Ты не мог бы обними меня, а?
Обнять? Вот так?
Ну хотя бы.
А мы могли бы эм-м
Нет, не сейчас.
Ладно, прости. Прости, отвратительная была мысль, как мне такое в голову пришло куда ты?
Я позвоню в полицию.
Глаза Тины округлились, и она отчаянно вцепилась в руку внезапно вскочившего с постели парня.
Ты сбрендил?!
Нет, но я уже на пути к этому.
Хочешь, чтобы меня забрали..?
Как ни странно, Никита остановился. Вытер лоб тыльной стороной ладони и с размаху плюхнулся на диван.
Ох. Нет.
Почему ты хотел это сделать? Серьезно, готов просто так меня отдать им? Струсил?!
Не кричи!
Это ты на меня орешь сейчас!
Действительно. Извини. Я немного не в себе. А кто был бы в себе?!
Никто, Никит. По моей вине мы пережили ужасное, но обязательно пройдем через это. Правда? Ты ведь еще со мной?
Он повернулся спиной к Тине, и она видела, как его плечи опустились, точно на них была вся тяжесть мира, а голова свесилась так низко, как если бы он уснул сидя. А что самое ужасное, Никита молчал. Может, и правда уснул?
Тина подобралась к нему и заглянула в лицо. Парень уставился в одну точку отсутствующим взглядом и, видимо, вообще не слышал ее последней фразы.
Ты разлюбил меня, да? Из-за того, что я на такое способна? шепнула она срывающимся голосом.
Лицо Никиты на миг странно исказилось, ей показалось, что он всхлипнул. Но в следующую секунду оно снова приняло бесстрастное выражение.
Я здесь, с тобой. Давай все-таки попробуем поспать.
Ладно. Конечно. Давай попробуем. Поговорим об этом завтра, да? Я имею в виду о нас.
Ти-на. Мы замешаны в убийстве. Какие сейчас могут быть беседы «о нас»? Чертова женская психология.
Девушка сделала над собой огромное усилие, чтобы промолчать, и отвернулась от Никиты к стене.
На этот раз сон долго не приходил, но когда Тина наконец отрубилась, то «очнулась» уже утром. В первые пять благословенных секунд она пребывала на границе между сном и явью и не помнила ни о каком убийстве. Потом застонала и резко села в постели. Место на диване слева от нее пустовало.
Никита? произнесла Тина звенящим голосом.
Никто не отозвался.
Призрачная надежда на то, что он на кухне или в душе, не оправдалась. Его вещи лежали на своих местах, но сам он
«Ладно. Я не буду паниковать. Может, он всего лишь пошел в магазин», сказала себе Тина, уже слушая гудки в трубке. С каждым следующим гудком ее сердце падало все ниже, пока наконец не ухнуло на самое дно колодца.
«Ага, в магазин, как же. Булочек к завтраку не было. Или ни с того ни с сего захотелось сушеного винограда. Нет больше ничего простого и обыденного, забудь. Одно из двух: либо Никита ушел в отдел полиции, либо от тебя. А Артемочка даже после смерти продолжает портить твою жизнь. Вот ведь козел!»
Подняв с пола свои чулки свои любимые черные чулки с кружевом, Тина подумала о прошлой ночи и расхохоталась над своей наивностью, как над очень смешной шуткой, а потом сразу, без всякого перехода, спрятала лицо в ладони и разревелась.
Прошлая ночь
Артем выглядел каким угодно, но только не жалким. С взъерошенными до нужной степени и слегка залитыми гелем волосами, с алым шарфом, обмотанным вокруг шеи поверх длинного черного пальто, и в безупречно блестящих, несмотря на погоду, ботинках он скорее напоминал кинозвезду.
И эта кинозвезда ждала Тину у подъезда под дождем, стоически выпрямившись ему навстречу. Зайти под козырек подъезда было бы слишком прозаично для такой встречи.
Я думала, ты будешь у себя, произнесла Тина вместо приветствия.
Она чувствовала, что ее щеки приближаются по цвету к его шарфу. Он застал-таки ее врасплох.
Я хотел выйти к тебе сюда. Не мог не выйти.
А вот в его голосе было все, что требовалось: и надтреснутость, и печаль, и некая многозначительность.
Давно ждешь? Тина силилась вести светскую беседу.
С той самой минуты, как ты согласилась приехать. Пойдем.
Ну надо же.
Она едва не воскликнула: «Тут холодно, мокро, а ты и голову не покрыл!», но удержалась. Нет уж, такого удовольствия она ему не доставит. Ей плевать на его самочувствие, давно. И пусть не мечтает, что она будет его отогревать в своих объятиях.
У меня совсем мало времени, меня ждут, холодно предупредила Тина, когда они поднимались по лестнице.
Как скажешь. Я все понимаю.
Он, в свою очередь, не доставил удовольствия ей не спросил, кто это ждет ее среди ночи.
Здорово, что ты понимаешь, подчеркнуто равнодушно отозвалась она.
Его квартира показалась темной, неуютной и безжизненной. Тина не раз убеждалась, что по квартирам, в которых подолгу не живут, это всегда заметно, даже если там ничего не заржавело, не потекло с потолка и не завелись тараканы.
Надевай тапочки, пожалуйста. У меня довольно холодно. Что предпочтешь: чай, кофе или вино? Может, что-то покрепче?
Мне ничего не нужно, тем более алкоголя. Я ненадолго.
Разумеется. Я бы тоже предпочел не пить в такой момент. Хочется, чтобы все, что я произнесу, ты восприняла на полном серьезе.
Да, да, она ускользнула от зрительного контакта, секунду, я вымою руки и приду.
Отражение в зеркале ванной комнаты порадовало Тину: оказывается, она вовсе не раскраснелась. Ну, разве что совсем чуть-чуть. Этот румянец можно было списать на то, что она только пришла с улицы.
Она еще раз взбила пальцами волосы и довольно улыбнулась себе. «Я и Артем вдвоем у него дома. Как в старые добрые. Наверное, он считает это свиданием, ха-а! Послушаем, о чем там собирается меня умолять этот бабник. Он же будет умолять, а?»
Тина вернулась в комнату, где Артем восседал за пустым столом (на нем возвышалась только ваза, тоже пустая), театрально схватившись за голову.
Ты чем-то расстроен? как ни в чем не бывало спросила она и мысленно поаплодировала себе.
Да, он отнял руки от лица, и она заметила в его глазах крупные слезы, расстроен тем, что упустил самую лучшую, самую прекрасную, самую нежную девушку на свете.
Оу. Тине пришлось признаться себе, что это было приятно. Очень. Несмотря на то что (осторожно!) он безбожно переигрывал. Теперь-то, не влюбленная в него больше и ничего от него не ожидающая, она способна была разглядеть такие вещи.
Кто эта достойнейшая? иронично вопросила Тина.
Можно подумать, ты не знаешь. Я никак не мог все эти два го нет-нет, я не хочу тебе врать. Ты заслуживаешь того, чтобы услышать правду, а не красивые словеса. Вначале я мало думал о тебе. Старался выбросить тебя из головы. Да. Я увлекся ею думал, что увлекся ты знаешь, о ком я. Увлекся сильно, думал, что готов на что-то большее, готов к совместной жизни, готов даже театральная пауза, построить семью. Но это было огромной ошибкой. Я и правда созрел для всего этого, вот только выбрал не ту пассию. Тогда у меня не хватило ума это понять, и когда все начало рушиться, я растерялся.
У вас все рухнуло? с нетерпеливым любопытством перебила Тина, присаживаясь напротив Артема в кресло на колесиках (и оно, и стол рядом выглядели не такими уж пыльными для поверхностей, которых не касались долгие месяцы, он что, успел уборку сделать?).
Прошу, дай мне закончить, это так долго копилось!
Она прыснула в кулачок.
Боже. Ладно.
Ты можешь смеяться надо мной сколько хочешь, великодушно позволил парень. Можешь даже встать и уйти, но позволь мне излить всю свою боль до последней капли. Это все, о чем я прошу нет, молю тебя.
«Вот. Уже начал умолять», удовлетворенно заметила Тина.
Она крутанулась в кресле и уже без смущения, с легкой улыбкой, разглядывала Артема. Он совсем не изменился. Все такой же привлекательный (хорошо, что ее больше этим не возьмешь). И пользуется все той же туалетной водой этот запах, который кружил ей голову, она узнала бы из тысячи. К своему стыду, в первый год своей влюбленности Тина выяснила, что это за фирма, и заказала себе флакон. Не для каждодневного использования, ясное дело, а чтобы периодически открывать, вдыхать любимый аромат и давиться слезками. Ай, какая трагедия, он не со мной.