Нужно охладить тебе кожу. Тебе нужно попить и помыться. Так мне было проще сделать все сразу.
Мне не нужно мыться.
Но ей и правда нужно было облегчиться. Она больше не могла терпеть, но, хотя вода унесла бы все с собой, она не могла решиться на столь интимное дело у него прямо под носом.
Отойди, велела она. Я не все могу делать при тебе.
Но я тебя не вижу, напомнил он.
Зато хорошо чувствуешь запахи, буркнула она.
Он удивленно вскинул брови и сморщил нос. Она вдруг сообразила, чтó он мог подумать, но было уже слишком поздно.
Я не о том, сказала она. Мне просто нужно избавиться от излишков воды.
Он осторожно усадил ее в ручье, выпрямился и нерешительно выпустил ее из рук. Она покачнулась и ударилась головой о его колено. Он чуть подождал, словно не доверяя ручью или ей самой, но она хлопнула его по ноге.
Иди.
Тебе явно гораздо лучше, заметил он и наконец сделал то, о чем она просила, двинулся вниз по течению в поисках ужина.
Пока она собиралась с силами, чтобы не просто сидеть в ручье, но делать еще хоть что‐то, он уже успел поймать двух блестящих, серебристых рыбок.
На камне у твоей головы моя фляга. И мыло, если тебе оно нужно! крикнул он ей спустя несколько минут.
Она пробормотала себе под нос что‐то насчет того, как он «слушает и никуда не уходит», но все же воспользовалась и тем и другим.
Неужели у всех девочек такой скверный характер? крикнул он, не услышав ее ответа.
Неужели у всех слепцов такой острый нюх? завопила она.
Я не знаю других слепцов. Но ничего не могу поделать с тем, что слышу и чую запахи острее, чем другие люди.
Ха. Но пахнет от тебя не лучше, чем от других. Она соврала.
Пахло от него очень приятно. Медом, и торфом, и корой хвойных деревьев, что росли у его пещеры. От него пахло чистотой. Ей казалось странным, что человек может быть таким чистым. Это было почти так же странно, как и его имя. От ее братьев пахло совсем не приятно. Всегда. Мать вечно уговаривала их вымыться, но они никогда толком не справлялись с этой задачей. От этой мысли ей стало больно.
У тебя изменилось дыхание. Все в порядке? спросил он.
Ты слышишь, как я дышу? охнула она.
Да тебе все еще нехорошо?
Я ведь сказала, Хёд, что мне нужно побыть одной, прошептала она, но он и это услышал.
И мгновенно оказался рядом. Он опустился возле нее на колени, прижал ладони к ее щекам, проверяя, не спал ли жар.
Я в порядке, сказала она. Я хорошо себя чувствую.
Жара нет, согласился он. Ты закончила?
Что разве ты сам не знаешь? бросила она.
Только ты сама это знаешь, мягко отвечал он. Я не слышу твоих мыслей. Но хотел бы.
Я извела все мыло, а твоя фляга пуста, сказала она, стараясь не выдавать свое раздражение.
Душа у нее болела, но в придачу к этому по телу разливался ужас. Она больше не чувствовала усталости. Больше не могла спать дни напролет, а значит, ничто теперь не могло отвлечь ее от горькой правды. Она потерялась. Осталась одна. И ей совершенно некуда было идти.
Ходить можешь? спросил он, как в тот первый раз, на пляже.
Да. Но она даже не попыталась встать. Хёд?
Что?
Я не хотела просыпаться. Я хотела бы снова заснуть.
Знаю но птенцу нужно вылететь из гнезда.
Зачем? выдохнула она.
Чтобы есть. Жить. Учиться.
Я не хочу жить. Ты сказал, что использовал руну, чтобы меня разбудить. Можешь использовать руну, чтобы навсегда меня усыпить?
С минуту он молчал.
Я не должен был этого делать, признался он. Его голос звучал опасливо.
Чего именно?
Не должен был говорить тебе про руну. Я не привык следить за словами. Обычно меня никто, кроме Арвина, не слышит а он требует, чтобы я говорил ему все. Чтобы учился управлять своими словами.
Управлять своими словами?
Да. И рунами. Он поморщился. Ну вот опять.
Где Арвин? Кажется, она уже спрашивала об этом.
Он вернется. Я буду тебе признателен, если ты не скажешь ему про руны.
А что мне можно ему говорить? Я ничего в таких вещах не смыслю. И потом, ты мне не ответил. Ты можешь снова меня усыпить?
Я не хочу, чтобы ты спала, сказал он. Я хотел бы говорить с тобой. Хотел бы снова услышать, как ты поешь.
Я не хочу петь.
Идем Когда ты обсохнешь и поешь, тебе станет лучше.
Он протянул ей руку. Она взялась за нее, и он помог ей подняться. Пока она отжимала юбки, он ждал, склонив голову набок, прислушиваясь к ней. А потом повернулся, и она пошла вслед за ним.
2 стороны
Хёд чистил рыбу так умело, словно делал это уже в тысячный раз. Она предложила помочь, но он велел ей сесть, объяснив, что ему проще, когда пространство вокруг него остается свободным.
Я знаю, что делаю но не вижу, что делаешь ты. Так что сиди спокойно и не попадайся мне под руку. Можешь говорить со мной. Я устал развлекаться лишь теми мыслями, что вечно крутятся у меня в голове.
Мне не нравится твое имя, выпалила она, изумив и его, и себя.
Меня назвали в честь бога.
Какого еще бога?
Хёда. И он рассмеялся.
Она поморщилась:
Не знаю я такого бога. Ты ведь шутишь? Братья всегда надо мной шутили. Рассказывали разные истории, уговаривали меня, пока я им не поверю, а потом хохотали.
Я не шучу. Арвин мне такого не позволяет хотя я пытался. Но у него характер почти такой же скверный, как у тебя. Голос Хёда звучал по‐доброму, на губах играла улыбка.
Теперь ты точно смеешься надо мной.
Нет. Просто пытаюсь смягчить горькую правду. Где твои братья? Где твоя семья? Ты говорила, что твоя мать умерла. Братья тоже умерли?
Они все умерли. Все заболели, один за другим.
А ты?
Я тоже заболела. Но поправилась. А они нет.
Ты до сих пор еще очень слаба.
Да. Я быстро устаю. И стала еще меньше, чем прежде.
Как ты оказалась в море?
Ей не хотелось говорить о море или о том, что случилось. Она помотала головой, но тут же вспомнила, что он ее не видит.
Расскажи мне про Хёда, попросила она.
Про меня или про бога?
Про обоих. Начни с бога. Я все равно не верю, что он существует.
Не знаю, есть ли он на самом деле но он точно существует, сказал Хёд.
Снова помотав головой, она почувствовала, как от его умения играть со словами у нее на губах расцветает улыбка.
Ты знаешь Одина? спросил он.
Знаю.
А Тора?
Знаю. Когда он бьет своим молотом, мы слышим гром.
Значит, ты знаешь и Локи.
О нем я тоже слышала. Но Хёда не знаю.
Хёд был сыном Одина. Но он как и я был слеп. Он замолчал, но она ждала продолжения, чувствуя, что ей нравится эта история, что она в нее верит.
У Хёда тоже было оружие? Как у Тора? спросила она.
Арвин говорит, что его истинным оружием было отсутствие зрения.
Как это?
Все его недооценивали. Не обращали на него внимания. Считали слабым и ранимым, но Арвин верит, что наши силы и слабости суть одно. Они две стороны одного меча.
Она ничего не поняла, но не стала спрашивать, и Хёд продолжал:
У Одина было много сыновей. Имя одного из них носит Сейлок, наша земля. Если хочешь, я расскажу тебе и о нем.
О нем я тоже не слыхала.
Кого‐то из них знают лучше, кого‐то хуже, а кого‐то и вовсе не знают. Кого‐то из них любят, а кого‐то ненавидят. Больше всех любили Бальдра. Его собственная мать любила его так сильно, что убедила все живое не причинять ему вреда. Единственным растением, с которого она забыла взять такую клятву, была омела. Даже норны взирали на Бальдра с любовью и предупреждали его, когда кто‐то думал ему навредить. Другой сын Одина, Локи, злился из‐за того, что Бальдра так сильно любили, а его просто терпели. Ему тоже хотелось любви, но вместо того, чтобы стараться заслужить любовь и уважение Одина, он целыми днями раздумывал, как уничтожить Бальдра. Локи подсылал к брату соблазнительниц, губы которых были обмазаны соком ягод омелы, и воинов с оружием, вырезанным из ее ветвей. Но его козни не имели успеха, ведь Бальдр заранее знал о намерениях его посланников. Тогда Локи отправился к самим норнам, жившим среди корней дерева жизни, Иггдрасиля, но те стали над ним смеяться. «Ты не можешь убить его, Локи», хохотали они.