Не меня, а себя самого. Ты не хочешь, чтобы тебя со мной видели. Я для тебя слишком старая У меня срывается голос.
Если собралась распускать сопли, иди домой. Я о репутации твоей пекусь. В этом клубе все наши коллеги.
Ты хочешь сойтись с Алексией, вот и убираешь меня с дороги. Слезы текут рекой, от гордости не осталось и следа.
Хорош истерить! шипит Патрик, едва не касаясь губами моего уха. Закатишь истерику я перестану с тобой разговаривать. А теперь отвали! Он отталкивает меня и сворачивает за угол.
Я спотыкаюсь на каблуках и, чтобы не упасть, прижимаю ладонь к стене. Вместо грубой шероховатости бетона и кирпича аккурат под моей ладонью ощущается то-то липкое. На ногах теперь я стою твердо, нюхаю ладонь, и меня рвет. Какой-то приколист измазал всю стену дерьмом. Жуткая вонь протрезвляет лучше, чем шипение Патрика.
Считать это намеком на то, что мне пора домой? Нетушки! Ни за что не оставлю его без присмотра в ночном клубе среди девиц, отчаянно старающихся произвести хорошее впечатление на одного из лучших инструктирующих адвокатов нашей конторы. Бо́льшую часть скользкой гадости я размазываю по чистому участку стены и с уверенным видом вхожу в клуб, улыбаясь швейцару. Если долго мыть руки, вонь сойдет. Никто ничего не узнает.
Текилы? Да, текилы! Вторую порцию. Потом третью. Музыка пульсирует. Сейчас я танцую с Робертом и Санкаром, затем с секретарями, потом учу танцевать стажеров, улыбаюсь, беру их за руки, кружусь, теперь снова танцую одна машу руками над головой, и мне опять двадцать, ни забот ни хлопот. Еще одна порция, джин-тоник, голова запрокидывается, крутится в такт музыке, волосы падают на лицо. Патрик где-то здесь, а я не парюсь не смотрю на него и даже не представляю, что он танцует в обнимку с Алексией и улыбается ей так, как должен улыбаться лишь мне. Я в такие игры тоже играю! Покачивая бедрами, подхожу к барной стойке. Отточенным жестом убираю темные волосы от лица. Выгляжу шикарно. Для почти сорокалетней чудо как подтянута и дам фору любой двадцатилетней. Даже Алексии. Особенно Алексии. Патрик увидит и пожалеет Пожалеет, что напортачил и упустил такой шанс
Начинается новая песня с битом потяжелее, и двое мужчин отталкивают меня, пробираясь на танцпол. Я теряю равновесие и падаю, роняя сотовый. Налетаю на женщину с бокалом красного в руке вино заливает ей желтое платье, попадает мне на туфли. Женщина смотрит на меня с омерзением, потом отворачивается. Колени у меня мокнут в красной винной луже. Сейчас немного успокоюсь и встану.
Элисон, поднимайся!
Я вскидываю голову, потом опускаю:
Оставь меня в покое.
Только не в таком состоянии. Пошли!
Патрик. Хочется плакать.
Не смейся надо мной.
Я и не смеюсь. Я просто хочу, чтобы ты встала и ушла отсюда. На один вечер достаточно.
Почему ты пытаешься мне помочь?
Кто-то должен. Остальные твои коллеги нашли столик и хлещут просекко. Наш уход они не заметят.
Ты пойдешь со мной?
Да, если ты поторопишься. Патрик берет меня за руку и помогает встать. Выходи на улицу и жди меня.
Телефон. Я лихорадочно оглядываю пол.
Что с ним?
Я уронила его.
Вон он, под столиком у самого танцпола. Экран треснул и стал липким от вина. Я вытираю его о юбку и выхожу из клуба.
По дороге в контору Патрик меня не касается. Мы не разговариваем, не обсуждаем случившееся. Я отпираю дверь, с третьей попытки набираю правильный код сигнализации. Патрик идет за мной в кабинет, не целуя, сдирает с меня одежду, подталкивает к столу, заставляет нагнуться. Я выпрямляюсь и поворачиваюсь лицом к нему.
Так нельзя.
Ты каждый раз это говоришь.
Я серьезно.
И это я слышу каждый раз!
Патрик смеется, привлекает меня к себе и целует. Я отворачиваюсь, но он силой заставляет смотреть себе в глаза. Сперва я на поцелуй не отвечаю, но мгновение спустя растворяюсь в его вкусе и запахе. Сильнее Быстрее Я головой врезаюсь в лежащие на столе папки: это Патрик входит в меня сзади, на секунду замирает, затем начинает двигаться.
Я не говорила, что начинаю я, но Патрик смеется, потом негромким «Тс-с-с» заставляет замолчать.
Одной рукой он тянет меня за волосы, другой пригвождает к столу. Мои слова превращаются сперва во всхлип, потом в стон. Он толкается снова, снова и снова. Папки разлетаются, задевают фотографию в рамке, она падает, стекло бьется, но я не могу его остановить, не могу и не хочу, нет, хочу, потом еще, еще и еще; нет, нет, не останавливайся, остановись, мне больно, нет, нет, не останавливается; он кончает со стоном, вытирается, выпрямляется.
Патрик, пора это прекращать!
Я слезаю со стола, поправляю трусы и колготки, аккуратно натягиваю юбку на колени. Патрик застегивает брюки, заправляет рубашку, а я стараюсь застегнуть блузку.
Ты мне пуговицу оторвал! жалуюсь я, чувствуя, как дрожат пальцы.
Ничего, пришьешь.
Прямо сейчас не пришью.
Никто не заметит. Здесь никого нет. Все спят. Сейчас почти три утра.
Оглядев пол, я нахожу пуговицу, сую ноги в туфли, врезаюсь в письменный стол. Кабинет кружится перед глазами, в голове туман.
Я серьезно. С этим пора заканчивать. Я стараюсь не расплакаться.
Как я уже говорил, ты каждый раз это повторяешь. Не глядя на меня, Патрик надевает пиджак.
С меня хватит! Я так больше не могу! Теперь я реву по-настоящему.
Патрик подходит и зажимает мне лицо ладонями:
Элисон, ты напилась. Ты устала. Я знаю, что ты не хочешь с этим заканчивать. Я тоже не хочу.
На этот раз я серьезно! заявляю я и для пущей выразительности пячусь.
Посмотрим. Патрик наклоняется ко мне и целует в лоб. Мне пора. Поговорим на следующей неделе.
Он уходит, не дав мне возразить. Я падаю в стоящее в углу кресло. Зачем я только напилась?! Я вытираю сопли и слезы рукавом жакета, потом отключаюсь, уронив голову на плечо.
Глава 2
Мама! Мама! Мама!
Глаза закрыты. В постели так тепло и уютно Матильда умничка, пришла пожелать доброго утра.
Мама! Ты в кресле спала. Почему ты спала в кресле?!
В кресле. Не на кровати. В кресле.
Мама, открой глаза! Поздоровайся со мной и с папой!
Это не сон. Я открываю глаза, закрываю их снова:
Свет слишком яркий, слишком яркий Пожалуйста, выключите свет!
А свет не горит, глупенькая мама! Утро на дворе.
Я открываю глаза. Это моя контора, мое рабочее место, полное записок по делам, протоколов с прецедентами, хлама, оставшегося со вчерашнего вечера. Моей дочери не следует стоять передо мной, прижимая вытянутую ручку к моему колену. Ей следует быть дома нежиться в постели или завтракать за кухонным столом. Но она здесь, и я накрываю ее ладошку своей, пытаясь привести себя в некое подобие порядка.
Я свернулась калачиком в кресле, а сейчас выпрямляю спину и чувствую, что левая ступня затекла. Я двигаю ногами и морщусь: брр, кровь возвращается в конечности. Впрочем, больнее всего не от этого. Перед мысленным взором вспыхивают события минувшей ночи. Матильда перегибается через подлокотник, обнимает меня, а я поверх ее головы вижу письменный стол и тень вбивающегося в меня Патрика. Я обнимаю дочку в ответ, вдыхаю запах ее волос, и бешено бьющееся сердце немного успокаивается. Я чуток перепила, заснула в кабинете, и только. Больше ничего не случилось. Я и с Патриком порвала. Так что все будет в порядке. Наверное.
Наконец я чувствую себя готовой взглянуть на Карла. Он прислонился к дверному косяку, в каждой черте лица разочарование, носогубные складки сегодня особенно заметны. Карл, как обычно, в джинсах и в худи, но из-за проседи и строгого вида кажется чуть ли не стариком.
Я откашливаюсь, чувствуя, что в горле пересохло, и подыскиваю слова, которые снимут напряжение:
По дороге из клуба зашла сюда забрать записки по новому делу, потом решила быстренько их просмотреть и сама не заметила, как