.
И не то, чтобы совесть мучить будет. Может, конечно, и будет. Теперь, когда Миха себя вспомнил, он, прежний, никого не убивал и вообще мама учила женщин уважать. Мама точно не одобрила бы и, может, сказала бы, что девочка не виновата, что жизнь у нее была тяжелая. Или еще причину какую нашла бы.
И поглядела бы так, с укоризной, отчего прежний Миха смутился бы.
И проникся бы.
К счастью, мамы здесь не было, а вот магичка имелась. Сидела с невозмутимой физией. И явно готовилась торговаться.
Во-первых, я действительно хороший целитель. А он тебе, судя по всему, лишним не будет.
У меня уже есть один.
Если ты о девочке, то зря. Она не целитель. Я не понимаю природы её силы. Она способна вернуть мертвых. Возможно, преобразовать плоть, но это не совсем то, что нужно. Целитель нужен будет не только тебе, если ты решишь здесь остаться. В замке сотни людей. И они болеют, что взрослые, что дети детей тебе не жаль?
Манипулируешь.
Извини. Сложно избавиться от старых привычек. А ты чересчур добр. Это не осталось незамеченным. И не только мною.
Вот ведь.
И главное, возразить нечего. Целитель и вправду нужен. Даже там, в старом Михином мире, дети болели. Он помнит, пусть и память эта довольно абстрактная. Но там имелись педиатры и прочие нужные доктора, еще поликлиники, анализы и больницы.