Чтобы с ней – и вот так?! С другими как бы и нормально, но с НЕЙ!
По той же причине я не решался всерьез предложить ей выйти за меня. Не помню, у кого я прочел: «Смысл отношений с выбранной женщиной состо
ит в том, чтобы быть с ней только тогда, когда ее хочешь. А в браке ты, увы, должен быть с ней и в те моменты, когда она тебе безразлична,
ради того, чтобы она была рядом, когда ты ее захочешь».
Настолько точно я своих ощущений не формулировал, но чувствовал инстинктивно именно это. И в итоге ее потерял, почти навсегда. А может, и
действительно навсегда, а сейчас у меня к ней не любовь, а так… Зомби любви.
…
Со стоном прервав поцелуй, Ирина несколько раз судорожно вздохнула, огляделась, словно не поняв сразу, где находится, и за руку потянула ме
ня к темному проему двери.
…
Все время, пока я ее раздевал, она лежала, запрокинув голову, на вызывающе широкой кровати, застланной скользким атласным покрывалом, падаю
щий из окна красноватый свет освещал ее плотно сжатые веки и полураскрытые губы.
Что она думала сейчас, какие воспоминания проносились перед ее внутренним взором?
Наша первая ночь у стога на берегу озера или последняя, на даче у Левашова, а может быть, вообще что-то не из нашей жизни?
Слишком она вся – не здесь…
Лежит, распластавшись, расслабив все мышцы, и чтобы справиться с ее пуговицами, застежками, резинками и прочим, приходится прикладывать не
малую силу. И сноровку. Так же трудно, как перевязывать потерявшего сознание раненого…
И лишь когда на ее забытом, ставшем каким-
то чужим и неподатливым теле не осталось почти ничего, она словно проснулась, стала такой, как я ее запомнил по той ночи в доме ее мужа, об
няла меня горячими и сильными руками, начала шептать сбивчивые, страстные, почти бессвязные слова, в которых было все сразу: и горькая обид
а на меня за то, что так надолго ее бросил, и радость, что мы снова вместе, и просьбы обнять ее еще и еще крепче, а в общем, все то, чего н
ельзя ни как следует вспомнить, ни повторить на свежую голову, на нормальном, трезвом, обыденном языке.
Слишком бурная и слишком короткая вспышка страсти, ее несдерживаемый, переходящий в низкий стон вскрик –
и мы лежим рядом, разжав объятия, и не поймешь, чего сейчас больше в душе –
радости, облегчения или странной неловкости, что бывает после таких вот для обоих неожиданных эксцессов. Когда и ты, и она одеваетесь, не
глядя друг на друга, и, уже одевшись, прячете взгляды и мучительно молчите, не зная, как быть. То ли сделать вид, что ничего вообще не было
, то ли…
…
Примерно так получилось у нас с ней в самый первый раз. Проехав за день километров триста, остановились на ночевку у берега темного, тихо п
лещущегося внизу озера. Натянули палатку, поужинали. Просто по привычке, да и обстановка располагала – летняя ночь, костер, уединение, –
я начал целовать пахнущие дымом и озерной водой лицо и волосы.
Мучительное своей бессмысленностью занятие –
я ведь знал, что и сегодня оно закончится ничем. Мы оба с ней попали в совершенно дурацкую ситуацию. Она меня любила, с первых же дней был
а согласна на все, а я… Я вроде бы ее «жалел», на самом деле просто опасаясь связать себя «долгом чести»…
И не слишком задумывался, что должна чувствовать Ирина.
А она страдала и терпела. На удивление долго. И вдруг взорвалась. С ней случилось нечто вроде истерики. Обзывая меня предпоследними словам
и, смысл которых, кроме прямых оскорблений, сводился к вопросу, сколько же я собираюсь над ней издеваться и делать из нее идиотку, которая
связалась не поймешь с кем, не лучше ли мне в скверик у Большого театра ходить, она рывком расстегнула широкий офицерский ремень на белых д
жинсах, втугую обтягивающих ее на самом деле невыносимые для нормально мыслящего мужика бедра.