Гости ревели от восторга, поднимали кубки и сдвигали над серединой стола, красное вино щедро плескало через края.
Солнце давно опустилось за края черного как деготь леса, в зале зажгли факелы и светильники, воздух наполнился запахами горящей смолы и душистого масла.
Тудор кивнул слугам, один подбежал ко мне с узкогорлым медным кувшином, позеленевшим от старости. В таком мог бы сидеть джинн, запихнутый туда еще царем Соломоном.
— Сэр Ричард, — обратился ко мне через стол Тудор, лицо его светилось счастьем и радостью, он вскинул наполненный до-краев кубок, — не хотите ли отведать самого старого нашего вина?
Не хочу, ответил я внутри себя, улыбнулся широко и протянул кубок, чтобы мне наполнили.
— Единственный раз, когда я ответил, что не буду пить, был тогда, когда я не понял вопроса!
Тудор захохотал так, что расплескал вино, а гости вокруг ржали и смотрели на меня как на человека, с которым можно и в разведку, и на турнир, и по бабам.
Глава 10
Лишь на рассвете я с превеликим трудом сумел отказаться от требования немедленно продолжить пир, выбрался кое-как во двор. Легко в веселье, тяжело в похмелье, но я, если честно, и в том веселье чувствовал себя как на экзамене, что, однако, от противного похмелья не избавило.
Вчера я заканчивал пир в дым пьяным, сегодня голова трещит, как лед на морозе. Выговора, однако, нет, с работы не выгнали, а впрочем, кто меня теперь выгонит? Даже не знаю: с одной стороны, хорошо быть феодалом, с другой — освинею без дисциплины. Я, как и всякий человек, привык, чтобы меня кто-то дрючил сверху, самодисциплина не для интеллигентного человека…
Моя дружина, что пировала с людьми Тудора в нижнем зале, выползает во двор едва живая. Пошатываясь, я направился к конюшне, меня догнал Зигфрид.
— Кто пьянствовал с моей рожей и помял ее? — спросил жизнерадостно. — Сэр Ричард, неужели уезжаем?
— Только похмелье заставляет задуматься о смысле жизни, — ответил я. — Не так ли?
Он подумал, подвигал бровями, но, видимо, до смысла жизни еще недоставало двух-трех цистерн вина, спросил с беспокойством:
— Сэр Тудор не обидится?
— Я скоро лопну, — огрызнулся я. — Паладин я или не паладин? У меня, понимаешь, ограничения. Обет, значит. Я так и сказал Тудору.
— А он поверил?
— Он сам со странностями.
Подбежал конюх, я дал ценные указания насчет своего коня, чтоб его вывели и оседлали, Зигфрид с сомнением посмотрел вслед конюху.
— Я слышал, что есть кони, — сообщил он, — что жрут мясо. Особенно — человечину. А Тудор поверит, он всему верит…
Я нахмурился, спросил резче:
— Сэр Зигфрид, вы на что намекаете? Что я врал?
Зигфрид запротестовал:
— Что вы, сэр Ричард!.. Я просто говорю, что Тудор — хороший человек. И настолько силен как воин, что может позволить себе такую роскошь, как самому не врать и другим верить. Вы Гунтеру какие-то указания дали?
— Только выбраться живыми.
— Выберутся, — заверил Зигфрид. — Они того кабана перепьют, которого добыли. Ну и чудовище, скажу вам… Не будь Тудор неуязвимым, от него бы одни косточки!..
Я вспомнил, на какую высоту кабан подбросил Тудора, а после падения он всего лишь жаловался на пару ушибов.
— А он правду неуязвим?
— Говорят. Это семейное наследие рода Тудоров. Потому их замок за все века не смогли завоевать, хотя здесь проходили всякие армии.
— А если отрезать от подвоза продовольствия?
— Говорят, — ответил Зигфрид уже чуточку неуверенно, — что, если прижмет, Тудоры могут жрать даже землю. Как если бы нам пришлось грызть немолотое зерно.. Во всяком случае, все замки захватывали, а их — никогда.