На кухне было чисто. Она поставила три тарелки, отрезала всем одинаковые куски пирога, разлила кофе, Бек попросила сок. Посередине стола стояла ваза: апельсины, груши, виноград, яблоки. Я невольно скривился, никогда не любил этот вкус. Мне кажется, что стоило мне откусить яблоко, как мои дёсны начинали кровоточить.
Обычно мы всегда ужинали все вместе. До рождения Бек мы были прямо образцовой семьей. После работы папа играл со мной, мы сидели на детских площадках, на выходные ходили в кино, а ещё он постоянно звонил мне, когда я гулял и забирал меня после уроков. Он был параноиком, всегда боялся, что со мной или с мамой может что-нибудь случиться. Но долгие годы затишья, когда наш город вновь вернул к себе жизнь, а жители вновь облегчённо выдохнули, чувствуя спокойствие, он оставил свои попытки следить за каждым нашим движением. С одной стороны я был счастлив, неужели долгожданная независимость? Но всё же мне не хватало его сейчас.
Как дела в школе, Бек? спросила мама. Моя сестра недовольно цокнула, подняла на неё уставшие глаза. Она выглядела гораздо старше своих лет. Её никогда нельзя было назвать счастливой.
Хорошо, коротко ответила она.
А что за дата отмечена у тебя в календаре?
Мама прибиралась в её комнате, раньше она и в моей прибирала, до тех пор, пока я перестал её пускать туда. В моей комнате лежало слишком много вещей, о которых ей не стоило знать. Конечно, её это расстроило, я увидел по взгляду. В нём так и кричала одна глупая фраза: мой мальчик вырос. Но по-другому и быть не могло. Все мы рано или поздно повзрослеем. Она сочла моё поведение знаком протеста, подумала, что так я пытаюсь отдалиться от неё с отцом, но я и это отрицал, потому что не был согласен ни с одним из её предположений.
Сейчас же она старалась изо всех сил не упустить Бек. Мне кажется, будь у неё возможность, она бы насильно оставила её в детстве.
У Лив день рождения.
Она пригласила тебя? мама улыбнулась. Хоть у кого из её детей не было проблем со сверстниками. Она могла гордиться ею.
Да. И, кажется, почти всех девочек из школы, съязвила она.
И что же мы ей подарим?
Я не знаю, мам. Она любит всё, понимаешь?
Хорошо. Тогда на днях нам нужно будет сходить в магазин и выбрать ей подарок.
Правда? удивилась Бек. Не знаю, к чему была её наигранность, ведь мама всегда выполняла любые её капризы.
Конечно. У тебя должен быть самый лучший подарок.
А ещё мне не в чем пойти, она выклянчивала новое платье.
Думаешь, это проблема?
Я наблюдал за их диалогом, медленно прожёвывая подгорелый кусочек пирога. Я не помню, чтобы со мной так нянчились. К чёрту детство. Даже сейчас меня никто не спрашивал о том, как мои дела. Она считала меня потерянным ребёнком, я знал это наверняка. Слишком взрослый для заботы и слишком незрелый для самостоятельности.
Ты сегодня пил таблетки? неожиданно спросила мама.
Конечно, утром.
Не забудь выпить их после еды.
Эти таблетки волновали всех, кроме меня. Отец сходил с ума, когда я забывал их принимать, мама сердилась, когда я говорил, что мне они больше ни к чему. Но никто слушать меня не хотел, ведь психотерапевт знает меня лучше, чем я сам себя.
Ты же знаешь, что я помню. Зачем постоянно спрашивать?
Потому что твоё лечение моя забота.
Хлопнула входная дверь и в столовую вошёл папа. Взъерошенный, возмущённый.
Почему ты никогда не закрываешь дверь? спросил он маму, забыв поздороваться с нами.
Я знала, что ты сейчас придёшь, поэтому
Боже, я же просил больше не делать так.
Он ушёл в гостиную, а затем вернулся к нам, без чёрной куртки, без портфеля, с закатанными рукавами. Он помыл руки и сел за стол.
Тебе налить кофе?
Конечно, согласился папа, а после отломил ложечкой кусочек пирога и посмотрел на меня, на мою пустую тарелку.
Привет, нелепо поздоровался я.
Ты уже выпил таблетки?
Да что же это такое я закатил глаза и встал со стула. Спасибо за ужин.
Что я такого спросил-то? я слышал его голос, когда поднимался по лестнице к себе в комнату, а в ответ мама наверняка махнула рукой. Якобы, пусть идёт, чёрт знает, что у него на уме.
Я долго стоял в ванной, разглядывая себя и свои синяки под глазами в отражении. В руках жёлтая баночка с моей фамилией. Родители называли это затянувшимся посттравматическим синдромом, но я опять был не согласен. Меня ничего не тревожило, ни кошмары, ни призраки прошлого, ни страх. В отличие от отца, вот у кого на самом деле был посттравматический синдром, который смог бы объяснить его зацикленность на закрытых дверях и окнах, на том, чтобы мы с первых секунд отвечали на его звонки. Когда у него находится время, он подбрасывает Бек до школы и забирает после неё. Она возмущается, хочет на школьном автобусе, там её друзья, но папа не доверяет никому. Даже водителям.
Я набрал немного холодной воды в стакан, положил таблетку на язык, запил и вышел из ванной. Спальня у меня была большая, я запрыгнул на кровать и повернул голову в угол комнаты. Там стоял велосипед, совсем скоро я смогу пользоваться им по назначению, быть может, даже завтра. Снег лишь местами лежал, и то на газонах. Я закрыл глаза и вспомнил урок истории. Девочка за третьей партой, Келли, смотрела в окно, стучала пальцами по парте. Было бы интересно узнать её поближе, но я боялся разочароваться. Вдруг она окажется такой же, как все? Я не был влюбчивым человеком, мне вообще мало кто нравился, особенно не нравились отношения. Сама их задумка. Я любил наблюдать. Наслаждаться только моментом, смотреть, как она моргает или закатывает глаза, так, что ресницы касаются бровей. Смотреть, как кусает губы, отрывая обветренную кожу. Смотреть, как грызёт ногти, наверное, из-за нервов, она не чувствовала себя комфортно с людьми, с которыми общалась. Я следил за всем, за каждым движением её кистей, как она, бывало, ёрзала на стуле, или закидывала ногу на ногу. Однажды она чуть не повернула голову в мою сторону, но нет, мне лишь показалось, она посмотрела на одну из своих подружек. А когда учительница попросила её ответить, голос так задрожал, был таким неуверенным, оправдывающимся. Но мне понравилось. Да, знаю, звучит, как влюблённость, но я совсем не хочу её касаться и уж тем более не хочу поцеловать. Я думал лишь о том, какие бы вышли хорошие снимки, кадры, стань она моим объектом съёмок. В эту секунду я словно разблокировал какие-то воспоминания в своём мозгу, потому что я, превозмогая лень, поднялся с кровати, опять включил компьютер и зашёл в одну из папок, которая называлась школьный проект.
Эта папка появилась давно, с приходом моей старенькой, но верной камеры. Я помню, как начал записывать всё. Начиная с облаков на закате, с осенней листы под окнами, с тумана над озером, с букашек на моей ладони, с мамы, что трудилась над завтраком за плитой. Заканчивая собой, своими слезами на камеру, я часто снимал себя, когда мне было плохо. Стоило первой слезе скатиться по моей щеке, и я начинал записывать видео. Я рассказывал обо всём, что меня тревожит, что пугает и что мне не нравится. И видя своё зеркальное отражение, мне становилось легче. Но это далеко не всё, что я снимал. Я не сказал пока о самом главном. О моих «проектах». Я всегда слишком любил красоту и ценил её в других людях. Мне нравилось человеческое тело, человеческие движения и эмоции на лице. Поэтому, когда находился очередной объект, удовлетворяющий все мои требования, я брал камеру и снимал его. Можно сказать, что исподтишка. Но разве не так получаются самые искренние и честные кадры? Ведь в такой момент человек не притворяется, он становится тем, кто он есть.
Я медленно листал фотографии и видео, что были в этой папке. Несколько девчонок из театрального кружка, на моих видео они выглядят куда лучше, чем на сцене. Я снимал их на школьном дворе, сначала из окна мужского туалета, потом в столовой, а потом после уроков я шёл за ними довольно долго, мне нужно было получить сногсшибательные снимки. Я пролистнул ниже. Наша футбольная команда. Те ещё тупицы, даже на снимках взгляд бестолковый. У меня были фотографии случайных прохожих. Когда я видел подходящих людей, приходилось разворачиваться и проделывать их путь. Поэтому, я часто опаздывал домой. Так же у меня были фотографии одного парня, он часто посещал художественный кружок, но не от того, что ему нравилось рисовать, а от того, что ему нужно было где-то провести время до того, как закончатся занятия его девушки. Не знаю, что он нашёл в ней, она была похожа на пустое место. Даже моя камера не могла уловить её. Два года назад они закончили школу. Так же у меня были фотки Мэдс, она часто просила её пофотографировать на память. Она кривлялась, высовывала язык или задирала майку на фоне гаражной двери. Но у меня были и фотографии, сделанные в моменты, когда она не видела меня. Это было неописуемо и странно. На тех фотках её взгляд был таким сосредоточенным, серьёзным.