Да приняли вы всё! Вам за любую возможность надо хвататься! Особенно ему! Насир ткнул в Томаша пальцем. А мне зачем? Я у себя дома, мне и тут хорошо. На Литию я уж точно не собираюсь. И ещё Он покосился на Ладу. Я тебе уже говорил, херзац матерах, не называй меня Насиком!
Вообще мы тебя не держим, сказал Томаш. Если хочешь проваливай! Какую-нибудь работёнку ты себе наверняка подыщешь. Или на крайняк пособие по безработице будешь получать.
Добрый какой! Насир опять заинтересовался синтостейком, точно хотел набить себе пузо впрок, и поковырял вилкой в застывшем соусе. А пилота вы где возьмёте?
Лада у нас отличный пилот! И курсовая программа на корабле безупречно работает. Вообще с точки зрения пилотирования я проблем не вижу.
Не видишь проблем? Даже если стыковаться с мёртвым кораблём, который идёт с херзац его знает какой скоростью?
Скорость почти нулевая, я уже сказал. А в остальном разберёмся. Да и это будет не твоя забота. Но
Во! Куда ж без «но»! потёр руки Насир. Ты когда уже перейдёшь к той части, где будешь умолять меня остаться? Знаю я тебя, пёс литийский! Сначала «уходи, ты нам не нужен», а потом «Насир, ну пожалуйста, прошу тебя, мы ведь так много вместе пережили».
Томаш помолчал, посмотрев на него тяжёлым взглядом.
Ладно! Насир шлёпнул ладонью по столу, и бутылка с разведённой тинктурой испуганно задрожала. Вы же ещё решение не приняли? Так давайте обсудим. В конце концов, двенадцать миллионов на дороге не валяются. Так что рассказывайте. От нас и правда только фоточки с отчётом нужны?
* * *
Насир стоял у трапа и потягивал мазин, выпуская клубы тяжёлого сизого дыма. Звёзд над космодромом было не видно яркие огни командных вышек и терминалов ослепляли небо, но Насир с какой-то неутомимой жадностью разглядывал собравшуюся над кораблём темноту.
Ну как? спросил Томаш, спускаясь. Есть кто на орбите?
Сплошной елдыш на орбите! крякнул Насир. Пустота! А вот вчера, помню, разлетались.
Томаш встал рядом и сунул руки в карманы. Ветер обдал его вонючим дымом из мазина.
Странная, конечно, история с этой Айшей получается, сказал Томаш. Приспичило ей, понимаешь. Война же идёт. А если и не идёт, то скоро начнётся. Но деньги у меня заканчиваются, на космодроме вечно не проторчишь. А без денег нам тут с Ладой житья не будет. Так хоть какой-то шанс.
Остаётся главный вопрос, зевнул Насир, почему в это должен ввязываться я?
Не ввязывайся. Я же не могу тебя заставить.
Томаш посмотрел на здания космодрома, которые переливались сигнальными огнями так, словно ожидалось прибытие целой флотилии кораблей но никто не взлетал и не садился.
Мутный ты какой-то сегодня! Я уж думал, сейчас как раз к слезливым мольбам перейдёшь.
А что, это поможет?
Насир пробормотал что-то себе под нос.
В отличие от Томаша, он раньше летал на коммерческих бакарийских кораблях однако, начав карьеру с должности второго пилота, закончил её во всевозможных чёрных списках, которые только есть на Бакаре. Это, разумеется, ставило крест на дальнейших полётах. Сам Насир не особенно любил распространяться о прошлом, хотя пару раз, налакавшись тинктурой, обмолвился, что не сходился, адыр его елдыш, характерами с руководством. Учитывая страстную любовь Насира посылать всех по малейшему поводу к херзац матерах, Томаша это ничуть не удивляло.
Ты же знаешь, сказал Насир, я, кроме как летать, ничего толком не умею, а сейчас не до полётов, конечно. Но ваша затея мне не нравится. Что на этом грузовозе могло произойти один елдыш знает! Как он вообще за пределами сектора оказался? Чего десять лет делал? Почему обратно повернул?
Да всё, что угодно может быть. Гравитация, например. Притянуло его обратно. Или искусственный интеллект дал сбой.
А если он ещё раз, как ты говоришь, даст сбой? Нас там не раскидает по всей галактике?
Я же говорил. Чуть что не так сразу возвращаемся. Риски определённые есть, конечно, но когда у нас без рисков было?
Насир несколько раз кивнул и присосался к трубке.
Ты сам-то этой шармуте веришь? спросил он сквозь дым.
В смысле?
На кой елдыш мы ей сдались? За такие деньжищи могла бы целую экспедицию снарядить вместо того, чтобы нанимать трёх алкоголиков на консервной банке.
Одного алкоголика, поправил Томаш. И двух сочувствующих ему товарищей.
Херзац тебя!
Вообще ты всё правильно говоришь, только я ответы на эти вопросы не знаю. Может, не согласился никто. Она мне сказала, что организовать вылет гражданского бакарийского корабля сейчас не в состоянии, а нас выпустят, вроде как репатриация получается. Правда, я этой ерунде не верю ни разу. Тут каждый день, Томаш прищурился, глядя на небо, целый рой блох этих летает.
А в чём дело тогда? На кой мы ей сдались?
Не согласился больше никто.
Даже за двенадцать миллионов?
Томаш не ответил. Насир выдохнул через ноздри искристый дым.
Слушай, сказал он, а вдруг там другое что, а не этот елдыш потерянный?
Что, например?
Насир пожал плечами.
Я пока проблем особых не вижу, сказал Томаш. Прилетим, улетим. Стыковаться это уже программа максимум. Мотаться на такое расстояние опасно, конечно, но нас вроде это раньше не останавливало.
Нас это раньше не останавливало, потому что раньше всего этого херзаца не было! Насир погрозил в небо трубкой. Да ты бы и раньше на такое не согласился, если бы мы здесь не застряли.
Ты чего от меня хочешь? застонал Томаш. Душераздирающих признаний? Да, не согласился бы. Но то было раньше. А сейчас мы здесь.
Вдалеке, у горизонта, поднимался в небо фиолетовый свет зарево громадного, тонущего в чаду города.
Короче, решай, сказал Томаш.
Они долго молчали. Насир курил мазин, и лицо его окутывал густой дым, который переливался ядовитыми цветами, как смог у горизонта.
Интересно, конечно, херзац его так! Потерянный на десять лет грузовоз, тайны, интриги и двенадцать лямов Прилетим и улетим, говоришь?
Ага.
Насир окинул взглядом опущенный трап корабля.
Старая однопалубная тарка, сохранившая местами следы оригинальной покраски бурые пятна плесени, выросшие на выщербленной броне выглядела так, словно прошла через метеоритный рой, причём неоднократно. Она вмещала экипаж из пяти человек, у которых даже после непродолжительного полёта имелся неплохой шанс возненавидеть друг друга из-за удушающей тесноты. В официальных реестрах корабль фигурировал под поэтичным названием «Вечный странник», но со временем получил более меткое прозвище «Припадок». Из-за неустранимых проблем в работе гравитационных катушек ускорение на нём превращалось в совершенно чудовищный аттракцион, после которого все кишки вылезали наружу.
Удобствами «Припадок» не блистал личные отсеки напоминали гробы, в кают-компанию едва влезала немногочисленная команда, а пользование санузлом представляло собой настолько сложный и многоступенчатый процесс, что сам Томаш, если приспичит, предпочитал сбегать в бар при космодроме. Доступ к грузовому трюму тоже не отличался удобством приходилось разбирать пол в узком, как кишка, коридоре, соединяющем отсеки.
Томаш, с детства мечтавший о собственном межпланетном корабле, расплачивался за «Припадок» почти десять лет. Заработка едва хватало на то, чтобы покрывать расходы, а когда дела должны были пойти на лад, Лития и Бакар вдруг решили, что им тесно под одним солнцем.
Как же я ненавижу эту консервную банку! Насир сплюнул себе под ноги.
Я знаю, сказал Томаш. Я тоже.
«Припадок» уже третий месяц стоял на запасной полосе космодрома, оплетённый посадочными мурингами, как щупальцами с отозванной сигнатурой и без права на взлёт. Из посредственного межпланетного корабля тарка превратилась в отвратительное жилище. Больше всех страдал Насир, который сгибался в три погибели, как горбун, чтобы ненароком не задеть головой какую-нибудь перегородку (случалось неоднократно). При этом плата за стоянку с неуёмным аппетитом пожирала и без того скромные сбережения Томаша.