Матильда кивает.
Обещаю!
Я снова притягиваю ее к себе и обнимаю. Матильда льнет ко мне, утыкается в плечо. Нервный узел внутри больше не кажется невозможно тугим.
Карл смотрит, как я купаю Матильду. Я расчесываю ей волосы, сушу, читаю ей, пою песенки, пока она не засыпает.
Детей обманывать нельзя. Раз дала слово, сдержи обязательно.
Так я сдержу.
Уж постарайся.
Карл, угрожать мне не нужно. Я очень стараюсь. Как начет поддержки и солидарности?
Не зли меня, Элисон! Ты не в том положении, чтобы упрекать меня.
Гнев накрывает с головой, но тут же отступает.
Знаю, знаю, прости меня
Карл протягивает руку и пальцем гладит меня по щеке. Я перехватываю его ладонь, подношу к губам, а свободную руку кладу ему на затылок: иди, иди ко мне. Мы сейчас поцелуемся
Карл отстраняется:
Прости, я не могу.
Он уходит в гостиную и захлопывает дверь. Сначала я жду: вдруг Карл передумает? Потом возвращаюсь в кабинет и тоже закрываю дверь. Меня отвергли, но я пытаюсь работать пусть показания и статуты заглушат боль. Везде чувствуется сильный мясной запах.
Позднее, когда я раскладываю остывшее жаркое по маленьким пластиковым контейнерам, на кухню заходит Карл и закрывает за собой дверь.
Я целый день думал, стоит ли тебе это показывать, говорит он.
Что мне стоит показывать?
Почему-то голос Карла заставляет мою руку дрожать, и подлива расплескивается по стенкам контейнера, который я наполняю.
Ты должна понять, каково нам порой и почему мы так раздражаемся.
Что именно я должна понять? Я убираю большую ложку и накрываю контейнер крышкой.
Вместо ответа Карл роется в телефоне. Я тем временем убираю контейнеры в морозилку ставлю вплотную друг к другу, отодвинув в сторону ополовиненную упаковку зеленого горошка. Сбивая лед по бокам морозилки, я слышу начальные аккорды «Скатываясь в бездну»[9]. Я улыбаюсь: буду про себя подпевать, мысленно делаю вдох и слышу свое пение. Если это можно назвать пением. Я захлопываю дверцу морозилки и поворачиваюсь к Карлу. Экран сотового он показывает мне молча, в глазах чуть ли не жалость.
Вчера вечером я была восхитительна, я пела, заливалась, как беззаботная птичка. Никто не присоединился ко мне? Ну и пусть. Они не поняли, чего лишились! Я была звездой и на волне музыки неслась прочь от мелкого препирательства, сопровождавшего вторую половину субботы. Сегодня я увидела то, что видели они, поддатую женщину с размазавшимся макияжем и вылезающим из платья лифчиком Я смотрю на нее в ужасе. Голос душераздирающий: она совершенно не попадает в ноты, которые я так прекрасно брала. Ритм отвратительно сбит, танец еще отвратительнее. А самое отвратительное лица гостей, которых она зовет танцевать вместе с собой. Или нет, самое отвратительное в этой записи приглушенные голоса. Даже смех слышится. Дейв, Луиза. Господи, неужели и Карл смеется?
Какого черта ты не остановил меня?
Я пытался, ты не желала слушать.
И тогда ты снял видео, на котором я веду себя как полное чмо?
Я не из вредности, я только хотел, чтобы ты поняла, каково жить с тобой. Не всегда, но, когда ты в таком состоянии, это просто невыносимо.
Я снова смотрю в телефон. Женщина на экране Элисон, я успокаиваться явно не намерена. Она ковыляет к дивану и плюхается на него, собираясь петь хит Принца. Гранд-финал вечера песня группы «Смитс», в отличном исполнении которой я не сомневалась. Получилось, мягко говоря, не очень. Телефон я держу дрожащими холодными руками, лицо заливает краска, под ложечкой сосет от стыда. Я закрываю глаза, но все равно слышу крики и невнятицу, которые вчера казались четким и ладным исполнением. Трясущиеся руки плохо слушаются. Я ставлю видео на паузу и собираюсь его стереть, но Карл забирает у меня телефон.
Я просто хотела повеселиться, оправдываюсь я.
Но расстроила всех окружающих. Разве это веселье? осведомляется Карл, глядя в пол.
Я не думала, что кто-то расстроен.
В этом все дело, Элисон. Ты никогда не думаешь.
Карл уходит с кухни, а я продолжаю раскладывать жаркое по контейнерам. Закончив, я вытираю столы и включаю посудомоечную машину, потом гашу свет и долго стою в темноте. Пусть мерный гул бытовой техники успокоит меня и заглушит мои собственные крики. Пронзительные, как звон битого стекла, они до сих пор звучат у меня в ушах.
Глава 4
Утром Карл готовит Матильде завтрак и собирает ее в школу. Раз не занята в суде, я собиралась отвезти ее сама, но Карл справляется так здорово, что мешать не хочется. Я спускаюсь на кухню выпить кофе.
Если дашь мне телефон, я могу отвезти его в ремонт, предлагает Карл. Возле нашего медцентра есть мастерская.
Изображая беззаботность, я оцениваю риски. Я всегда была осторожна. Предельно осторожна. Сообщения, е-мейлы все удалялось сразу после прочтения. Главное, вовремя предупредить Патрика.
Если тебе нетрудно, было бы неплохо, пожимаю плечами я.
Трещину нужно убрать, пока не стало еще хуже. Новый телефон тебе покупать точно не захочется.
Я понимаю, что Карл прав, но ханжеский тон здорово раздражает. Раздражение стоит попридержать: Карл же услугу мне оказывает.
Не забудь сделать резервную копию, а то мало ли что, предупреждает Карл, садится и ждет, пока я копирую и откатываю данные, вытираю телефон и передаю ему.
Спасибо, ты очень любезен.
Карл забирает телефон и уходит, Матильда торопливо обнимает меня и оправляется следом.
Едва за ними закрывается дверь, я звоню Патрику в контору, дабы перехватить его, прежде чем он позвонил мне на сотовый. Трубку берет Хлоя Сами, его младший партнер, и соединяет меня с ним.
Я назначил встречу на завтра, объявляет Патрик, не дав мне открыть рот.
Записки я просмотрела. Ничего нового от обвинения нет? холодно осведомляюсь я. О работе мне с ним говорить нетрудно.
Пока нет. Но Мадлен нужно с тобой встретиться, вам нужно как-то наладить доверие.
Ясно.
Думаю, ты для ее дела подходишь идеально. Ты заставишь присяжных увидеть дело глазами Мадлен. Ты перетянешь их на свою сторону. С юридической точки зрения это непросто, но у тебя получается мастерски. В Патрике говорит профессионал. Это объективная оценка, а не комплимент, но я аж подрагиваю от удовольствия. Так, встреча завтра в два, продолжает он. В двенадцать жду тебя на вокзале Марилебон. Мадлен сейчас живет у сестры в Беконсфилде.
Что же ты не сказал мне в пятницу, что будешь инструктировать меня по этому делу?
Хотел сделать тебе сюрприз. Ладно, мне пора идти, говорит он.
Погоди, Патрик! Не звони мне сегодня на сотовый и не пиши, ладно? Он у меня не с собой.
Мы же только что с тобой поговорили, зачем мне снова выходить на связь? удивляется он и вешает трубку.
Обидно, конечно, но перезванивать я не стану. Выбросив мысли о Патрике из головы, я берусь за работу.
Понедельник проходит вместе с остатками похмелья и страхом. То есть страх почти проходит. Чувствительное место за правым зрачком напоминает о боли, которую я причинила себе, Тилли и Карлу. «Никогда так больше не поступлю», думаю я, надеясь, что слова только звучат фальшиво. Я просматриваю бумаги, выделяю, подчеркиваю. Карл привозит Тилли домой, а я так и сижу в пижаме, поглощенная делом Мадлен Смит. В конце дня Карл возвращает мне сотовый, он как новенький.
Во вторник утром я выбираюсь из дома одетая и обутая, вокруг меня скачет Матильда. Когда я завожу ее в школу, против меня сплачиваются мамочки-фитняшки в спортивной экипировке. Качая головой, я отгоняю паранойю. Я улыбаюсь одной, машу другим, здороваюсь с проходящими мимо отцами. Мамочки улыбаются в ответ, потом наклоняют головы поближе друг к другу и снова давай шушукаться: «Явилась не запылилась! Ну надо же, в кои веки! Удосужилась-таки, а то вечно беднягу мужа гоняет». Нет, они не об этом говорят! Зачем им?