Он осёкся, давясь вдохом, глядя в широко распахнутые глаза. Сорвался, а ведь обещал себе ни слова упрёка она от него не услышит. Перемалывал всё внутри, варился в собственном соку, не давал понять, как тяжело. Откуда она могла узнать, как догадаться?.. Но знакомое чувство вины тут же погасло, стоило ей заговорить.
Хочешь сказать, я не пыталась? Не пыталась с тобой поговорить, узнать, поддержать? Ты же всё время отшучивался! Ты никогда не пытался быть серьёзным, когда говорил о работе, никогда! Все эти твои «ничего страшного, Света», «всё в порядке, Света», «тебе показалось, я не устал» Каждый раз я натыкалась на стену из отговорок! Твою мать, порой мне казалось, что даже Марк мог быть более многословен!
Пожалуй, тебе с самого начала надо было уйти к Марку. Уверен, сейчас у вас была бы счастливая, крепкая семья! Никита выплюнул это с неожиданным для себя сарказмом, буквально подавился ядом. Сердце грохотало, адреналин нёсся по венам, смешиваясь с чистой обидой, вплеснувшейся наконец наружу. Она опять его не слышала, а он, видимо, не слышал её. Когда они начали разговаривать на разных языках?..
Может быть, Света прищурилась. Что ж, по крайней мере сейчас я ясно вижу, что приняла правильное решение.
Взгляд Никиты скользнул по её руке, зацепился за бледный ободок незагорелой кожи на безымянном пальце. Губы дрогнули, пришлось сжать их, стиснуть челюсть крепко, хрустнув зубами.
Я рад, что хоть кто-то из нас поступает правильно, сухо бросил он. Вновь отвернулся к окну, спросил холодно: Ты уже сказала детям?
Сегодня вечером скажу, в груди стало так горячо, что подумалось можно не напрягаться, чтобы сжечь его огненным облаком.
Хорошо. Это всё?
Света вздрогнула, два слова хлёсткий удар, крепче пощёчины по сердцу. Молча кивнула и вышла, прикрыв за собой дверь. Не глядя на застывших сотрудников, мимо Сергея, сидевшего на ближайшем подоконнике. Дальше от офиса, от его тени, от всего, что он у неё отнял и продолжает отнимать. Сможет она вернуть хотя бы часть, хотя бы возможность просто нормально общаться с Никитой без желания ранить больнее, желательно смертельно, чтобы он чувствовал то же, чтобы так же задыхался, глядя на неё? По пути Света достала телефон позвонить маме. Она просто не сможет сегодня ничего сказать детям, завтра. Пусть всё будет завтра, а сегодня вернуться в пустоту родного дома, свернуться клубком под одеялом и развалиться на части.
Глава 5
Оставшись один, Никита не шелохнулся, глядя на улицу внизу, но как только Света вышла из здания, отпрянул, будто она могла его увидеть. Попятился, упираясь в стол, машинально потёр грудь, надеясь прогнать назойливую боль за рёбрами. Плечи опустились слишком тяжело вдруг стало держать их прямо. Согнулись позвонки, искривляя спину в вопросе почему? Почему и что он всё-таки сделал не так? Ставшая неподъёмной голова склонилась вниз, непреодолимое желание лечь, сжаться в комок, скрыться ото всех задрожало в мышцах. Никита прерывисто вздохнул и с силой потёр глаза, выпрямился за секунду до того, как вошёл Сергей.
Там Лёша пришёл, тихо сказал он.
Не хотел подслушивать, но надо быть глухим, чтобы не расслышать каждое слово. Сейчас, глядя на Никиту, он понимал его так отчётливо, что это даже пугало. Собственные скандалы, уже давно ставшие привычными, показались чем-то обыденным, напрягающим, да, но не настолько болезненным. Тамара никогда не отличалась кротким нравом, порой Сергею казалось, что он специально выбрал женщину, настолько похожую характером на его мать. Взрывная восточная принцесса с кошачьим взглядом постоянно сводила с ума: своим умением устраивать ссоры на пустом месте и тут же мириться так горячо, что хотелось поссориться снова. Поначалу это увлекало, притягивало, держало так крепко, что Сергей не сразу понял привык. Привык и даже не заметил, как сильно напрягают такие качели. Что порой хочет прийти домой и просто посидеть в тишине, а не выслушивать несуществующие упрёки по выдуманным причинам. Глядя на склонённую над столом голову Никиты Сергей тоскливо подумал что будет с ним, с его семьей, если они не перестанут жить так, в вечном напряжении? Такое же одиночество, неизбежное и болезненное расставание? Он любил жену, но разве Никита не любит Свету? Твёрдо решив, что обязательно подумает над этой проблемой и найдёт решение до того, как его брак пойдёт на дно, Сергей повернулся к вошедшему Лёше.
Город переливался внизу всеми цветами радуги. Высокие дома, яркие огни неоновых вывесок, грохот колёс, когда поезд проезжал по мосту Никита смотрел на него, не чувствуя злых порывов ветра, налетавшего с гор. Стоя на смотровой площадке, он отхлёбывал из бутылки терпкий виски подарок одного из партнёров, больше года пылившийся в ящике стола. Полы длинного чёрного пальто хлопали, подхваченные ветром, шарф развевался белой птицей. Если присмотреться, он мог бы назвать каждое здание, каждую улицу, отстроенную заново. Каждую школу, высокий кадетский корпус, новенькие спортивные площадки. Там, внизу, он создал целую жизнь для каждого. Помогал, вникал, спорил и строил, подписывал и запрещал, выбивал и уговаривал. Сколько раз приходилось срывать голос до хрипоты, доказывая, что провести новую железнодорожную ветку важнее, чем направить деньги на развитие речного транспорта. Что лес нельзя трогать, а долину вдоль реки нужно и можно благоустроить, и сделать удобную набережную. Что
Новый глоток обжёг, виски хлынул не в то горло, заставляя закашляться. Смахнув выступившие слёзы, Никита шмыгнул носом и запил собственную гордость. Как оказалось, гордиться ему как раз нечем. Где-то там, внизу, в темноте квартала одинаковых особняков, стоял его дом. Где-то там Света сейчас пыталась объяснить детям, почему папа больше не живёт с ними. И Никита даже не пытался представить этот разговор слишком больно. Какие бы он нашёл слова, чтобы объяснить, почему семья вдруг развалилась на две неравные половины?
Слова Светы жгли кости он слышал их раньше. Слышал много раз, порой отшучивался, реже кричал. А сегодня они будто пробились сквозь стену и достигли самого дна сердца: все эти годы в должности главного архитектора города ничего, ничего для неё не значили. То, чем он гордился, оказалось неважным, ненужным. Виски забулькал в бутылке, опустошённой больше, чем наполовину. Хотелось опьянеть, но холод, проникавший под одежду, разгонял любой хмель, оставлял лишь дубовое мягкое послевкусие на губах.
Любуешься?
Генка сел рядом, молча потянулся к бутылке. Никита так же молча её отдал, дождался, когда друг сделает пару глотков, и забрал обратно.
Думаешь, мне есть чем гордиться? голос Никиты смешался с завыванием ветра. Как считаешь, я был хорошим начальником?
Что за мысли перед отставкой? Генка хмыкнул, склонился, заглядывая в его лицо, нахмурился. Если тебе это важно услышать, я считаю, ты был одним из лучших. Уже то, что уходишь в отставку, а не умираешь на посту, достижение.
Никита беззвучно хмыкнул и выпил. С сожалением поболтал в воздухе бутылкой, глядя на плескавшийся на дне виски.
Что-то случилось?
Нет хотя Никита криво улыбнулся. Да, случилось. Света сказала, что хочет пожить одна. Точнее, не одна. Хм. Без меня.
Давно?
Позавчера.
Напугал, Генка рассмеялся. Я уж подумал, что всё серьёзно!
Всё серьёзно, пожал плечами Никита, вливая в себя остатки виски.
И что ты собираешься делать? Генка поднялся следом за Никитой, ежась под пронзительным ветром.
Делать? Конкретно сейчас вернуться домой и выпить.
Тебе составить компанию?
Давай не сегодня. Слабо улыбнувшись, Никита кивнул другу и ушёл.