Побуду, уверил Матвей, думая о другом. Отвык он от мирной жизни, разучился жить по прежним правилам. Это раньше знал его весь район и для всех он был первый друг. Кто вспомнит его сейчас?
Знакомый резкий вой раздался за спиной, и небо над головой вспыхнуло зеленым светом. Что-то громко хлопнуло пару раз, и раздался довольный смех пьяных подростков за углом.
Ты что, сынок? услышал Матвей голос отца и понял, что лежит на земле, закрыв руками голову.
Поднявшись с асфальта, он стал отряхиваться:
Ничего, пап. Привычка
Он просто забыл. Он был дома.
Восстановить старые связи оказалось нетрудно. Матвея помнили и прежние друзья, и, что тоже немаловажно, подруги. Особенно соседка Алька и бывшие одноклассницы Светка и Ольга. Самое приятное было то, что все три, оставив по боку теперешнюю личную жизнь, с радостью возобновили свои отношения с Паниным. По очереди Матвей зависал у них вместе с Серегой Рюхиным, время летело незаметно. Потом пришли боевые, и Панин, взяв примерно половину этих денег, уехал в Тулу к бывшим сослуживцам. Следующие две недели он помнил довольно приблизительно. Денег не считал, практически жил во всех кабаках города поочередно. Там же, в Туле, его лишили водительских прав за то, что он посмел ездить наперегонки с сотрудниками ГАИ. Особо не расстроившись, Матвей продолжил ездить уже без прав на отцовской «семерке». Наконец, придя в себя в каком-то второсортном ресторане, названия которого он так и не узнал, Панин решил ехать домой, пока еще оставались деньги. Но тут, на его беду, за ним, почуяв неладное, приехал отец. Вдвоем они выпили бутылочку на посошок и все началось по новой, только уже вместе с отцом. Один только раз тот осторожно сказал сыну:
Матвей, может, поберег бы деньги? Купил бы что-нибудь серьезное, пригодятся еще деньги-то.
Пап, сказал ему Матвей, эти деньги заработаны кровью. Счастья они не принесут.
Как знаешь, вздохнул отец.
Матвей вернулся домой без денег, но с легким сердцем. Узнав, что деньги закончились в борьбе с зеленым змием, мать ничего не сказала, только покачала головой. И все пошло по-прежнему.
Жить Матвей остался у родителей. Хотел было снять квартиру, но потом рассудил, что ему вобщем-то наплевать, где жить. Есть отдельная комната, куда родители без стука не заходят. Значит, личной жизни ничто не помешает. А больше и не нужно.
Поиски работы тоже долго не продлились. Хороший автомеханик, неподалеку от дома Панин отыскал заброшенный сарай, кое-как отремонтировал на оставшиеся деньги, повесил вывеску и стал чинить машины. Сначала знакомым, а потом и всем желающим. Дела шли неплохо, по крайней мере, всегда было на что выпить и девчонок угостить. Особо напрягаться было не нужно, потому что к делу подключились еще пара знакомых мужиков из его дома.
Вобщем-то, можно было жить. И Панин жил, не заботясь о завтрашнем дне. Дискотеки, кабаки, девчонки. Что еще нужно было человеку для счастья? Только по ночам он иногда просыпался от собственного крика, пугая этим очередную подружку, ночующую у него. Война все еще жила в глубине его сердца, хотя он уже не шугался петард, хлопающих рядом с ним, и не ловил себя на мысли, что ищет глазами где-нибудь поблизости стоящий БТР. Навыки рукопашного боя ему тоже периодически пригождались.
Подрезал его однажды какой-то урод на трассе, чуть весь капот не смял. Хорошо, успел Панин вовремя затормозить. Урод тем временем уже подбегал к Матвею, матерясь и грозя включить счетчик. Машинка-то у него была не ахти какая всего лишь «девятина», но угрозы скоро сменились приложением рук. Панин терпел, пока урод не взгромоздился на него верхом. А затем что-то щелкнуло внутри. Сам даже не успев понять, как, Матвей вскочил на ноги в один прыжок. Урод упал, растерявшись, но тут же поднялся и не вовремя. Матвей нанес всего один удар в ухо. Брызнула кровь. От дикой боли урод завопил и забегал кругами вокруг своей машины, не понимая, что с ним произошло. Матвей решил не ждать продолжения, сел в свою машину и уехал восвояси, матеря себя за то, что не рассчитал удар: у мужика наверняка лопнула барабанная перепонка.
С тех пор Панин стал бояться применять силу, чтобы не убить кого-нибудь ненароком. В тюрьму ему не хотелось, тем более что среди его бывших сослуживцев уже подобные инцеденты произошли. Поэтому пару раз еще случалось ему быть битым какими-то недорослями, с которыми он мог бы справиться на раз.
Одиноким волком Матвей проходил недолго. Сидел он с друзьями во дворе родного дома, за жизнь говорил, пивко потягивал. Зять тут же был, Андрюха. И увидел идущую в соседний подъезд незнакомую девчонку. Ничего такая, симпатичная, худенькая, волосы каштановые до пояса, глазки голубые. На вид лет семнадцать-восемнадцать.
Кто такая? кивнул он на нее.
Зять проследил за его взглядом и сообщил:
Да Настюха, к подруге идет, наверное. Только на нее можешь особо губы не раскатывать.
Почему? поинтересовался Матвей.
Она никому не дает, отшивает всех. Девочка она еще, пояснил Андрюха.
Панин дождался, когда Настя выйдет из подъезда, часа три, наверное, ждал. И напросился проводить. Проводил. Ничего девчонка была, веселая такая. И смотрела заинтересованно. Матвей на прощание пообещал ей зайти на днях.
На обратном пути его встретил зять:
Ну как?
Нормально, брат, рассказал Матвей. Встречаться будем.
Подожди, терпение лопнет сам бросишь, предсказал зять.
Посмотрим, неопределенно ответил Панин.
К имени Настя еще с Чечни Матвей питал особые чувства. Была у них снайперша Настасья, очень хорошая женщина. И к Матвею всегда хорошо относилась. Все норовила накормить повкуснее. Иногда Панин подшучивал над ней, тогда Настасья превращалась из кошки в тигрицу, и Матвей быстренько прятался где-нибудь в сортире, чтобы не достала. И всегда говорил потом товарищам:
Либо убьет меня Настасья, либо женюсь на девчонке с таким именем.
И вот она судьба хитрая взяла и подшутила над ним: свела с Настасьей.
Завелся, вобщем, Панин. Всегда, узнав, что у девчонки имя такое, из принципа добивался ее. И на этот раз решил: будет моей. Других отшивала, а меня не сможет.
Настюха долго держалась, полгода точно. Матвей добросовестно терпел такое воздержание. А когда терпеть было невмоготу, шел к Альке-соседке, или находил Ольгу со Светкой и зависал у них. Или по мелочи кого-то снимал, когда с мужиками в баню ходил.
Ухаживал тоже красиво: цветы дарил, шоколадки разные, комплименты говорил, безумства совершал. Мог, к примеру, на крышу дома залезть, птицу изображая. В любви, конечно, объяснялся не без этого. И Настюха сломалась. Добился Матвей своего. Бросать не стал, решил: пусть будет. Девчонка хорошая, умненькая такая. Можно было с ней по душам поговорить. Родителям тоже нравилась. Заботилась о нем, тоже в любви клялась. Любит и хорошо. Разлюбит, тоже не беда. Похождения свои, конечно, приходилось скрывать под разными предлогами: ревнивая оказалась. Но Панину эти досадные мелочи особо не мешали.
Жизнь продолжалась.
Спустя еще год у родителей стало кончаться терпение, глядя на бесшабашную эту Матвееву жизнь. И семейный совет постановил приобщить его к дисциплине. Сестра Дарья предложила устроить Матвея в охрану по знакомству. Матвею было все равно, поэтому упираться он не стал: подал документы и был с удовольствием принят в память о его славном боевом прошлом.
Фирма была солидная, здание большое, посетители важные, девчонок симпатичных много. В охране тоже ребята хорошие подобрались. С одним из них Олегом Матвей особенно сдружился. Олег тоже недавно устроился, где-то за пару месяцев до Панина. Уже более-менее всех знал. Тоже в армии отслужил где-то на Севере. Учился теперь на юридическом заочно. Он и взялся помочь Матвею освоиться на новом месте.