Мне достаточно было посмотреть на нее долю секунды, чтобы считать все это, я не стоял и не пялился на нее, как на Венеру в музее, но она поняла. Поняла, что я считываю ее, поняла, насколько она плохо выглядит, и пока она все это понимала, и начинала скукоживаться как устрица под лимонным соком, я уже обдумывал, почему. В тот самый момент, когда она уже успела свернуться ежиком, меня осенило: она голодает! И что-то мне подсказывало, что не такая уж она модница-сковородница, чтобы сидеть на диетах и летом блистать на пляже в тот единственный месяц в году, когда температура позволяет раздеться.
Хотите печенье? откуда вдруг во мне весь этот пафос. Ужасно стыдно. Надеюсь, моя харизма позволит превратить те полпачки засохших галет в моем ящике в печенье.
Нет, спасибо, я только пить хочу, она знает, и теперь я знаю, что она знает, что я догадываюсь, что она голодает, и поэтому я теперь не просто догадываюсь. Я теперь знаю, что она голодает.
Так это всегда работает, так я зарабатываю себе на жизнь, себе и тому ребенку, в пользу которого государство отбирает часть моего заработка. Моя бывшая знает, что это не мой ребенок, два ее следующих знали, что это не мой ребенок, и все пять ее нынешних знают, что это не мой ребенок. Все они знают, что я знаю, что это не мой ребенок. При этом я знаю, что сам ребенок не знает, кто я нахрен такой.
Конечно, она хочет только пить. Я подал объявление о том, что требуется секретарь полгода назад. С тем жалованьем, что я предлагаю, за все это время ни одна бездомная пропитая старуха не пришла ко мне с просьбой взять на работу. Бедняжке не на что купить себе еды, но ей хватает на то, чтобы выделываться и отказываться от печенья.
Три вопроса:
Если бы она знала, что там не печенье, а полпачки засохших галет она отказалась бы из гордости или даже человек в ее положении объективно не станет это есть?
2. Буду ли я себя чувствовать по-гондонски, если не желая давить, просто выложу галеты перед ней на стол, чтобы все-таки взяла, если захочет?
3. Будет ли она считать меня гондоном, если она знает, что я знаю, что она отказалась из гордости, но пытаюсь манипулировать ее чувством голода пусть даже во благо ей?
Я понял, что мы с ней сможем решить любую проблему, кроме той, в которой она меня считает гондоном. Эта крошка не станет связываться с гондоном, даже в процессе падения в голодный обморок.
По правде сказать, нет у меня никакого печенья, для убедительности я даже почесал затылок.
Ее губы оторвались, наконец, от кофе, и она посмотрела на меня так выразительно, удивленно, при том с сомнениями и даже некоторой опаской.
А работа? только и спросила она. Ну конечно, чего ждать от человека, который облапошил тебя с печеньем, приходишь в день зарплаты, а в кабинете не осталось даже мебели. Пора было выдать вторую порцию откровений, и отсечь возможность даже минимального моего гондонства в ее глазах:
С работой все в порядке, не переживайте, я специально улыбнулся, С печеньем очень неудобно вышло, дело в том я пошвырялся в ящике стола и достал, Все дело в том, что печенье это вот, показал я ей, Это всего лишь полпачки засохших галет. Собственно, сами видите: предлагать такое гостье это позор, но, к моему сожалению, я подумал об этом уже после того, как ляпнул эту чушь про печенье.
Она улыбнулась, и еще внимательнее вперила в меня свои глазища. Я выудил из пачки одну галетину. На вид это был абсолютный картон, невозможно теперь установить, по какому поводу я решил побаловать себя таким, но факт был на лицо: я купил это сам. Так вот, оказывается, на что кроме выпивки и алиментов я прожигаю свои деньги. Я просаживаю все в галеты. Может быть, у нас есть какой-то ночной луна-клуб, где собираются пропитые шизики, и играют галетами в карты? Может быть, у нас есть даже свое казино, где галеты заходят вместо фишек? Надо поразмышлять над этим, это могло бы объяснить очень многие странности и пробелы в серости моих дней и темноте ночей.
Видите? говорю, Это просто невообразимая гадость. Мне теперь так стыдно перед вами, что я непременно возьму вас на работу, только чтобы завтра же угостить настоящим печеньем. Вы же выйдете завтра на работу?
Уже завтра? А можно? обрадовалась она.
Если умеете читать, писать, пользоваться кофеваркой и печатной машинкой.
Она заметно приуныла, но глаза не выключались. Что-то ее раздосадовало. Я уже пообещал себе, что возьму ее, даже если она не училась в школе, так зачем теперь эти вопросы? Спасет ли меня харизма на этот раз?
В сущности, если хотите, можете приступать хоть сейчас, и вот я выложил на стол несколько купюр, Ваше первое поручение на новом месте: пойдите купите чего-то вкусного к кофе. Там на углу есть кондитерская лавка, можете взять что вам нравится, я всеядный. Только умоляю вас, не приносите сдачу, принесите еду.
Это не шутки? она с сомнением посмотрела на деньги, лежащие на столе.
Послушайте, Лидия, вы много в своей жизни видели шутников вот с такими мешками под глазами? показал я.
Нет, хоть и виновато, но слишком честно ответила она.
Ах, так значит, у меня мешки под глазами, да? рассвирепел я я вдруг, Лидия совсем сжалась, Вот ваш первый выговор! У вас восемь минут, чтобы принести нам булочки! закричал я, Быстро!
От испуга она схватила со стола деньги, но дальше не шелохнулась, стоит и смотрит, как овца на удава, сжимая купюры своими жалкими тощими пальчонками.
Лидия! я вывел ее из транса, Вы читать умеете?
Да, робко.
Вы умеете писать, грамоте обучены?
Да, робко.
Я вас поздравляю! протягиваю руку, Вы нам подходите! жмет, робко, А теперь шагом марш за булочками!
Она вышла из кабинета, слегка пошатываясь, не то от нервов, не то от подскочившего от кофе давления, не то от голода, а может от моей необъятной харизмы. Она вышла, а я стал с нетерпением ждать, когда вернутся ко мне два огромных серых солнца ее глаз.
Я уже поднимаюсь, и сраный день близится к обеду, но только для тех, кто заслужил его работой с самого утра. Лидия заслужила, а я не стану себя утруждать даже ужином. Вот она сейчас пожелает мне доброго утра. Поначалу казалось, что она издевается, но очень скоро я понял, что она именно уважает мой распорядок дня, и коли я прихожу на работу, полчаса как поднявшись с постели, стало быть у меня утро, и только благодаря ее глазам настоящее, солнечное утреннее утро.
После того, как буркну ей «привет», она подождет, пока я сниму плащ, и плюхнусь в кресло. Предложит мне кофе, я соглашусь, она нальет, и поставит мне на стол белоснежную с обеих сторон кружку. Пока я буду пить, она напомнит мне о парочке сраных дел, с которыми я должен разобраться прежде, чем мы оба сдохнем от голода.
Потом я буду долго раскачиваться, курить, может быть даже вмажу два по пятьдесят, полистаю для вида дела, а потом поеду куда-нибудь к кому-нибудь зачем-нибудь, а может не поеду. Когда я вернусь в офис, ее уже не будет. У нее нормированный график, и я внимательно слежу за этим. Два по пятьдесят. Бумаги, мысли, пепельница. Ближе к полуночи я погашу свет, закрою кабинет и пойду пешком домой. Я буду идти, ненавидеть себя, а мокрый ветер будет дуть мне в лицо, а пресс тумана будет опускаться все ниже, пока на пороге дома совсем не приколотит меня к земле.
Три раза два по пятьдесят. Снять ботинки. Спать.
Доброе утро! сегодня на ней белая рубашка, длинная юбка и сапожки. Все простенькое.
Привет, снимаю плащ, сажусь за стол.
Передо мной белоснежная пепельница, и ни черта больше.
Кофе?
Да, спасибо.
Белоснежная с обеих сторон кружка, черный кофе, идеальное количество сахара, ложечки нет. Она заботится о моем зрении. Первая сигарета.
Сегодня опять приходил Доктор Лав, очень злился, сказал, что если вы не распутаете дело лифтера, он подаст в суд и стрясет с нас по полной программе. Так и сказал.