Наверное едут.
Позвоните еще раз!
Другой, еще более нервный женский голос чуть ли не кричал:
Почему до сих пор нет директора? Как стены красить, так она сразу тут как тут, родители помогите! А чуть дело запахло
Ничего не запахло! Я уверен, все хорошо, не нагнетайте!
Вы мне рот не затыкайте!
Я вообще на вас не смотрю!
Белов затушил сигарету в мусорном ведре и вошел внутрь.
Когда он оказался в холле, как-то сразу наступила тишина, будто бы все эти взрослые люди, стоящие небольшими группами вдоль стен, моментально поняли, кто он такой и зачем явился, хотя на вид его вряд ли можно было отличить от самих родителей.
«Только бы комитетчик успел все сделать, подумал он, стараясь унять биение сердца. Да и курить надо бросать»
Здравствуйте, товарищи родители, сказал Белов чуть хрипловатым голосом. Он выпрямился, обвел взглядом просторный холл, наткнулся на стенгазету со звездой, которую рассматривал толстяк в коротком смешном пальто и повернулся в сторону приемной. Оттуда, как по команде начали выходить люди, еще в кабинете они что-то говорили, но увидев мужчину с военной выправкой, стоявшего посреди холла, сразу замолкали. Их раздраженные и тревожные лица застывали, вытягивались и становились похожи на восковые маски. Он дождался, пока движение прекратится и встревоженные голоса утихнут и вновь заговорил: Прошу минуту внимания. У меня для вас есть важное сообщение, касающееся школьников, участвующих в Зарнице.
Глава 14
1941 год
Шаров брел вперед словно во сне. Он с трудом пересек Большую Черкизовскую поток людей, уходящих на восток, казался бесконечным. Людское море колыхалось, волновалось, вздрагивало и угрюмо двигалось вперед. Периодически от него откалывались одиночки или группы людей, останавливались в изнеможении у обочины, садились прямо на землю или на свою поклажу, огромные тюки и перевязанные коробки, тюки и сумки, если они были, и пустыми взглядами провожали толпу, рядом с которой то и дело проносились навьюченные словно верблюды автомобили. Толпа шумно вздыхала, слышались гневные возгласы, иной раз чья-то палка дотягивалась до железного корпуса, но автомобиль, натужно пыхтя выхлопной трубой, проскакивал мимо, а вслед ему неслись усталые проклятья.
Шаров наступил кому-то на ногу, потом наступили ему, толкнули и он оказался на другой стороне. Городом тут и не пахло, друг к другу теснились темные, вросшие в землю лачуги местность стала чужой и неузнаваемой, хотя он очень старался уловить в окружающем пространстве знакомые очертания.
«Первомайская, 9», вспомнил он адрес, который назвал ему тренер, и тут же понял, что идет в другую сторону. Нужно было вернуться назад и вместе с толпой дойти до Щелковского шоссе, потом свернуть направо и там уже искать.
Шаров с трудом заставил себя развернуться. На него вдруг разом навалились усталость, чувство голода и какая-то обреченность, а все происходящее стало казаться жутким сном накануне важного забега такое с ним случилось и раньше, он редко запоминал эти сны, поутру испытывая лишь чувство огромного облегчения, что все оказалось миражом.
Вот и теперь, разглядывая с расстояния пятидесяти метров реку угрюмых людей, он потянулся к бедру, с силой ущипнул себя, потом еще и еще раз замёрзшая нога почти не ощущала боли, и он чуть было не обрадовался, что это все-таки сон, и с силой прикусил язык чтобы уж наверняка.
Резкая боль пронзила мозг, на глаза навернулись слезы. Он согнулся в три погибели, голова сильно закружилась. Новые кроссовки «Адидас» стали грязно-черного цвета и теперь вряд ли здесь кого-то могли удивить.
Дядя, с тобой все нормально? кто-то осторожно тронул его за руку.
Шаров с трудом разогнулся. Рядом стоял мальчик лет десяти, чуть младше его школьников. Он был одет в драное пальтишко и чумазую, сползшую набекрень шапку. Лицо перепачкано сажей и только ясные голубые глаза смотрели с любопытством и настороженностью.
Да хрипло сказал Шаров. Почти мне бы попить пересохший язык еле ворочался. В голове плыл ядовитый туман. Он понял, что с трудом соображает.
Мальчик обернулся на толпу.
Вы с ними что ли идете? Убегаете?
Шаров покачал головой.
Нет, я со стадиона
Сталина? удивился паренек.
Ага.
А что вы там делали? Там же никого нет Ой опомнился он. Сейчас принесу воды
Парень стремглав юркнул за невысокий забор, обогнул покосившийся домишко и пропал в сухих зарослях.
Шаров подумал, что тот просто сбежал, но минуты через три он услышал чавканье грязи и мальчик появился вновь. В руках он держал алюминиевый бидон.
Вот только понемногу очень холодная, из колодца. Мамку будить на стал, она только что со смены пришла, виновато сказал он. Патроны делает для советской армии. Я бы тоже делал, но меня не берут. Сказали, что еще мелкий.
Шаров сделал длинный глоток. Вода была обжигающе холодной. У него свело скулы, а в затылке запульсировали вспышки боли.
Ничего еще успеешь
Да когда я успею война на днях закончится пожал плечами мальчик. Слышите, как наши зенитчики их бьют! он обернулся и показал на далекие вспышки, мерцающие где-то на линии горизонта.
Шаров покачал головой.
А ну да бьют но все равно, не спеши.
А что вы на стадионе делали?
Шаров подумал, что врать в его положении бессмысленно, к тому же мальчик явно не представлял никакой угрозы.
Тренировался.
Брови парнишки взлетели.
Правда, что ли? Вы спортсмен?
Шаров кивнул.
Да, легкая атлетика. Я бегаю на средние дистанции. Пять, десять тысяч метров.
Мальчик восхищенно уставился на него.
А как ваша фамилия? Я друзьям расскажу что встретил
Андрей Андрей Емельянов Шаров слегка смутился, назвав эту фамилию, но опробовав ее «на язык», подумал, что звучит, в общем-то вполне неплохо.
Андрей Емельянов завороженно произнес его фамилию собеседник. Я кажется слышал про вас по радио! Там рассказывали про знаменитых бегунов из СССР! Не может быть, это правда вы?! глаза мальчика лихорадочно блестели.
Да, сказал Шаров. Это правда я.
Он вдруг почувствовал, что говорит правду, не лжет. Он на самом деле был этим человеком, которого совсем не знал Андреем Емельяновым.
А вы не могли бы мне расписаться Я быстро мигом! забыв про бидон, мальчик исчез так быстро, что Шаров не успел и слова сказать.
Застыв возле скромного одноэтажного домишки, он подумал, что, возможно, оставляя следы, зря так поступает, но в конце концов он должен был отплатить этому пареньку за добро.
Тот явился еще быстрее, чем в прошлый раз. В руках у него была ученическая тетрадь с синей обложкой и карандаш.
Вот! запыхавшись, выпалил мальчик. Напишите прямо тут, на первой странице!
Шаров смутился. Он не раз давал автографы, но в таких условиях никогда. Он не знал, что писать.
Как тебя зовут? медленно спросил он мальчика.
Тот оглянулся на свой дом и подойдя поближе, сказал так, словно боялся, что его услышат, хотя рокот толпы заглушал все звуки.
Николай. Степанович по батюшке. А фамилия моя Пермяков. Мама моя до войны на почте работала, я помогал ей письма разносить, а сейчас она на заводе патроны делает я вам говорил уже. А я почту разношу. Больше некому. Все ушли на фронт. Так что если хотите кому-нибудь отправить письмо я могу он замолчал, глядя большими глазами на Шарова.
Отправить письмо автоматически повторил Шаров В голове у него что-то шевельнулось, что-то далекое, смутно-знакомое, но до того расплывчатое, что он не успел ухватить этот образ.
Он внимательно посмотрел на мальчика, потом открыл тетрадку и на первой странице написал:
«Дорогому Николаю от Андрея Емельянова с наилучшими пожеланиями. Учись хорошо, занимайся спортом и береги родителей». Подумав, дописал чуть ниже: «Бей фашистскую гадину. 15.10.1941». И ниже поставил размашистую подпись.